Иоанн III Великий. Ч.1 и Ч.2 - Людмила Ивановна Гордеева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Насильно тебя никто не женил, супругой своей ты доволен, живёте хорошо. Что ещё тебе надо? И Феодосию оставь в покое. Только девка успокаиваться начала, здоровьем поправилась, повеселела. Ты что, вновь её растревожить хочешь? И не вздумай разыскивать её, я тебе запрещаю. Ну, найдёшь ты её, напугаешь, уедет она в Рязань или ещё куда, тебе от этого легче будет? А я, может быть, после пострига вместе с ней жить стану. Дочери мои разлетелись, вас, сыновей, я тоже редко вижу, пусть хоть она рядом со мной останется в утешение!
Иоанн знал, что в Москве и её окрестностях есть лишь несколько женских монастырей, и при большом желании найти Феодосию ему будет несложно. Но, поразмыслив, он согласился с матерью, что делать этого не стоит. Разошлись их пути-дорожки в разные стороны. Разошлись навеки...
Хоть и осерчал он на матушку за её скрытность и нравоучение, но передал-таки ей в управление купленную им у князей ростовских их половину города. Передал с условием, о котором они договаривались прежде: в завещании Мария Ярославна запишет, что Ростов, который она должна была по наказу мужа передать покойному сыну Юрию, достанется великому князю или его наследнику. Иоанн убедил мать, что это важно не только для него, но и для всей страны. Так что Ростов Великий он уже считал своим. Ещё один кирпичик прочно ложился в здание нового Русского государства.
А силы и прочность становились всё нужнее. От всех границ доносились тревожные вести. Ещё в марте отправил он в Крым своего посла Андрея Старкова с новым вариантом «Докончального ярлыка» — договора о мире и сотрудничестве. Второй год никак не могли Иоанн с Менгли-Гиреем прийти к единому мнению, кого считать общими врагами. Менгли не спешил вписать в грамоту Казимира. Иоанн в таком случае не желал назвать своим врагом хана Ахмата. Теперь Старков должен был твёрдо объявить хану, что не может быть в грамоте одного имени без другого.
Имел Старков и другое, деликатное, поручение. Беклемишев привёз осенью от тамошнего князя Исайки-генуэзца, православной греческой веры, предложение: выдать свою дочь за сына великого князя Ивана Молодого. И хотя сыну исполнилось лишь семнадцать и нужды спешить с его женитьбой не было, просто так отмахнуться от предложения было неловко. Потому государь приказал на всякий случай узнать через общего их друга купца Хозю Кокоса, что представляет собой невеста, какое приданое обещает сей властитель за своей дочерью.
И только, казалось бы, начал налаживаться столь важный для Иоанна и для Руси диалог с Крымом, с его властителями, наметилось заключение союзов, как в начале лета примчался, а точнее, прибежал оттуда его посол Старков, сообщив, что в Крыму — очередной переворот. Брат Менгли-Гирея Айдар, собрав толпу своих единомышленников, при поддержке Ахмат-хана согнал Менгли с престола и вынудил скрыться в Кафу к генуэзцам. Пострадали многие русские гости-купцы, посольские люди, которые были ограблены, многие захвачены в плен. Сам Старков едва ноги унёс. Вскоре выкупленные у татар родичами несчастные русичи, вернувшиеся из Крыма, сообщили, что Менгли-Гирей был взят в плен и заключён в темницу в городе Кафе. Но на неё напал турецкий флот, турки захватили Кафу, освободили опального хана и увезли его к себе в Турцию. Так лопнул столь важный для Иоанна союз, на который было положено немало сил и средств.
Не лучше обстояли и дела с ханом Большой Орды Ахматом. Пока что сохранялся хрупкий мир с ним, сновали туда-сюда послы и купцы, но русичи всё чаще доносили о спесивости и заносчивости хана, который требовал всё больше и больше подарков, всё чаще вспоминал о дани и настаивал на возобновлении её выплаты, естественно, без конца угрожал. И хоть денег на подарки Иоанн не жалел, лишь бы только не спровоцировать нового нападения татар, не допустить разорения земли Русской, но чувствовал, что укрепившийся на престоле после длительного безвластия и раздора в Орде хан Ахмат просто так не отступит. Послы рассказывали, что обеднели татары и поободрались, что голодают и воюют меж собой, но все вместе мечтают о восстановлении своего былого могущества.
Продолжала беспокоить и Литва. То и дело на границе с ней вспыхивали стычки: маленькие войны за землю и влияние. Регулярно приходили тревожные вести из Новгорода, где опять рождались мысли о былой вольности, крепла партия сторонников Казимира Литовского. Надо было напомнить новгородцам об их обещаниях, приструнить, а значит, собирать новый поход. Ну а со стороны Казани давно уж надёжного мира не было, от неё можно было ждать пакости в любой момент. Словом, куда ни кинь, всюду клин, со всех границ государства нависала опасность.
Тем временем, к середине лета, объездив старейшие русские города, вернулся в Москву Аристотель. При первой же встрече с Иоанном он с восхищением отозвался о мастерстве старых русских строителей:
— Прекрасная работа, великое искусство.
Как когда-то и Софью, его особенно потрясли владимирские храмы Успения Богоматери и Дмитровский.
— Сможешь поставить храм ещё лучше, крупнее и красивее, чем Успенский владимирский? — поинтересовался Иоанн.
— Не верил бы, так не брался, — уверенно ответил зодчий.
И закипела работа. К началу холодов уже заложили фундамент.
Глава XI
ПОХОД С МИРОМ
...вольность спасается не серебром, а готовностью
умереть за неё. кто откупается, тот признает своё
бессилие и манит к себе властелина.
И. М Карамзин,
История государства Российского
Конец лета и начало осени 1475 года выдались в Москве жаркими и сухими. Жаркими не только по погоде, но и по напряжению политической жизни. В очередной раз из Новгорода прибыли послы с плохими вестями. Там разворачивалось настоящее сражение между сторонниками Москвы и её противниками. Степенный посадник Василий Ананьев с вооружёнными сподвижниками напал на державших сторону Иоанна жителей улиц Славковой и Никитиной, пограбил их дома, побил людей, иных так и до смерти. Староста Фёдоровской улицы Панфил с отрядом приятелей разгромил дома братьев Полинарьиных, не пощадили никого, даже дворовых. Среди разбойников находились и участники Шелоньской
