Виновны в защите Родины, или Русский - Тимофей Круглов

Сегодня азбучных истин о том, что существуют разные народы, и у каждого своя судьба и предназначение, свои интересы — многие снова боятся… Но тогда, в начале января 91 года, Валерий Алексеевич и Алла, Регина и Людмила, завернувший к ним на огонек Толя Мурашов, да и все их товарищи — прекрасно понимали — будущее русских в Прибалтике и вообще на свете будет гораздо хуже, чем в Советском Союзе. Они понимали и то, что в СССР русским тоже не было сладко, что русские были «старшим братом», подчиненным, алчности младших национальных и вненациональных элит — тех, кого Дмитрий Галковский метко назовет «советскими метисами». Понимали они все. Хотя были простыми людьми — молодыми инженерами, учителями, офицерами. Просто, в 1990-м году, оставшемся совсем недавно за их плечами — все уже было сделано для того, чтобы изменения стали необратимы.

Были «выбраны», как — это теперь все знают — националистические верховные советы союзных республик, принявшие декларации о независимости. В МВД, органах юстиции и прокуратуры царило, в лучшем случае, двоевластие. Были парализованы союзные органы госбезопасности и армия. СССР был наводнен тысячами иностранных специалистов, советников, просто банальных шпионов и кризисных управляющих. Множество тщательно отобранных предателей из числа советских граждан уже прошли свое обучение и проверку на лояльность Западу непосредственно в США, Великобритании, Германии, Франции, Канаде… Средства массовой информации огромной страны были практически полностью переданы в распоряжение антигосударственных сил. Все уже было сделано! Все уже было предрешено. И сопротивляться в этих условиях было самоубийством.

И это тоже понимали молодые люди, собравшиеся в уютной квартирке нового рижского микрорайона Золитуде впервые в своей жизни отпраздновать наступление Рождества Христова по православному календарю. Они, к сожалению, тогда понятия не имели ни о сущности праздника, ни, скажем, о Символе веры. Они просто душою чувствовали, что этот праздник — один из последних, которые теперь останутся у них — русских людей — на этом свете.

В «Единстве» — в «красном», «просоветском» интерфронтовском «Единстве» в 91-м году впервые появилось на первой полосе поздравление лидера Интерфронта Анатолия Алексеева со светлым Христовым Рождеством, обращенное ко всем сторонникам Движения. Это было неожиданно, особенно для многих коммунистов, массово входивших в Интерфронт. Да и вообще для многих, но не для Иванова и Регины, знавших о вере своего старшего товарища. И усевшись за стол после появления на небе «первой звезды» Ивановы, Мурашов и Людмила с Региной — все они впервые в жизни поздравили друг друга с Рождеством Христовым и, видит Бог, была на то Его воля.

«Велик был год и страшен год по Рождестве Христовом 1918, от начала же революции второй. Был он обилен летом солнцем, а а зимою снегом, и особенно высоко в небе стояли две звезды: звезда пастушеская — вечерняя Венера и красный, дрожащий Марс.

Но дни и в мирные и в кровавые годы летят как стрела, и молодые Турбины не заметили, как в крепком морозе наступил белый, мохнатый декабрь. О, елочный дед наш, сверкающий снегом и счастьем!..» — Толя Мурашов захлопнул томик Булгакова, попавшийся ему на книжной полке Людмилы и подошел к накрытому столу. Разлил в тишине шампанского.

— Ну! Были мы красной гвардией, станем, чувствую — белой!

— И бить нас будут и слева, и справа! — поднялся с фужером в руке Иванов. — Белые, пока не покраснеем, красные — пока не побелеем! Демократия — мать порядка!

— Так что, какая, собственно, разница? — поддержал Толян.

— Наше дело правое, наша вера — православная! — неожиданно соединила столь разные истоки Регина.

Зазвенел тонко хрусталь, как сталь шашек о сталь.

«Переправа — переправа, берег левый, берег правый.». В кипящей от взрывов воде посередине черной стремнины — коней менять — это верная гибель. Фразы, образы, символы, строчки сливались в сознании в неразрывное целое, которому противостояло все вокруг. И правому, и левому, и белому, и красному. И Российской империи, и Советскому Союзу. Всей истории нашей. И вере Православной, и власти Советской — всему нашлись враги, а прежде всего — народу русскому.

Вот собрались друзья за столом, под елочкой, мигающей огнями, усыпанной «снежком» из ваты. Привычная еда: «оливье» да селедка «под шубой», картошечка отварная, да холодец. Огурчики соленые со своего огорода. «Советское шампанское», водка «Посольская».

Фамилия у Людмилы — татарская, с первого раза и не выговоришь. У Регины — польская.

Алла — из старообрядцев, осевших в Латгалии, в Режице — Резекне со времен незапамятных — Петровских еще. А Иванов — пермяк — солены уши по родителям, да родиться только угодило под белым солнцем пустыни. Толя из Тулы. Но собрались вокруг Рождества Христова Православного все они вместе. И попробуй скажи кому из них, дескать, ты — татарка, ты — полька, а ты вот русский — от них в отличие. Ты православный, ты мусульманка, а ты католичка. Попробуйте, посмотрим, что будет! Но не россиянами безличными согласны зваться все они, а русскими. Там уж, внутри, между собой — русскими, разберемся — где татары ночевали, где поляки прошлись, где коми-пермяки затесались, а где старообрядцы латгальские, перемешавшись с латышами, в корнях у кого побывали. Внутри русских и между собой. Но никак иначе. Интерфронт таких вот людей собирал и сплачивал. Русских, готовых к себе, к русским, принять всех, кто готов сопротивляться уничтожению Родины. Раз сопротивляешься, значит, русский. Латыши с эстонцами прекрасно понимали эту логику. И хохлы, и молдаване, и американцы, и англичане, и немцы, и всякие прочие шведы. И за это всегда ненавидели.

А вот с россиянами как же быть? С теми, кто Ельцин да Собчак? С десятками миллионов «россиян» (было ж и это) — сделавших новых отрепьевых своими кумирами?! С теми, кто старый псевдореволюционный лозунг польских националистов «за нашу и вашу свободу!» сделал своим лозунгом и подпевал из России грузинам и украинцам, латышам и литовцам в их желании разрушить все русское на окраинах СССР, а вместе с этим русским и саму, ненавистную многим веками, Россию? Что с этими людьми делать? Как их теперь называть? В 2008 году от Рождества Христова? Сколько из них сидят в сенаторских и депутатских, министерских, губернаторских и мэрских креслах? Не говоря уже о телестудиях и редакциях. Кто они? Русские? Боящиеся слово это вслух сказать?! В Конституции России это слово упомянуть и то забывшие. Кто они? А, гори оно все синим пламенем! Автомат в руки — это было уже. Прощать? Анафемат-ствовали же Отрепьева. Ельцина отпевать не стал Патриарх. Путаются годы и даже века. 1991 и 2008. Смутное время — с третьим тысячелетием от Рождества Христова.

Логично было бы, если бы речь шла о реставрации Российской империи. Логично для тех, кто разрушал Советский Союз, кто боролся с Компартией, кто мечтал реставрировать капитализм. Но нет Всем им мешали и Союз, и Империя. И коммунизм, и Православие. И русские ненавидимы были и есть за имя свое… Причем, самими же русскими в России! Плевали в себя прилюдно! Мы — говно! Придите и володейте! «Наряду» у нас нет! Нам президент, нам мэр, префект и супрефект нужен! Демократия, рынок и приватизация! Суверенная демократия и инновационное развитие! Мы — либералы! Мэры, пэры и херы. Вот они и пришли — допросились люди русские! Сколько можно шагать по граблям? Шаг — и в лоб черенком! Шаг — и снова в лоб! Беспамятство — нету Господней кары страшней. Какая разница, в самом деле — россиянское МРЭО или ЗамКом по МорДе революционных лет? Немцы опять пришли… Безъязыкие… По-русски объясняться с народом не желающие…

Седьмого января вся Латвия работала. Выходной объявили по случаю праздника только в Интерфронте. Но стало дома скучно Валерию Алексеевичу — приехал к обеду на Смилшу, 12. А там все в сборе. Кто знал и умел, тот в храм уже сходил, как Анатолий Георгиевич, например. Остальные просто собрались вместе — побыть с друзьями, поговорить по душам, на что никогда в суете буден не было времени.

10 января у Совета Министров Латвии Интерфронт собрал 50 тысяч человек на митинг против экономической политики нового правительства. Латыши были в панике. Стоило Алексееву дать команду, и митингующие тут же заняли бы здание Совмина. Годманис запросил переговоров. Анатолий Георгиевич предъявил ультиматум — или правительство уходит немедленно в отставку — или всеобщая, вселатвийская забастовка!

Но Рубикс с Клауценом — коммунисты латышские забастовки испугались. А Иванов в тот же день уехал в Ленинград — готовить свежие материалы о Латвии для очередного выпуска «Горячей линии».

Тут и рвануло. 1991 год начался. В Литве саюдисты стреляли по своим, выдавая убитых литовцев за жертв попытки ввести президентское правление. Из моргов Вильнюса вытаскивали давно остывшие тела, сами расстреливали трупы и подкидывали их на площадь, как доказательство «зверств Советской Армии». Распаленную молодежь сами умело толкали в спину под гусеницы танков и потом выдавали растерзанных юношей за героев сопротивления. А кто выстрелил в спину лейтенанту спецназа КГБ Шацких? «Беззубые», «безоружные» волки «Охраны края», конечно же, были «ни при чем».