Полное собрание рассказов. 1957-1973 - Ирвин Шоу

Хьюго и Фэллон заключили между собой частную сделку — делить поровну как выигрыши, так и проигрыши. Хьюго не был уверен в моральной прочности ее основы, так как они не поставили в известность других игроков о своем партнерстве, но Фэллон быстро покончил с его угрызениями совести:

— Пусть идут к черту, Хьюго, — ведь они же обычные люди.

Любой, кто не принадлежал как он, Фэллон, к миру профессионального футбола, был для него обычным, заурядным гражданином, не больше. Фэллон по-дружески переделал имя Хьюго в Хьюдж,[11] и эта кличка быстро приклеилась к нему и среди товарищей по команде, среди журналистов, имевших свободный доступ в их спортклуб. Когда обороняющиеся и наступающие стороны легкой рысцой менялись на поле, Фэллон всегда орал:

— Ну-ка, кинь мне обратно мяч, Гигант!

Какой-то спортивный журналист подхватил эту фразу и в свою статью о Хьюго вставил его новую кличку. Теперь, как только команда Хьюго появлялась на поле, толпа местных болельщиков громко скандировала что было сил:

— Ну-ка, кинь мне обратно мяч, Гигант!

Порой, когда он чувствовал, какую искреннюю любовь и веру в него выражают болельщики, слышал рев, доносившийся до него в прохладном осеннем воздухе, ему хотелось расплакаться от радости прямо здесь, на поле, у всех на глазах.

Сидевшие вокруг карточного стола, покрытого зеленым сукном, встали, когда Фэллон и Хьюго вошли в номер. Игра пока не началась, и игроки, складывали фишки кучками возле себя. „Фэллон представил…“ — крупные мужчины с энергичными, волевыми лицами, Фэллон представил им Хьюго, все сердечно пожали ему руку. Один заметил:

— Вы оказываете нам большую честь.

Второй, тряся его руку, сказал:

— Ну-ка, кинь мне обратно мяч, Гигант!

Все захохотали, но по-доброму, без злобы. Хьюго стеснительно, как мальчишка, улыбался. Вообще-то из-за своего блестящего моста, заменившего ему пять верхних зубов, Хьюго старался улыбаться как можно реже, но теперь, когда все убедили его, что он очень фотогеничен, он улыбался охотно, по любому случаю. Иногда перед зеркалом репетировал свои широкие, детски наивные улыбки. Люди говорят о нем — Гигант. Это он только кажется таким грубым, но стоит ему улыбнуться, как он превращается в милого большого ребенка. Хьюго такие отзывы о себе ему нравились. „Так вот они, эти граждане“, — подумал он.

Играли до двух часов ночи. Хьюго выиграл 6020 долларов, а Фэллон -1175.

— Вы ребята, такие же крутые на поле, как и за игорным столом! — с восхищением произнес агент по сбыту автомобилей, подписывая чек.

Все остальные расплылись в радостных улыбках, — как будто им нравилось терять деньги.

— Это просто удача, которая сопутствует каждому новичку, ничего больше, — оправдывался Хьюго.

Позже этот агент расскажет жене, что Гигант довольно остроумный человек, хотя по виду этого не скажешь.

Выйдя из отеля, подозвали такси. Фэллон оставил свой „линкольн континентал“ дома — ему не хотелось рисковать: еще увидит кто-нибудь его роскошный автомобиль, припаркованный возле отеля, и сообщит тренеру, что защитник торчал в отеле до двух часов ночи.

— В такси Фэллон спросил:

— У тебя есть своя ячейка в хранилище банка, Гигант?

— Не-ет, — ответил Хьюго.

— Завтра же ступай в банк!

— Зачем?

— Подоходный налог, вот зачем, — объяснил Фэллон.

В свете уличного фонаря он увидел, как озадачили Хьюго его слова.

— Чем меньше знает дядя Сэм, — тихо продолжал Фэллон, — тем лучше. Завтра же получим по нашим чекам деньги, поделим поровну и спрячем в маленьких черных ящичках. выбери для этого другой банк, не тот, где у тебя постоянный счет.

— Понятно, — откликнулся Хьюго.

Да, этот Фэллон — головастый мужик, ничего не скажешь. На какое-то мгновение он испытал острое, как укол, сожаление, что свозил на прошлой неделе Нору Фэллон в мотель. Тогда, правда, он ни о чем не жалел. Сейчас, в такси решил: если Сибилла родит ему девочку — не пошлет ее учиться в Лозанну.

Когда он вошел в спальню, Сибилла проснулась.

— Ну, дорогой, можно поздравить с выигрышем? — сонно осведомилась она.

— Так, мелочь, пару долларов.

— Вот и умница. — снова заснула.

В душе у Хьюго не оставалось никаких сомнений: если Бог наградил тебя особым даром, то, очевидно, предполагал, что ты воспользуешься. Человек, способный пробежать сто ярдов ровно за десять секунд, большой дурак, если позволит сопернику, который бежит такую дистанцию за десять и пять десятых секунды, обогнать его. Если такова воля Божья, чтобы у Хьюго было в жизни все: слава, успех, деньги, красивые женщины, — что же здесь такого? Против воли Божьей не попрешь! Он Хьюго, человек религиозный, даже если в спортивный сезон по воскресеньям занят и не ходит в церковь.

Во время игры в покер на следующей неделе Хьюго намеренно старался много не выигрывать. Несколько раз не позволил поймать себя на блефе и нарочно делал ставки на тех, у кого, как отлично знал, карта куда лучше, чем у него. К чему проявлять жадность и убивать курицу, несущую золотые яйца? Какой смысл? Но даже при такой избранной тактике он шел впереди с выигрышем две тысячи долларов. Фэллон проиграл почти пятьсот — никаких причин для жалоб.

Когда игра кончилась, Коннорс, агент по сбыту автомобилей, пожелал поговорить с Хьюго наедине. Спустились в холл и сели там в дальнем углу. Оказывается, Коннорс собирается открывать агентство по продаже спортивных автомобилей и дать ему в качестве названия имя Хьюго.

— Ничего особенного от вас не требуется, — разъяснял ему Коннорс. — Просто походить, послоняться по демонстрационному залу вечера два-три в неделю, сфотографироваться в кабине „порше“. За это я буду платить вам десять тысяч в год.

Хьюго по-детски почесал затылок, слегка повернувшись левым ухом к Коннорсу. В сознании его вдруг всплыла цифра 25 тысяч долларов, он ясно ее видел — она будто сама громко кричала, называя себя. „Если ты ему нужен — даст и двадцать пять!“» — отчетливо слышал он.

— Пожалуй, соглашусь, но возьму за свои услуги двадцать пять тысяч долларов плюс десять процентов с прибыли, — заявил Хьюго.

Коннорс засмеялся — его привела в восторг проницательность нового служащего.

— Вы, наверно читаете мои мысли. Ладно, идет!

Ударили по рукам. Хьюго внесут в платежную ведомость с завтрашнего утра.

— У него есть голова на плечах, у этого старика Гиганта! — говорил Коннорс жене, укладываясь рядом с ней в постель. — Уж он сумеет наладить продажу моих автомобилей!

Другой из игроков в покер, по имени Хартрайт, владелец конюшни призовых скаковых лошадей, однажды отозвал Хьюго в сторону и, потребовав строго хранить доверяем тайну, поведал, что «несколько верхних мальчиков», как он выразился, совместно покупают участок земли в пригороде для строительства крупного университета. Для внутреннего пользования получена информация, что город намерен проложить в этом районе новую автомагистраль.

— Золотая жила, никаких сомнений! — радовался Хартрайт. — Я переговорил с мальчиками — они считают, что мне пришла в голову замечательная идея: привлечь и вас к этому проекту. Если у вас сейчас нет денег, мы предоставим вам кредит…

Хьюго в самом деле через короткое время получил кредит — 50 тысяч долларов. Начинал уже понимать: ничто не доставляет людям большего удовольствия, чем помощь знаменитостям. Даже тесть, а его до сих пор никто бы не заподозрил в совершении подвигов щедрости, безмерно тронутый свалившейся вдруг на голову Хьюго славой, совпавшей с объявлением, что скоро сам он станет дедушкой, изменил себе и купил для Хьюго с Сибиллой дом из восьми комнат, с бассейном, в фешенебельном районе города.

Спортивный сезон шел своей чередой, неделя за неделей, и Хьюго не слышал ни лова, ни устного ни письменного, в свой адрес, которое лишило бы его привычных удовольствий в жизни или повлияло на получаемую стабильно прибыль. Наступила осень, сезон уверенно подходил к своей кульминационной точке.

В газетах стали даже поговаривать о чемпионстве команды, в которой играли «два сынка Золушки», как называли товарищи Хьюго и Фэллона. Для этого предстояло отправиться в Грин-бей и поспорить там с местной командой за первое место в первенстве. Но как раз в этот день, как назло, оба, и Фэллон и Хьюго, получили серьезные травмы: Фэллону вывихнули локоть, а Хьюго так стукнули по голове, что все закружилось перед глазами — мир перевернулся вверх тормашками. Уступили победу надежды на золотые медали в своем дивизионе развеялись как дым, как сладкий сон.

До этой травмы у Хьюго все шло хорошо, да и сейчас, когда они летели домой, несмотря на то, что самолет, казалось Хьюго, летел стоя на одном крыле, он чувствовал себя вполне сносно. Хранившиеся в банке деньги настраивали на философский лад, и он не так остро переживал коллективное несчастье. Врач команды, доброжелательно настроенный парень, — он наверняка не утратил бы веселого нрава и при падении Аламо — заверил Хьюго, что он оклемается через пару деньков, и в награду за страдания рассказал кучу историй о спортсменах: находились, мол, в состоянии комы, а через неделю пробегали на дистанции больше ста ярдов.