Утоли моя печали - Сергей Алексеев

– Это не секреты… Я его попросила остаться там.

– Разве этого Женю можно о чем-то попросить^

– Да, он очень добрый. Здесь все парни очень добрые.

– Наверное, все пионеры, – заключил Ярослав. – Тимуровская команда… Зачем же оставила? Не хотела, чтобы видел нашу встречу?

Вместо ответа она сняла с подноса пустую тарелку из-под салата и поставила первое.

– Странная ты женщина… Я пожил среди бунтующих и непокорных и отвык, что ли… Для тебя работа у господина дороже, чем честь и свобода?

– Нет, не дороже… Только я» не люблю красивых слов и не верю им.

– Так в чем же дело?

– В том, что я не работаю, а служу.

– Да, разница в этом есть, – согласился он. – Наверное, хорошо служить богатому и сильному? Нет, даже всемогущему! Пусть кухаркой, но в маленьком независимом государстве. В Гнезде князя Закомарного!

– Я служу не ему! И не нужно этой агитации… – вдруг обиделась Анжелика, и в голосе зазвенел протест, как разбитая тарелка.

– Кому же, если не секрет?

– В Скит улетел вертолет, – сообщила она, снова увернувшись от ответа.

Пища не полезла в горло…

– Что ты еще знаешь? Где сейчас женщины?

– Ничего больше не знаю… Только про вертолет.

– Ладно, так и быть. Напильника не надо. Выполни одну мою просьбу, найди способ, передай им, что я не сгорел в машине и сижу в подвале.

– Этого я сделать не могу, – твердо сказала Анжелика.

– Почему? Хотя бы из женской солидарности?

– Потому что не работаю, а служу!

– Тогда передай своему господину, мне нужно срочно с ним поговорить.

– Пожалуйста, это можно…

– А где сейчас… Юлия, тебе нельзя говорить?

Кухарка молча стала укладывать судки в корзину, выразительно брякая крышками. Вино оставила – похоже, разволновалась и забыла инструктаж: отбив дно, из бутылки можно было сделать оружие…

Просьбу она выполнила, через четверть часа в подвал спустились двое в борцовских маечках и, поддерживая хромающего Ярослава, повели наверх.

В просторной ванной комнате его уложили на кушетку и несомненно профессиональный врач вначале осмотрел ногу, сам вымыл ее и наложил тугую повязку. Затем принялся обрабатывать ссадины на спине и коленях, просил только потерпеть, а так молча, хладнокровно, как мастер, привыкший к своему ремеслу. И не успел закончить, как в комнату стремительно вошел Закомарный, бросился к кушетке.

– Ярослав?.. Ну что, жив остался? Да ты, брат, в рубашке родился!

Слово «брат» укололо слух и застряло в сознании. Будто ничего не случилось!

– Что с ногой? – спросил врача, выказывая беспокойство.

– Ничего страшного, – доложил тот. – Растяжение связок, ушибы и ссадины. Сейчас смочу все живой водой и завтра как рукой снимет.

– На него живая вода не действует, – уверенно заявил Овидий Сергеевич.

– Почему же? Если на всех…

– Да он привык к ней! Купается сорок раз на дню. Потому и живучий…

– Это точно! От таких ударов легкие отрываются и печень вдребезги. А ему хоть бы что, даже ребра целые.

Они вели этот диалог так, словно два эскулапа над операционным столом, где лежит бесчувственный труп.

– Ну, говори, зачем звал? – Закомарный сел на край ванны. – Хочешь сделать признание?

– Хочу спросить, кто ты, Овидий? – спросил Ярослав, глядя ему в глаза. Банкир, предводитель шайки бандитов, содержатель воровской малины, вор в законе? Или сразу все в одном лице?

– Ого, сколько эпитетов сразу! – засмеялся Закомарный. – Здорово накалили тебя мои ребята!

Доктор тем временем смачивал водой засохшие ссадины на спине и коленях. Ярослав оттолкнул его руку и стал одеваться.

– Только не валяй дурака. Все обвинения в свой адрес я уже слышал. Угрозы тоже – заточить в подвалах на всю жизнь, замуровать. Чем помешал? Какие ваши тайны узнал, чтобы выкуривать меня из заповедника?

– Скоро все узнаешь, – пообещал Закомарный. – На этот счет разговор будет особый.

– Мне не нужно скоро! Не собираюсь сидеть в ваших подземельях. Говорите сейчас!

Закомарный ответить не успел: кто-то заглянул в ванную и знаком выманил в коридор. Пока его не было,

Ярослав оделся в «тюремное» и неожиданно увидел на столе скальпель. Мысль, как уйти из Дворянского Гнезда, созрела мгновенно; она витала в воздухе или была кем-то подсказана. Брать в заложники врача – шансов выбраться отсюда мало, могут принести его в жертву, а вот вернется Овидий Сергеевич…

Ярослав дождался, когда доктор отойдет мыть руки к раковине, взял скальпель и сунул в левый рукав. И это, в общем-то, не очень надежное оружие сразу вселило уверенность. Будто он сам себе задал вопрос: сможешь ли, хватит решимости? – и сам себе ответил: смогу!

И опять, как из воздуха, выстроилась цепочка действий: скальпель к горлу или сонной артерии, разоружить охрану, захватить автомат, потребовать микроавтобус, куда ввести всех женщин, после чего усадить Закомарного и поставить условие – никакого преследования в пределах видимости.

Это было сознание пилота, когда в экстремальных условиях надо решить вопрос жизни и смерти и найти единственно верный выход. Но там вся энергия разума была направлена на то, как избежать столкновения – с ведущим или ведомым на вираже, с трубой или высоковольтной опорой, наконец, с землей.

Здесь же требовалось столкновение…

Вместо Закомарного в ванную явился охранник в черной борцовке, с блестящими, клацающими нунча-ками.

– Иди вперед, – приказал он. – Прямо по коридору и на лестницу.

Ярослав пошел, слушая за спиной музыку, похожую на кастаньеты. А они отбивали каждый шаг, каждую ступень, пока на третьем этаже не последовала команда встать лицом к стене. Он встал, краем глаза увидев, как охранник открыл дверь и что-то спросил. Похоже, здесь были апартаменты Закомарного. Ярослав нащупал скальпель в рукаве и высунул из-под резинки кончик рукоятки. Брать его следовало немедленно, как только этот музыкант окажется на таком расстоянии, откуда не достанет нунчаками.

Их не впускали минуты три, и сопровождающий, верно имеющий абсолютный слух, отщелкивал время, будто метроном. После чего дверь отворилась, и сразу же остановилась музыка…

– Милости прошу, господа, – сказал Закомарный с незнакомой, благородной интонацией. – Время аудиенции – три минуты.

И пошел вперед, с ловкостью швейцара отворяя высокие двухстворчатые двери. За последними оказалась светлая – окна на две стороны – и пустая комната со старинными книжными шкафами, сквозь темные стекла которых золотились корешки книг, двухтумбовый ампирный стол с письменными принадлежностями и глобусом, да кресло в таком же стиле. В общем, типичный кабинет какого-нибудь директора гимназии прошлого века или ученого средней руки. Вероятно, вся обстановка осталась тут от князей Захарьиных.