Холодные деньки - Джим Батчер

И, всего на секунду, в ночи вокруг все смолкло.

Затем вода начала беспокоиться, разливая снизу все тот же уродливый зеленый свет. Вода внезапно устремилась вверх, вытесняемая чем-то движущимся под ее поверхностью, а затем из глубин вырвался Акулья Морда. Его уродливый лоскутный плащ развернулся вокруг него на манер кучи похожих на щупальца отростков. Он повернул свое безглазое лицо ко мне - именно ко мне, а не к Кэррин или к Эрлкингу - и издал такой громкий яростный крик, что вода на расстоянии пятьдесяти футов во всех направлениях завибрировала и заколыхалась в ритм с этим криком.

И гримаса чистой, жестокой, ослепляющей, тошнотворной боли исказила лицо озера Мичиган.

Глава 43

Внезапно я понял, что я уже не на заднем сидении Мерфиного Харлея. Я висел в воздухе, и меня сотрясала агония.

Я открыл глаза и лихорадочно огляделся вокруг себя. Бесплодная, покрытая льдом почва. Холодное серое небо. Мои ноги и руки вытянуты в форме креста, и лед насыщенного лазурного цвета приковал их, по моим ощущениям, к старому сучковатому дереву. Мышцы и связки по всему телу дрожали от напряжения. Само биение сердца было для меня мукой. Мое лицо пылало, открытое холоду такому суровому, что даже я его чувствовал.

Я попытался закричать, но не смог. Вместо крика я издал тихий булькающий стон и выкашлял кровь в морозный воздух.

— Ты знал, что это случится, – произнес голос, и что-то в моем теле, что-то примитивное, стихийное, чему было наплевать на то, сколько она еще будет меня мучить, отозвалось на него. — Знал, что этот день настанет. Я та, кто я есть. Как и ты.

Мэб вступила в поле моего зрения. Сил моих едва хватало на то, чтобы удерживать на ней взгляд.

— Ты видел, что случилось с последним Рыцарем, – произнесла она, неспешным шагом подступая ко мне. Я не хотел доставлять ей подобного удовольствия, но все же не смог сдержаться, невольно издал тихий крик и предпринял безуспешную попытку пошевелиться или освободиться. Заметив это, она сверкнула глазами.

— Сила была дана тебе с определенной целью, и цель эта достигнута.

Она медленно повернула руку и продемонстрировала мне небольшой металлический шип — слишком длинный для иглы, слишком маленький для гвоздя. Она с улыбкой приблизилась ко мне, поигрывая остроконечной гравировальной иглой.

Ее пальцы прошлись по моей груди и ребрам, и я содрогнулся. Она высечет слово "слабый" по всему моему телу. Разными письменами, на сотнях языков, врезая его в мою плоть, ладони, подошвы ступней милями шрамов.

Я хотел, чтобы этому пришел конец. Хотел, чтобы она меня убила.

Она склонилась к моему лицу.

— Сегодня, – выдохнула она, – мы начнем с зубов.

Меня окутал холод, и вода, вопреки моей воле, наполнила мой рот, просочившись сквозь потрескавшиеся губы. Еще больше ее попало через ноздри и глотку. Замерзнув, она постепенно вынудила меня раздвинуть челюсти. Мэб наклонилась еще ближе, подняв иглу, и я уловил слабый душок окисления, когда орудие начало скрести по моим резцам.

Окисление. Запах ржавчины.

Ржавчина значила железо, к которому никто из фэйре, за исключением Матери Зимы, прикоснуться не мог.

На самом деле всего этого не было. Все это — боль, дерево, лед — ложь.

И все же я их чувствовал. Точнее, чувствовал то, что стояло за ними, что-то чуждое, не имевшее ко мне отношения, внушало мне чувство боли, беспомощности, давящего свинцовой тяжестью страха, горькой злости отчаяния. Такого проникновения в разум я еще не видел. Те, что мне доводилось испытывать раньше, были лишь жалкой тенью в сравнении с этим.

"Нет" - подумал я.

"Нгкххх" - удалось мне простонать.

И глубоко вдохнул. Не так закончится моя жизнь. Это лишь иллюзия. Я был Гарри Дрезденом, чародеем Белого Совета, Зимним Рыцарем. Я боролся с демонами и монстрами, побеждал падших ангелов и оборотней, противостоял чернокнижникам и жутким безымянным тварям. Я сражался на земле и в воздухе, в небесах над моим городом, в древних развалинах и областях нематериального, о которых большинство людей и помыслить не могли. Я носил шрамы, которые заработал во множестве битв, мои враги были монстрами из ночных кошмаров, и по моей воле темная империя пала ради спасения одной маленькой девочки.

Провалиться мне на этом месте, если я позволю какому-то никчемному Иному играть в игры с моим разумом.

Сначала слова. Почти все, мать его, начинается со слов.

Я выдохнул:

— Я, – внезапно мой рот очистился ото льда.

— Я – Гарри… – просипел я, и боль удвоилась.

И тут я расхохотался. Как будто какой-то урод, неспособный на любовь, мог что-либо поведать мне о боли.

— Я – Гарри Блэкстоун Копперфильд Дрезден!, – взревел я.

Лед и дерево сотряслись. Со звуком взорвавшегося артиллерийского снаряда треснул оледеневший камень, и вокруг меня начала распространяться паутина маленьких трещин. Образ Мэб отбросило от меня, и он, подобно разбитому вдребезги витражу, взорвался тысячей прозрачных осколков. Холод, боль и ужас покинули меня, словно огромному и голодному зверю вдруг заехали по носу.

Иные любят проникать в чужой разум. С учетом того, что в мой разум проникли через две секунды после того, как Акулья Морда показался на поверхности воды, было весьма очевидно, кто за этим стоял. Но ничего. В качестве поля битвы пластиножаберный выбрал разум. Да будет так. Голова моя, мои и правила.

Я воздел правую руку к морозному небу и гневно, без слов, закричал. В бурлящих небесах вспыхнула алая молния. Она врезалась в мою руку, а затем ушла в землю. Замерзшая грязь брызнула во все стороны, и когда она осела, в руках я держал испещренный рунами и символами посох высотой с меня и толщиной, как сомкнутые в кольцо большой и указательный палец.

Затем я вытянул к земле левую руку и снова крикнул, взметнув почву одним повелительным жестом. Из земли вырвалась туманная металлическая пыль. Она завертелась вокруг меня, формируя доспехи, покрытые шипами и выступающими лезвиями.

— Окей, дружище, – прорычал я темной воле, даже сейчас пытавшейся подчинить меня. – Теперь мне известно, кто я. Давай посмотрим, кто ты. Я схватил посох и вонзил его в землю подо мной.

— Кто ты!? – потребовал я ответа. – Играя с моим разумом, играй по моим правилам. Назови себя!

Безбрежный рев, подобный предштормовому арктическому ветру, был мне ответом.

— Ну уж нет, – пробурчал я. – Ты это затеял, хитрозадый ублюдок! Хочешь подобраться ко мне с близкой и личной стороны, так давай сыграем! Кто ты?

Оглушающий стон, подобный реву океана, зазвучал в небе.

— В третий раз требую я от тебя! – прокричал я, концентрируя волю, позволяя ей проникнуть в мой голос, рокочущий над местностью. – В третий раз предлагаю! Именем своим повелеваю тебе: назовись мне!