Вельяминовы. Начало пути. Книга 1 - Нелли Шульман

Гиз наклонился к самому уху герцога и тихо сказал: «Поэтому нам и нужен другой король, ваше высочество».

Генрих Анжуйский только улыбнулся.

Он услышал колокола церкви Сен-Жермен Л’Оксеруа, когда было уже слишком поздно.

Возня с письмами всегда занимала много времени — хотя он за последний год набил в этом деле руку, но все надо было делать внимательно.

Шифровал он по памяти — в Париже, под крылом у английского посла Уолсингема можно было не беспокоиться за безопасность переписки, — отсюда все пересылалось домой с дипломатической почтой. Закончив, он загасил свечу, и быстро выскользнул в темный, тихий двор Лувра.

Быстро идя на место встречи, он вдруг приостановился и замер — звук этого колокола, «Мари», как его называли парижане, — низкий, утробный, — было ни с чем не спутать.

— Черт, — сказал он тихо и замер — на одно мгновение. Ему вдруг стало отвратительно его бессилие.

— Ты ничего не можешь делать, — сказал тогда ему Джон. Они сидели на берегу Темзы, и смотрели на мирно плывущих лебедей. «Ты не имеешь права кого-то спасать, кого-то вытаскивать, кого-то жалеть».

— Даже если это свои люди? — он взглянул на разведчика.

— Даже если этой твой брат, — жестко ответил тот. «Только если я тебе приказываю вмешаться — ты вмешиваешься. Все остальное время ты возишь их почту, и завоевываешь их доверие.

И не забудь, — герцог Гиз далеко не дурак. Будь с ним особенно осторожен».

Агент Уолсингема ждал его в обычном месте неподалеку от посольства. Корнель передал зашифрованные копии писем и сказал: «За меня пусть не беспокоятся, я с охранной грамотой».

Человек кивнул и растворился в тьме жаркой августовской ночи. Петя постоял какое-то время, и потом, тряхнув головой, развернулся. «Ну и ладно, — пробормотал он. «Пусть потом хоть что со мной делают».

Он шел мимо горящих зданий, мимо умирающих на обочине людей, шел, спокойно положив пальцы на эфес шпаги. Звонили, переливались колокола церквей, кто-то тащил, надрываясь, сундуки с добром, и над всем этим бился отчаянный, безумный женский крик.

Пару раз его останавливали, и при свете факелов проверяли бумаги. Охранная грамота была уже основательно заляпана окровавленными пальцами, когда он подошел к дому Колиньи. Окно второго этажа было выбито настежь, на улице валялись обломки мебели.

Пахло свежей кровью и дымом. Он вдруг увидел обезглавленное, изломанное тело адмирала и заставил себя не закрывать глаза.

— Голову Гиз забрал с собой, — рядом с ним остановились двое, что-то жующие. «Говорят, покажет ее королю Наваррскому». Они рассмеялись и пошли дальше, не обращая на него внимания. Корнель вынул шпагу из ножен и зашел в дом.

— Merde! — выругался он и оглянулся вокруг. Ничего, кроме занавески, рядом не было, но сейчас надо было остановить кровь, и как можно быстрее. Он потянулся, и, проклиная свой маленький рост, попытался сорвать ее со стены.

— Я бы тебе помог, Пьер, — внезапно услышал он голос сзади, — но, боюсь, мне просто не встать.

— Заткнись, — сказал Корнель, наконец, подцепив занавеску шпагой. Затрещал разрываемый бархат. «Молчи, ради Бога, у тебя пять ран, и две из них — тяжелые. У тебя нога сломана. Ты хоть сейчас можешь помолчать?».

Он вывел из конюшни лошадь и сказал Гийому: «Прости, но до Лувра я тебя сам не дотащу.

Придется так».

Гиойм стиснул зубы и оперся на его плечо. «Первый раз езжу в седле со сломанной ногой», — пробормотал он.

Корнель увидел, как побледнел друг. «Надеюсь, — сказал Гийом, тяжело дыша, — мы не встретим по дороге какого-нибудь доброго католика, который знает меня в лицо. А то у меня даже шпаги нет — сломал о герцога Гиза».

— У меня есть, — угрюмо сказал Пьер. «Все, тронулись, а то мы так никуда не доедем».

— Ваше величество, — сказал он, глядя в ее темные, испуганные глаза. «Я прошу вас.

Помогите ему, пожалуйста. К вам не придут, а если он умрет — Франция лишится великого мореплавателя. Пусть он побудет здесь, в Лувре какое-то время».

Королева Наваррская, молча, отошла в сторону — из-за портьеры выступил невысокий, крепкий, смуглый юноша.

— Сир, — поклонился Корнель.

— Гийома я знаю. А вот вы кто такой? — король приставил к его груди кинжал.

Петя, не шевелясь, почти не дыша, спокойно ответил.

— Англичанин. Католик.

В огне свечи черные глаза Генриха Наваррского казались бездонными колодцами.

— Месье Корнель, или как вас там, — зло проговорил он, — ради чего английскому католику спасать французского гугенота?

— Можно? — Корнель отер пот со лба. «Потому что он мой друг. И потому, что такие люди, как он, принадлежат не Франции, или Англии, а всему миру».

— Лежите, — сердито сказала Маргарита и потянулась за тряпками. «Дайте сюда вашу ногу».

— Мадам, — Гийом чувствовал, что еще немного — и он потеряет сознание. «Мадам, не надо…»

— Мне сказали, что вы великий французский мореплаватель, — она стала перевязывать рану.

«Так что умереть я вам не дам, не надейтесь».

Он посмотрел на ее усталое, милое лицо и вдруг чуть улыбнулся: «Да я и не хочу умирать, мадам. Не время еще».

— Меня зовут Маргарита, — сварливо сказала девушка. «Ну-ка…, - она помогла ему приподняться и вдруг заметила, что ее рука увлажнилась.

— Бедный, — сказала она, вытирая слезы с его лица. «Простите, я не подумала, вам же больно».

— Говорят, — закусив губы, задыхаясь, проговорил Гийом, — что если женщина увидит слезы мужчины, то она уже не сможет его полюбить.

— Какая чушь! — Маргарита вдруг улыбнулась. «Вот подушки, — она подсунула ему под спину пару, — постарайтесь закрыть глаза и заснуть. Тут вы в безопасности. Я хочу, чтобы вы выжили, так оно и будет».

— Ce que femme veut, Dieu le veut, — чуть усмехнулся Гийом. Его темно-серые глаза на мгновение встретились с ее взглядом, и Маргарита Валуа покраснела — так, что даже нежная кожа шеи залилась алым.

Она проснулась от пения птиц за окном. Раненый все еще дремал — глубоко, спокойно. Она посмотрела повязки — все было хорошо. Он чуть приоткрыл глаза и Маргарита шепнула: «Как вы себя чувствуете?».

— Я хотя бы выспался, — чуть улыбнулся он. «Что там? — он кивнул в сторону окна.

— Все то, же, к сожалению, — женщина поднялась с кресла. «Я принесу вам поесть».

— Спасибо, ваше величество, — сказал Гийом.

— Маргарита, — обернулась она на пороге. «А потом вы мне будете рассказывать про свои путешествия — вам тут еще долго лежать, а я благодарный слушатель, месье».

— С вашего разрешения, мадам, я буду рассказывать медленно, — королева подняла аккуратные брови и спросила: «Почему?».

— Во-первых, так вы больше времени проведете рядом со мной, а во-вторых, — он чуть поморщился, — я все-таки ранен, как вы вчера успели увидеть.

Гийом привычно взял костыль и почувствовал боль в ноге. Правда, с каждым днем она становилась все меньше, и все дольше он мог ходить по комнате — сам.

Он остановился у окна и посмотрел на покрытые осенними листьями крыши Лондона. «Март, — сказал он себе. «Ты уж, дружище, постарайся за четыре месяца избавиться от этой штуки».

— Поехали, — позвал его с порога Фрэнсис Дрейк. «Сам же слышал — хирург велел тебе больше гулять».

— Куда мы? — спросил Гийом в карете.

— Увидишь, — загадочно сказал моряк.

Над Дептфордской верфью простиралось бескрайнее, нежное, голубое небо. Чайки, перекликаясь, кружились над их головами, и Гийом вдруг подумал, как, должно быть, хорошо сейчас в море. Он сжал руку и почти ощутил в своей ладони гладкое дерево румпеля.

Она стояла на стапелях — стройная, легкая, небольшая, окрашенная в золотистый цвет лучами заката. Он прочел надпись на корме — Marguerite, и повернулся к Стефану.

Тот улыбался: «Все, как ты просил».

— Спасибо, — он чуть обнял капитана. «Спасибо вам. Жаль только…, - он не закончил, и посмотрел вдаль, в сторону заката.

Стефан усмехнулся. «Он передал тебе подарок». Гийом, не веря своим глазам, увидел маленькую связку писем, перетянутых кружевной лентой.

— А как же…, - он поднял глаза на друга.

— Пиши, — Стивен потрепал его по плечу. «Через несколько дней все доставят в Париж».

— Ну, все, — ворчливо вмешался Дрейк. «Пошли, что ты за капитан, если еще на своем корабле не был?».

Эпилог

Побережье Панамы, май 1573 года

Змея — большая, блестящая, медленно проползла рядом с ним. Он проводил ее глазами, все еще боясь пошевелиться, не смея даже дышать. Он вспомнил, что если не двигаться, то змея тебе не тронет. «Действительно, — подумал он.

Когда он ходил к устью Ла-Платы на своем первом корабле, «Саламандре», они исследовали сушу — но недолго, и, во всяком случае, не отправлялись далеко в джунгли.

Над его ухом надоедливо, злобно пищал москит. Гийом было поднял руку, чтобы его прихлопнуть, но потом опустил — надо было беречь силы.