Полное собрание рассказов. 1957-1973 - Ирвин Шоу

Хьюго сел.

— Я вынужден оштрафовать тебя на двести пятьдесят долларов, Плейс.

— Слушаюсь, сэр.

Наконец тренер резко повернулся к нему лицом и расстегнул воротничок.

— Плейс, послушай, что, черт тебя подери, с тобой происходит?

— Не понимаю, о чем вы, сэр.

— Чем ты занимаешься, когда остаешься в одном доме до утра, и так каждую ночь? Не скажешь?

Слово «оставаться» далеко не в полной мере отражало то, чем занимался там Хьюго, но он решил не возражать — пусть тренер сам подыскивает верные слова.

— Неужели ты до сих пор не понял, что за тобой установлена слежка, — ты, болван?! — заревел тренер.

Эта черная машина на пустынной улице! Хьюго опустил голову — он был сильно разочарован в Сибилле. Как она посмела быть такой подозрительной? И откуда у нее деньги на оплату частных детективов?

Большие руки тренера нервно дергались на крышке стола.

— Ты что, сексуальный маньяк?

— Нет, сэр.

— Заткнись! — заорал тренер.

— Как угодно, сэр!

— Только не подумай, что это я организовал за тобой хвост, — дело куда хуже. Хвост за тобой установлен по требованию спортивного комиссара.

Хьюго с облегчением вздохнул: значит, не Сибилла. Слава Богу! И он поспел так думать о ней!

— Я выкладываю свои карты на стол, Плейс! — заявил тренер. — Контора спортивного комиссара давно проявляет к тебе повышенный интерес. Их работа — следить за чистотой наших рядов. В этом я целиком на их стороне и хочу, чтобы у тебя не было на сей счет никаких заблуждений. В моем клубе есть только одно, чего я на дух не выношу, — игрок с подмоченной репутацией. Хьюго прекрасно знал, что тренер не выносит около сотни других вещей, о чем время от времени и напоминает игрокам, но счел, что сейчас неподходящий момент, чтобы освежить его память.

— Послушайте, сэр… — начал Хьюго.

— Заткнись! Если такой игрок, как ты, вдруг, ни с того ни с сего, начинает действовать на поле так, словно у него в голове под шлемом мякина, а не мозги, и действовать в средней линии защиты, причем все хуже от одной игры к другой, то, совершенно естественно, у них могут возникнуть подозрения.

Тренер, выдвинув ящик стола, вытащил темно-синюю папку, извлек оттуда несколько страничек напечатанного на машинке текста, и, вооружившись очками, стал читать, пояснив:

— Это доклад, полученный из офиса спортивного комиссара. — Пробежал глазами несколько абзацев, покачал головой, словно чему-то сильно удивляясь. — Скромность не позволяет мне зачитать тебе вслух описания твоих сексуальных подвигов, но, должен признаться, твоя способность выходить в воскресенье на поле и играть после таких ночных боев, и это на протяжении целых недель, заставляет меня просто разинуть рот от благоговейного удивления.

Хьюго счет за благо промолчать.

— До сих пор тебе везло, — продолжал тренер, — газеты пока ничего не пронюхали. но если что-то просочится в печать, я немедленно вышвырну тебя к чертям собачьим — не успеешь даже снять краги, как окажешься за дверью. Ты меня слышишь?

— Слышу, сэр.

Тренер теребил листочки в руках, бросая на них косые взгляды из-за бифокальных очков.

— Кроме своей новой карьеры бабского угодника ты, судя по всему, еще проявляешь поразительную щедрость в раздаче направо налево драгоценных украшений. Только в одном ювелирном магазине в нашем городе менее чем за два месяца ты истратил более трех тысяч долларов. В то же время ты приобретаешь дом из восьми комнат, с бассейном; отправляешь жену в дорогостоящие отпуска по всей стране; вкладываешь пятьдесят тысяч долларов в недвижимость, и эту сделку вряд ли можно назвать законной; играешь в карты на большие деньги с самыми крупными в городе игроками; арендуешь собственную ячейку в хранилище банка и по наблюдениям набиваешь ее каждую неделю все новыми кучами денег неизвестного происхождения. Я знаю, какое у тебя жалованье в клубе, Плейс. Могу ли я поинтересоваться, откуда у тебя появился недавно столь значительный источник доходов на стороне, или ты сочтешь такой мой вопрос неприличным? — Тренер, закрыв папку, снял очки и откинулся на спинку стула.

Хьюго хотел ему все объяснить, но слова почему-то застряли в горле. Все, что он считал благоприятными улыбками судьбы, в этой холодящей ему душу темно-синей папке превращалось в свидетельства против него: коррупция, незаконные, криминальные по характеру прибыли… Хьюго любил всех тех, кто любил его, и давно привык, что все вокруг желают ему только добра. И вот внезапно осознал, что есть люди, включая и тренера, которые готовы признать на веру все самое худшее, что им известно о нем, и погубить его из-за этого навсегда… Эта мысль лишила его дара речи; он беспомощно всплеснул руками.

— Плейс, — произнес тренер, — я хочу, чтобы ты ответил мне на один-единственный вопрос, и если я обнаружу, что ты мне лжешь… — И осекся, по-видимому нарочно, со значением.

Правда, не добавил своей обычной заключительной угрозы: «Я лично пригвозжу твои руки в стене раздевалки». Такое упущение приводило Хьюго в ужас и он молча, покорно ожидал страшного вопроса.

— Плейс, ты получаешь какую-то информацию от своих приятелей, этих азартных игроков? Которые болеют за другие команды?

Волна стыда окатила Хьюго, — никогда еще, кажется, ему не было так горько, так стыдно, как в эту минуту. Он вдруг разрыдался — в рыданиях затряслось все его крупное тело, весом 235 фунтов.

Тренер в ужасе взирал на него, наконец проговорил:

— Где твой носовой платок?

Хьюго вытащил носовой платок, всхлипнул.

— Тренер, клянусь вам головой своей матери — я никогда, ни разу не разговаривал ни с одним азартным игроком!

— Мне не нужна голова твоей матери! — зарычал тренер, но, кажется, слова Хьюго его убедили; он ждал, когда стихнут рыдания. — Ладно, убирайся! И будь впредь осторожнее. Не забывай — за тобой следят со всех сторон.

Вытирая платком глаза, Хьюго ничего не видя перед собой вышел из кабинета тренера. Их агент по связям с общественностью Брентаксис распивал пиво в раздевалке с каким-то седовласым человеком невысокого роста; у того на жилетке задержался пепел от сигареты Хьюго его узнал: Винсент Хейли журналист; ведет спортивную колонку. Попытался улизнуть, — может, его не заметят, — в такой день, как этот, нельзя давать интервью. Но Брентаксис его засек и позвал:

— Эй, Хьюго, подойдите-ка к нам на минутку!

Бежать сейчас бессмысленно, понял Хьюго, это еще хуже. Хьюго уверился: всем вокруг него, всему миру уже известно, что он попал под подозрение. Попытался внутренне собраться, направляясь к этим двум; ему даже удалось изобразить на лице подобие невинной улыбочки сельского парнишки, правда весьма обманчивой.

— Хэлло, мистер Хейли! — поздоровался он.

— Рад вас видеть, Плейс, — откликнулся Хейли. — Ну, как голова?

— Все отлично, — торопливо успокоил его Хьюго.

— Да, ну и сезон выдался для вас в этом году, Плейс! — прокричал Хейли пропитанным виски голосом, — в тоне чувствовалось откровенное презрение к спортсменам, и глаза — словно лучи лазера.

— Да, вы не ошибаетесь — трудный сезон, ничего не скажешь.

— По правде говоря, никогда прежде не видел, чтобы защитник так набирал от матча к матчу.

Хьюго почувствовал, что его прошибает пот.

— Да, выпадают такие годы, когда везет и все идет по наезженной колее.

Ждал, весь сжавшись, следующего вопроса? Но Хейли ограничился некоторыми обычными, рутинными: кто, по его мнению, самый лучший и самый скрытный игрок в таблице до ее середины и что он думает о способностях разных игроков, умеющих давать отличные пасы.

— Благодарю вас, Плейс, — наконец отпустил его Хейли, — у меня больше вопросов нет. Берегите голову, пусть ей тоже повезет. — И протянул ему руку.

Хьюго с благодарностью пожал ее, радуясь, что все кончилось, ибо в следующую минуту его наверняка вывели бы из себя эти бесцветные, проникающие до костей глаза. Не выпуская руки журналиста из своей Хьюго слушал пропитанный виски хриплый голос, но в его левом ухе звучал он уже иначе, словно отзывался в какой-то далекой пустой камере, дающей звучное эхо: «Вот, вы только поглядите на эту тушу из костей и мяса весом двести тридцать пять фунтов, на этого двадцатипятилетнего парня: купается в деньгах, а мой пацан, девятнадцатилетний пацан, весом сто тридцать фунтов, лежит в грязи, весь промокший до нитки, во влажных вьетнамских джунглях, ожидая, когда ему прострелят голову. За кого он там расплачивается?..»

Хейли еще раз тряхнул руку Хьюго и даже изобразил подобие улыбки, обнажая в циничном оскале пожелтевшие кривые, сильно попорченные. — Было очень приятно поговорить с вами. Плейс. Продолжайте так же успешно трудиться на поле.

— Благодарю вас, мистер Хейли, — ответил с самым серьезным видом Хьюго. — Постараюсь.