Польский детектив - Барбара Гордон

— Понятия не имею. Может, вы в конце концов заставите своих людей взяться как следует за работу, а то у меня уже ноги отваливаются. Пока!

Я посмотрел на часы. Без двадцати три. Опять я вернусь поздно вечером, Эля будет злая как черт.

Януша я застал в нотариальном бюро. Он с благоговением перелистывал пожелтевшие страницы толстенных томов.

— Придется тебе, старик, уделить мне пару минут, — я уселся поудобнее и объяснил, чего от него хочу. Мое предложение отнюдь не обрадовало его.

— Опять я должен лекцию читать, — вздохнул он, — ну ладно, Бог с тобой, кое-что расскажу. Тебя ведь прежде всего интересует правовое положение довоенных домов на территории Варшавы, правда? Дела обстоят следующим образом. Осенью 1945 года появился закон о том, что вся земля в столице переходит в собственность городских властей. Дома, состоящие более чем из четырех квартир или двадцати комнат, были переданы государству. В то же время небольшие дома остались в частных руках. Их владельцы, если только это не противоречило планам развития города, автоматически и безвозмездно получали в свое пользование землю, на которой стоял дом. Но, понятно, что в это время и думать было нечего о том, чтобы оставить эти дома исключительно в распоряжении их владельцев. Тем более, что часть из них в то время была за границей.

Закон о государственном распоряжении жилплощадью и контроле над наймом дал начало так называемым жилотделам. Они распределяли квартиры, в том числе и в частных домах, и те, кто получал ордера, вселялись туда на законных основаниях. В том случае, если дом принадлежал государству, или же владелец не заявил вовремя о своих правах на недвижимость — а такое происходило сплошь и рядом, сам знаешь, какой хаос царил сразу после войны, — государство выдавало жильцам письменные свидетельства о том, что если они своими силами восстановят и отремонтируют здание, то в будущем могут рассчитывать на исключение дома или квартиры из-под власти жилотдела. Эти договоры были выгодны обеим сторонам, потому что государство не имело реальной возможности справиться с ремонтом и восстановлением всего жилого фонда, а жилец, отстраивающий дом за свой счет, рассчитывал, что когда-нибудь он станет его полноправным владельцем.

Потом пришли пятидесятые годы, и были введены новые законы, которые отменяли все эти выданные после войны письменные свидетельства. Квартиры, восстановленные и отремонтированные жильцами, перешли в распоряжение жилотделов. Но квартплата была маленькая, а жильцы получили официальные ордера на свои квартиры. Жилищным фондом с тех пор занимался исключительно жилотдел. В шестидесятые годы наступила явная либерализация законов. Владелец квартиры при выполнении определенных условий мог наконец хлопотать об изъятии своей квартиры из государственного жилого фонда. Первого августа 1974 года вошел в жизнь новый закон, который трактовал всю проблему еще более гибко. Владельцы теперь имели право проживать в принадлежащих им домах и квартирах при условии, что они будут свободны. Именно это условие было труднее всего соблюсти, главным образом потому, что нет свободных квартир. Владельцам домов приходилось самим искать свободные квартиры, куда они и переселяли жильцов. Дела эти обычно тянутся годами, и без конфликтов никогда не обходится.

— Откуда владелец берет квартиры для жильцов, которых он хочет выселить?

— Ты задаешь вопросы, на которые невозможно ответить. Что значит — откуда берет? У людей бывают различные семейные обстоятельства. Предположим, живет человек в трехкомнатной кооперативной квартире вместе с женой, а у детей своя квартира. Покупает дом с жильцами. Поскольку он, как владелец, имеет право жить в собственном доме, то взамен он предлагает им свою квартиру. Жилец либо соглашается, либо не соглашается, тогда жилотдел — установив, что эта трехкомнатная квартира соответствует санитарным нормам, — производит принудительное переселение. Владелец с женой занимают одну квартиру в своем доме. Потом переселяет к себе детей, а их жилплощадь отдает жильцам второй квартиры своего дома. И так далее.

— А что с третьим жильцом? — спросил я.

Януш схватился за голову.

— Ну чего ты от меня хочешь? Что с третьим… Ну, скажем, владелец может себе позволить тут же купить кооперативную квартиру. Все равно он окажется в выигрыше, потому что дом, который теперь находится в его распоряжении, стоит, например, полтора миллиона. Он может спокойно поселиться там всей семьей и жить припеваючи.

— Или продать его за два миллиона и начать всю эту карусель сначала, — подытожил я. — Ты не мог бы помочь мне? Я хотел бы заглянуть в кадастровые книги дома на улице Ясельского, 8.

— Ясельского? — Януш задумался. — Это не мой район, но ничего страшного, сейчас проверим.

Он вернулся через несколько минут с листочком, на котором мелким почерком кратко излагалась вся история дома. Все правильно. Владелец дома — Хамский, Гайштлер отказался также и от прав на земельный участок, на котором стоял дом. Это подтверждено нотариальным актом. Дом был продан за четыреста пятьдесят тысяч.

— Тебя не удивляет, что так дешево? — спросил я у Януша. — Ведь дом стоит не меньше полутора миллионов.

— А жильцы? О них ты забыл? Ведь из нотариального акта видно, что покупатель обязан будет что-то сделать с жильцами, это и понижает цену. А для Гайштлера эти четыреста пятьдесят тысяч — чистая прибыль. Он ведь в Польшу возвращаться не собирается, так какой ему толк от этого дома? А так получил полмиллиона чистыми. Впрочем, мы довольно часто, догадываемся, что в документах указывают заниженную цену. Продавец и покупатель таким образом пытаются избежать большого налога на торговую сделку, не зная о том, что сейчас во внимание принимается только рыночная цена квадратного метра, а не та, что формально фигурирует в бумагах. Это правило введено для борьбы со спекуляцией. Да и мы, если выявим подобные факты, отказываемся оформлять акт и уведомляем соответствующие органы. Но такие вещи, как правило, очень трудно доказать. Что еще тебя тревожит?

— Меня интересует улица Рекорда, 18.

— Рекорда, Рекорда… — Януш порылся в памяти. — Это мой район… сейчас посмотрю.

Снова прошло несколько минут, пока он нашел то, о чем я его спрашивал.

— Вот, пожалуйста, — он указал пальцем. — Дом принадлежал некоему Ежи Мартыняку… который в 1969 году выехал за границу на постоянное жительство. Дом продал… смотри-ка, — он глянул на меня с любопытством, во всяком случае, мне так показалось, — Станиславу Хамскому за пятьсот пятьдесят тысяч злотых. Хамский был владельцем до 1971 года, а потом оформил дарственную на имя Алины Маркевич.

— Это его жена, с которой он развелся?

— Ага. Это все.

— Жильцов там не было?

— Вроде нет… в акте об этом ничего не говорится, значит, Мартыняк сплавил их еще раньше.

— Ну, меня сплавлять не надо, сам уйду, — я встал. — Огромное тебе спасибо и будь здоров.

В течение двух дней ничего особенного не произошло. Я составил в своем блокноте список квартир, которые нас интересовали, и пытался установить, кто, где и в какой период проживал. Уже на седьмом пункте я запутался и бросил, так ничего и не поняв.

Роман позвонил в пятницу вечером.

— Значит, так, Михалек, — начал он, а потом сказал несколько фраз, смысл которых до меня не дошел.

— Поручик, — заметил я с упреком, — в который раз мне приходится делать вам замечание по поводу вашей ужасной дикции. С таким произношением вас не примут даже в церковный хор. Кроме того…

— Не дури, — разозлился он, — повторяю: мы допросили Хамского. Что касается развода и его второго дома, то с точки зрения законности все было в порядке. Юридически они разведены, но он имеет право жить, где ему заблагорассудится, даже у тебя.

— Он там не прописан, — заметил я, — ну да ладно, давай дальше.

— Зато что касается других адресов, тут он крутит и объясняет все весьма туманно. Говорит, что эта женщина, жена Малецкого, что-то перепутала, что он ее мужа на улицу Кавалеров не возил. Опять же она при этом не присутствовала, так откуда ей знать?

— А что с квартирой на Якобинской?

— Утверждает, что хозяйка была согласна продать ему квартиру, и тогда он переселил бы туда жильцов из своего дома.

— Это надо проверить. Вы спрашивали его, что он делал в прошлом году перед праздником?

— Да, спрашивал. Очень жаль, но ты опять промахнулся. С двадцатого декабря по четвертое января он находился в Испании на новогодней экскурсии по путевке «Орбиса».

— У всех на это время алиби, — заметил я. — Найти бы хоть одного человека, который скажет, что не помнит, что он делал в эти дни или что он смотрел телевизор или ходил на соревнования по теннису.