Эйзенхауэр. Солдат и Президент - СТИВЕН АМБРОЗ

8 октября Эйзенхауэр открыл пресс-конференцию, зачитав заранее подготовленное заявление, в котором речь шла о недавнем испытании советской водородной бомбы. Президент сказал, что это событие не было неожиданным, и добавил: "Советы теперь имеют запасы атомного оружия... они способны совершить атомное нападение на нас, и эта способность будет со временем возрастать". Перейдя к обсуждению положения в Америке, он заявил: "Мы не намереваемся раскрывать детали нашей мощи в тех или иных видах атомного вооружения, но эта мощь велика и постоянно крепнет". Он заверил прессу, что вооруженные силы обладают достаточным ядерным арсеналом для выполнения тех специфических задач, которые на них возложены. Он также предупредил, что "эта колоссальная сила должна быть уменьшена до уровня, на котором она будет полезной услугой человечеству"*20.

Миллионы согласились с последней фразой Президента. Более важно, что с ней согласились и ведущие американские ученые, которые уже до этого начали призывать к разоружению и проведению исследований по использованию атомной энергии в мирных целях. Самым важным было согласие Дж. Роберта Оппенгеймера, бывшего научного руководителя проекта "Манхеттен"*. В июле 1953 года Оппенгеймер опубликовал в журнале "Форин эфэйрс" статью, озаглавленную "Атомное оружие и американская политика". В этой статье Оппенгеймер предупреждал, что гонка вооружений между сверхдержавами может привести только к катастрофическим последствиям и в любом случае не имеет смысла. Когда Америка произведет свою "двадцатитысячную бомбу, она... не сможет парализовать их двадцатитысячную бомбу". Оппенгеймер очень образно сравнил Соединенные Штаты и Советский Союз с "двумя скорпионами в бутылке, каждый из которых способен убить другого, но только ценой своей собственной жизни". Он настаивал на том, что американскому народу надо сказать правду о размере и мощности ядерного арсенала, и призывал к "искренности со стороны представителей народа этой страны"*21.

[* Проект по разработке первой атомной бомбы.]

Статья Оппенгеймера обострила, но не начала споры внутри Администрации Эйзенхауэра по вопросу атомной политики. Без сомнения, это была самая важная проблема, стоявшая перед Эйзенхауэром, поэтому он относился к ней с исключительной серьезностью. Он назначил Оппенгеймера главой группы советников, которые должны были давать Президенту свои рекомендации по вопросу гонки вооружений; кроме того, Оппенгеймер уже был председателем Главного консультативного комитета Комиссии по атомной энергии. Эйзенхауэр читал докладные записки Оппенгеймера и считался с его мнением; он был согласен с ним: гонка ядерных вооружений — сумасшествие; он также считал, что американский народ поддержит любое его предложение о реальном разоружении, если ему рассказать с наглядными примерами о разрушительной силе водородной бомбы. Поэтому Президент поручил К. Д. Джексону работать над речью — положительным ответом на призыв Оппенгеймера к искренности. Джексон назвал работу по подготовке речи "операцией искренности" и трудился над ней в течение весны и лета 1953 года. Он с энтузиазмом поддерживал основную идею Оппенгеймера.

Другие старшие советники были категорически против. Даллес вообще не верил ни в какие предложения по разоружению. Он считал, что с русскими следует иметь дело только с позиции преобладающей силы, и настаивал, что различные советские предложения по разоружению, полученные до сих пор, были не чем иным, как инструментами пропаганды, рассчитанной на ослабление НАТО и отказ французов от ратификации договора о Европейском оборонительном сообществе. Адмирал Льюис Страусс, председатель Комиссии по атомной энергии, был согласен с Даллесом.

Страусс — миллионер, который сам составил себе состояние (на Уолл-стрит), — был заместителем Джеймса Форрестола во время войны (отсюда его чин адмирала). Трумэн впервые поручил ему возглавить Комиссию по атомной энергии в 1946 году; три года спустя Страусс затеял резкую полемику с Оппенгеймером о водородной бомбе. Оппенгеймер не хотел создавать бомбу, а Страусс и Трумэн хотели ее иметь. В июле 1953 года Эйзенхауэр назначил Страусса председателем Комиссии по атомной энергии (хотя он знал его очень мало). После церемонии приведения к присяге Страусса Эйзенхауэр отвел его в сторону и сказал: "Моя основная забота и ваша первоочередная задача заключаются в том, чтобы найти новый подход к разоружению атомной энергии" *22. Страусс проигнорировал поручение Президента.

В своих убеждениях Эйзенхауэр склонялся и к Оппенгеймеру, и к Страуссу, "поощряя обоих и никого не оскорбляя". Различные проекты речи, подготовленные Джексоном (которые его коллеги называли "Бум! Бум! Бумага"), с описанием атомных ужасов, убийств "с той и с другой стороны, не оставляя никакой надежды", Эйзенхауэр нашел слишком устрашающими, чтобы служить полезной цели. "Мы не хотим запугать страну до смерти", — сказал он Джексону, поскольку опасался, что сгущение красок может побудить Конгресс выдвинуть требование о резком и, главное, неэффективном увеличении затрат на оборону. Но с другой стороны, с того самого момента, когда Эйзенхауэр прочел первый отчет о первом испытании водородной бомбы, он всегда испытывал импульсивное желание информировать общественность об устрашающей разрушительной силе, которую содержит бомба. И все же каждый раз, когда он читал очередной проект выступления, подготовленный Джексоном, опасение чрезмерной реакции Конгресса на его "Бум! Бум!" перевешивало желание сказать правду, поэтому он продолжал советовать Джексону снизить тон. "Неужели мы не можем найти что-либо обнадеживающее?" — спрашивал он *23.

Джексон не мог. Серьезной помощи от советников Эйзенхауэр тоже не получал. Они рекомендовали ему либо создавать бомбы большей мощности (Страусс), либо не делать их совсем (Оппенгеймер).

Эйзенхауэр отбросил все советы. Он понял, что должен в основу предложения о разоружении положить свою собственную идею, которая не представляла бы угрозу безопасности, содержала общую надежду и которую русские не смогли бы отвергнуть с легкостью. И такую идею он наконец нащупал. Соединенные Штаты и Советский Союз могут, полагал он, передать изотопы безвозмездно из своих ядерных запасов в общий фонд для использования в мирных целях, например для разработки ядерных генераторов. Одним ударом это предложение разрешало многие проблемы. Вместо страха перед атомной энергией появилась бы надежда; исключалось требование об инспекции на местах, которое всегда было камнем преткновения на пути всех предложений по разоружению; пропагандистские преимущества были очевидны и значительны.