Синдзи-кун и искусство войны - Виталий Хонихоев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Значит или травма или болезнь. Син? — оборачивается Акира. — Мы же пробовали.
— Да. — киваю я: — мы уже пробовали. Значит это, как минимум, не травма. И, скорее всего, не болезнь. Но откуда у Нанасэ доступ к таким технологиям? Она в прошлом работала на какой-то клан? Ладно. Это потом. Сейчас — ты что-то можешь нам предложить? Есть варианты решения этой проблемы, или… — я оставляю это свое «или…» висеть в воздухе. Угрожать этой Грендель в очках смысла нет, воплотить угрозы в жизнь мы конечно можем, однако это и с этической точки зрения будет неверно, и так оставили ее тут нам на растерзание, с учетом ее способности она и постоять за себя не сможет, в реальном противостоянии у нее даже против крепкого старшеклассника шансов нет. Кроме того, давно известно, что угроза высказанная всегда проигрывает собственному воображению. Человек и сам себе придумывает все наиболее страшные для него варианты, стоит только сказать что-то вроде «ну смотри, у тебя будут проблемы» или там «а теперь ходи, оглядываясь». Данные угрозы не конкретны, но они намного эффективней чем Майкино «щас как дам по башке». Потому что человек сам себя накрутит и нагнетет ситуацию. Угроза и должна быть неопределенной. В свою очередь, никогда не реагируйте на такие неопределенные угрозы. От всего на свете не предохранишься, только нервные клетки пожжёшь.
— Я знаю только один способ. — и Грендель-Майя пускается в сбивчивые объяснения. Защитная кома, как и ее сонная кома — в основе своей это просто сон. А у нее есть ключик к каждому сну, она умеет ходить по снам. Потому ее и держат в Сандзюсан, с ее небоевой специализацией — она умеет ходить по снам других людей. Не любит, боится, но умеет. Почему боится? Говорит, что настоящий сон может восприниматься разумом как реальность и как следствие — переносить в реальность повреждения тела, полученные во сне. Если это твой сон, то такая возможность демпфируется какой-то областью мозга, но для того, чтобы войти в чужой сон — сперва нужно убедить свой мозг, что это реальность, а в реальности и ранения настоящие. И вообще, она убеждена, что если ее убьют во сне, то она умрет в реальности, а умереть во сне — как на землю сплюнуть. Люди вообще хрупкие создания, в кошмарах это компенсируется тем, что спящий все же не может умереть. Или ногу сломать. Или быть сожранным. А вот она — может. Потому ей страшно и она одна туда не пойдет.
— В смысле? — реагирует Майко. — Туда можно идти не одной? Ты еще кого-то можешь с собой взять?
— Д-да. Я могу взять сколько угодно людей. Надо только, чтобы они … касались меня… в смысле моего тела… в смысле… ну кожи! — краснеет Грендель, мучительно стараясь, чтобы ее слова не звучали пошло, но безнадёжно проигрывая эту битву.
— То есть… достаточно одним пальцем… и… — она краснеет еще больше. — Я не имела в виду пальцем… чем угодно достаточно… — она прячет лицо в ладонях.
— Еще одна, — ворчит Майко, но уже беззлобно, — да что с вами не так? Понятно же все. Надо перед сном тебя касаться. Чем больше площадь прикосновения, тем лучше. Так?
— Нет! — пищит Грендель из-за плотно сжатых ладоней. — Достаточно небольшой площади! Не надо… всем телом… я же говорю — можно только пальцем!
— Или двумя. — хмыкает Майко: — ладно, мне все понятно. Когда выдвигаемся?
— Куда ты собралась? — хмурится Акира. — Это же сон. Там твои способности будут зависеть не от накачанного тела, а от мозга. От того, насколько гибко ты их сможешь применять. И опасность там реальна. Сиди тут, я сама схожу.
— Акира права, — говорю я, — во сне опасность намного выше, чем в реальной жизни. Я еще ни разу не сталкивался в реальной жизни с тираннозавром-Гитлером, у которого свой шестиствольный пулемет Гатлинга.
— Какие интересные сны тебе снятся, — прищуривается Майко, — зато если мы по дороге зайдем в мои сны, то там тебе определенно понравится.
— И-извините, — снова склоняется в поклоне Майя-Грендель, — я не сказала раньше, но чем больше с нами будет человек, тем больше шанс на то, что мы встретим настоящего Гренделя.
— В смысле? — хмурится Майко. — Какого еще настоящего Гренделя? Мы ж… — она осекается, увидев палец, прижатый к губам Акиры. Молчи, дура — посылает ей сигнал Акира и Майко затыкается. Она, конечно, еще будет возмущаться, но наедине с ней — тогда, когда не будет посторонних. Майко умеет ориентироваться в ситуации и понимает, когда Акира серьезна и надо помолчать.
— … это собирательное название. Я так называю кошмары. У каждого человека есть свои… кошмары. Вернее… — кошмар. Он один и тот же, просто он приходит к нам под разными личинами.
— Тогда это скорее Фредди Крюгер, — говорю я, — приходит во сне, разные личины, если убивает во сне — умираешь в реальности.
— Не знаю кто такой Фредди Крюгер, — мотает головой Майя, — но вы можете называть его и так. Просто… чем сильнее человек его боится — тем тяжелее с ним будет справится.
— Угу. Ясно. — я окидываю внимательным взглядом Акиру. Нет, думаю я, так не пойдет. Акира — она слишком уж правильная. Правильность — это следствие жесткой внутренней дисциплины, которая в свою очередь вызвана страхом. Да, когда человек вырастает и справляется с внешними обстоятельствами, этот страх отступает, но только снаружи. Внутри его остается достаточно. Те, кто все еще стремится соответствовать, побеждать и преодолевать — частно борются сами с собой. Со своими внутренними страхами. Акира очень сильна — как своим даром, так и психологически. Ее внутренний враг — силен не меньше ее, иначе он не был бы ее врагом. Когда-нибудь, когда мы закончим со всем этим бардаком вокруг, мы с ней поедем на море, сядем в открытом павильончике на склоне горы, заварим крепкого чаю и поговорим. Разберемся во всех ее затыках и отпустим это напряжение, которое все еще заставляет ее вытягиваться в струнку и застегиваться на все пуговицы. Когда-нибудь, Акира, когда-нибудь…
— С Майей пойду я один. — говорю я. — Я
