Утоли моя печали - Сергей Алексеев

Закомарный остановился на середине подвытертого ковра перед столом, так что Ярослав был в удобной позиции – у него за спиной, а музыкант с нунчаками замер у входа и больше не играл.

Или сейчас, или никогда…

Ярослав сцепил руки впереди и стал медленно доставать из рукава скальпель.

– Руки по швам, – шепотом скомандовал Овидий Сергеевич, не оборачиваясь, будто видел затылком.

– Мне так удобно, – тоже прошептал Ярослав.

– Когда стоишь перед престолоблюстителем, руки следует держать по швам! внушительно произнес Закомарный. – Отвечать только на вопросы и не болтать лишнего.

Справа за шкафами открылась узкая дверь, и в комнату вошел человек лет пятидесяти, в теплом суконном пиджаке – явно болезненный, словно только что встал с постели. Ярослав не узнал его, хотя видел дважды: первый раз в Скиту на берегу озера, второй – на фотографии, которую показывал Скворчевский.

– Ярослав Михайлович Пелевин, – представил Закомарный и, отступив на шаг, смотрел с выжидательным подобострастием.

Дядя Юлии приблизился к Ярославу, открыто посмотрел в лицо – на лбу его посверкивал пот, наверняка была температура.,.

Тогда, в Скиту, он показался выше и шире в плечах, да и на фотографии выглядел здоровее.

– Оставьте нас, – проговорил он тусклым, болезненным голосом.

Овидий Сергеевич развернулся, как солдат, и пошагал в двери. На сей раз «музыкант» растворил и затворил их с обратной стороны. И тут же донесся мягкий, костяной щелчок «метронома»…

– Мы с вами встречались. – Престолоблюститель сел в кресло и, достав носовой платок, вытер лоб. – Меня зовут Алексей Владимирович, я дядя Елены.

– Помню, – вымолвил Ярослав и спрятал в рукав выползающий скальпель. – Вы приезжали в Скит…

Он посидел, откинув голову на спинку кресла, выдвинул ящик стола и вынул оттуда пакет с маечкой Юлии. Медленно достал ее, развернул и положил перед собой.

«Метроном» постукивал за дверью, напоминая о времени…

– Почему эта вещица оказалась в вашем кармане? – спросил наконец Алексей Владимирович.

– Носил ее как память, как талисман.

– Каким образом вы встретились с Еленой? – Голос его вдруг очистился от болезненной хрипоты и сделался жестким.

– В общежитии института, – признался Ярослав. – На «лестнице любви».

– Что за бред?

– Явилась как призрак. Сказала, чтобы я ждал ее, что она придет сама. И несколько лет спустя пришла в Скит.

Дядя не поверил и лишь усмехнулся.

– Это ваши фантазии, молодой человек… И плохо для вас, если за ними стоит злой умысел.

– А как бы я иначе написал ее… портреты? Без натуры? Ведь были похожи! Скажете, нет?

Престолоблюститель потрепал маечку, свернул ее и спрятал в стол. Нунчаки отбивали последнюю минуту.

– Вы попали в трудное положение. Я готов поверить… в грезы юного ума. Он сделал паузу и взглянул на Ярослава. – Но вынужден вас изолировать, потому что несете смертельную опасность для Елены.

– Не понимаю. В чем эта опасность?

– Что не понимаете? Отчего Ястреб залетал над Дворянским Гнездом? Отчего пытался завербовать вас в осведомители?

– Догадываюсь. Он показывал вашу фотографию, он вас ищет.

Алексей Владимирович помедлил, испытывая терпение собеседника, под последние удары «метронома» встал с кресла и заговорил ослабевшим голосом:

– Нет, не над моей головой он кружит… Над Еленой – единственной наследницей русского престола. Над Маткой, вскормленной, чтобы сеять…

4

За первых два года заключения в подвалах Дворянского Гнезда Ярослав привык ко всему, в том числе и к допросам, время от времени производимым то доверенным, то самим Овидием Сергеевичем. Разумеется, все это называлось беседами, которые непременно заканчивались увещеваниями, что все образуется в его судьбе, обязательно будет найден выход из положения, ну разве придется изменить фамилию, немного внешность и уехать, например, в одну из бывших союзных республик.

Он и с этим смирился, только никак не мог привыкнуть к мысли, что такого никогда не будет: ничто ему не станут менять и куда-то отвозить. Потому, что воочию видел пре-столоблюстителя и что Скворчевский его из-под земли достанет, если узнает, что не сгорел в машине и жив.

А главная причина – он сам со своими юными грезами и наследница русского престола Елена, приходившая к нему в Скит. Он не по своей воле влез в какие-то тайны, о них не подозревая, и, вероятно, спутал какие-то планы, создал опасную обстановку вокруг Гнезда. От него не скрывали некоторых тайных планов, и это было плохим знаком.

К концу второго года отсидки Закомарный наконец признался, что существует официальный наследник из рода Романовых, он сейчас учится и живет в России, имеет поддержку существующей власти, но у него нет законных прав на престол из-за морганатических браков его предков. И есть Елена – прямая наследница по тщательно сберегаемой царской крови двух русских династий, которые в ней соединились, воспитанная определенным образом, подготовленная для государственного правления по новой, никому пока неведомой программе. Эта программа определит состояние власти в России на все третье тысячелетие. Елена должна была стать родоначальницей третьей династии – престол наследуется исключительно по женской линии, от матери к дочери, – ибо наступает эра Материнского Начала – проще говоря, матриархата.

«Реставраторы» были разменной монетой в руках российской партии власти, своеобразной ширмой, если вдруг придется в очередной раз сменить одежку никто бы не посмел крикнуть, что король голый. Поэтому они никогда не вступали в прямую вражду с идеологами третьей династии, мало того, в определенные периоды безуспешно искали тайные контакты с ними, ибо чувствовали, что этому направлению принадлежит будущее. Иное дело, сама партия власти, стремящаяся любыми способами оттянуть естественную гибель своей патриархальной природы, которая уже ничего, кроме затасканной масонами идеи мирового правительства, жажды золотого тельца и супертехнологий, не могла предложить миру. Война третьей династии была объявлена давно, с первых выстрелов, произведенных в подвале Ипатьевского дома по дочерям последнего государя из рода Романовых. И не прекращалась ни на день последние восемьдесят лет, становясь особенно жестокой к началу третьего тысячелетия эры Материнского Начала.

И эта жестокость заставляла обитателей Дворянского Гнезда – тайного убежища Елены – поступать жестко со всяким, кто нес хоть малейшую угрозу наследнице. Ярослав угодил между молотом и наковальней. Заточение его, по сути, оказывалось бессрочным, и все называемые Закомарным даты казались не реальными, как, впрочем, и момент, когда Елена займет русский престол. Новая эра могла начаться далеко не сразу после двухтысячного года, и если учесть минимальный люфт в двадцать-тридцать лет, то можно считать свое заключение пожизненным.