Виновны в защите Родины, или Русский - Тимофей Круглов

— Ты что, меня поближе к отряду подтащить хочешь, так и скажи.

— Да я-то тут при чем? — сделал невинное лицо Мурашов. — Тут и другие есть желающие, не мне чета. Да и потом, тебя давно уже не подтаскивать, оттащить вряд ли получится.

— А Чехову я на кой ляд сдался?! — резко поднялся с койки Иванов, накидывая куртку.

— Догадливый у меня друган, — медленно, с ударением на слове «догадливый» протянул Толик.

— Ага, трудно догадаться! «Старший инспектор аналитической группы», — издевательски процитировал Питона Валерий Алексеевич. — Лучше б он был инспектором ГАИ, все вы целее были бы! У вас, вообще, кто командует? Чес или Питон?

— Мы тут, как ты, кстати, рекомендовал отвечать на такие вопросы, — мы тут все подчиняемся Конституции Советского Союза! Вот тот, кто именем советского закона назначен командовать, тот и командует! — весело и веско произнес Мурашов, тоже накидывая бушлат, засовывая в комбез пистолет, перехватывая поудобней за цевье автомат и забрасывая его небрежно на ремень — все это как-то ловко и одновременно. — А вообще-то я не знаю, Валера. Я только догадываюсь. Так что догадывайся и ты, только самостоятельно.

Оказывается, уже было утро. И даже стоял у входа в барак зеленый армейский «уазик», и два солдата из БОУП втаскивали в коридор бачки с горячим питанием — перешедшему еще с сентября на казарменное положение ОМОНу обед привозили из училищной столовой. Обычно только обед, но тут, видно по случаю ночных событий, подсуетились еще и с завтраком.

— Отдохнули, называется, — протяжно зевнул Толян, и они не спеша, приглядываясь к происходящему вокруг, отправились в соседний барак. Особенной суеты не наблюдалось, но база еще не успокоилась после ночного происшествия. Усилены были посты охраны, топтались, куря на легком морозце у штабного барака, какие-то офицеры в армейской форме. Колобком прокатился в сторону железного ангара — к автопарку — комвзвода Кузьмин, за ним, не отставая ни на шаг, несмотря на ленивую расслабленную походку, передвигал свои ходули длинный сержант с неласковым прозвищем Конь. Ручной пулемет в его ручище казался легким, как муляж.

— Кузя куда-то понесся с утра. — просто так, лишь бы что-то сказать, заметил Иванов, уже решивший про себя, что, пожалуй, стоит остаться на время на базе. Алексеев поймет…

— Сейчас все понесутся. Начнутся проверки, московские комиссии, журналюги всякие, — хохотнул Толян, с маху подтолкнув друга в плотную спину.

— Уже, — лаконично ответил ему Иванов, всмотревшись в группу штатских, вышедших в сопровождении Млынника из дежурки.

— Подниекс?! — удивился Толян, придержав шаг. — Говорят, там пару его ребят у Бастионной горки подстрелили. Подожди-ка, секунду! — Толян вприпрыжку, дурачась, поскакал к Чеславу, уже проводившему латышских документалистов за шлагбаум.

Вернулся он быстро и сразу сказал:

— Подниекс говорит, что стреляли в его людей со спины. Со стороны Бастионной горки, так что это не могли быть наши. Один оператор убит, другой тяжело ранен, вряд ли выживет. Юрис привез копию снятого ночью материала, говорит, там видно, что трассеры летят из-за спины оператора, снимавшего в это время нас у МВД. Нас, не стрелявших в них!

— Молодец мужик! Хоть и. Но это ему может дорого обойтись, латыши правдолюбцев не любят, — сухо отметил Иванов.

— А кто их любит? Мы, что ли?

— Ну, не важно это, важны его показания. Разговор этот они для себя снимали? Копию Чесу дадут?

— Вроде бы да.

— Вот это самое главное. Теперь поглядим, кто из Москвы давить будет и каким образом. — Иванов в задумчивости споткнулся о высокий порог маленького, тесного кабинета, заменившего на время опечатанную по приказу из Москвы ружкомнату.

Обрюзгший от недосыпа, плотно сбитый капитан сидел у ящика с автоматами — ненового ящика с неновыми автоматами — и хмуро глядел на подходящих к нему омоновцев. Те сдавали АКСУ для проверки приезжающей московской комиссией и получали взамен АК-74 или АКМС — кому что попадется — в зависимости от расположения начальника штаба.

Настала очередь Иванова, так и не переодевшегося еще и нелепо выглядевшего в своей светлой пижонской куртке на кнопочках и костюме-тройке с модным галстуком.

Капитан поднял голову, посмотрел на Валерия Алексеевича; так и не узнав, перевел взгляд на Мурашова. Тот просто кивнул.

— Фамилия, инициалы? — сухо спросил начальник штаба и, получив такой же сухой ответ, занес в список. Записал номер автомата, заставил Иванова расписаться за получение оружия и выдал ему АКМС.

— А пистолет?! — возмутился Мурашов. — Человеку в штатском работать, в город мотаться.

— Надо будет, свой отдашь или во взводе возьмешь — невозмутимо ответил капитан. — Скоро начнет народ прибывать, что я им выдавать буду? Если привезут из дивизии обещанное, тогда хоть танк пусть выписывает. А пока все. Патроны возьмите! — Капитан ткнул пальцем в открытые цинки, лежавшие на столе.

Валерий Алексеевич и Толян от души загрузили карманы слегка маслянистыми картонными пачками — больше — не меньше. Начштаба грустно усмехнулся, но на этот раз ничего не сказал, просто кивнул следующему — подходи, мол.

Я Франсуа, я Франсуа!О чем весьма жалею.И сколько весит этот зад,Узнает скоро шея!

— громко продекламировал на улице Иванов, удлиняя под себя ремень автомата и привычно закидывая оружие на плечо.

— Ты чего это? — Голубые глаза Мурашова посмотрели на друга в упор — не дрогнул ли? Что за ахинею несет?

— Это не я, Толя, — это Франсуа Вийон. Ваганты, знаешь ли…

— Это такая рок-группа, что ли? — хохотнул Толян, опять включая дурака.

— Ну да, группа, только немножко ретро — XV века. Но тоже, однако, те еще разбойнички.

— Наверное, плохо кончили? Сдается мне, что в одной средневековой сводке по городу проходило, что Франсуа твоего повесили.

— Неплохо для командира взвода ОМОНа! — Иванов остановился и посмотрел Толику прямо в глаза. Тот не смутился и даже подмигнул залихватски — знай наших!

— Я в дежурку зайду на всякий случай, а ты иди переоденься все же, ходишь тут как брянский волк — тамбовский партизан! Да! Имей в виду! Приказ по базе — без оружия и срать не ходить! — Лейтенант Мурашов развернулся и легко пошагал в сторону штабного барака.

Никто из встретившихся омоновцев, однако, не удивлялся штатскому человеку с автоматом, бредущему потихоньку по дорожке. Знакомые — здоровались на ходу, незнакомые видели здесь и не такое. Шел январь 1991 года.

— Здравствуйте, дядя! — Тоненький, доверчивый детский голосок, показалось, прозвучал в сознании. Некому было здесь, на базе ОМОНа, разговаривать детским голосом! Иванов опустил голову. Прямо перед ним стояла маленькая девочка — лет семи — почти ровесница дочки.

Чистые голубые глаза, мытые, румяные щечки, кокетливый белый бантик на косичке.

— Здравствуй, красавица! Тебя как зовут?

— Клистина.

— Кристина?

— Я же говорю, Клистина!

— А тебе не холодно, малышка? Давай-ка застегнем курточку, рукавички наденем.

Откуда-то сзади набежал, топоча ботинками, огромный, зверского вида лейтенант из спецподразделения ОМОНа — «Дельта». Подхватил на руки девочку, прижал к себе и понес в свой барак, на ходу оглядываясь и объясняя Иванову: «Все в порядке, братишка! Мама у нас в больнице, вот мы и воюем тут вместе! Бывай, береги себя!».

Как мир мечты необычайно светел,Как падает на эти строки пепел!Как голуби в Сан-Марко на рассветеНаследство дожей беззаботно метят!И слышен быстрый говор латинян —Как по брусчатке катится стакан.То дождь, то снег нам выпали зимою.И небо серое висит над головою,И жизнь как слякоть на разъезженном бульваре,Но в сумочке — потрепанный словарик,И «дольче вита» и «арслонга эст» —Как наших мечт на кухне манифест.Любимая! Ты бредишь над романомИ видишь сны цветные наяву.Каким я заманил тебя обманом,Каким же чудом я еще живу —С тобою ем и сплю и, даже взглядомТебя не видя, чувствую — ты рядом.Поодиночке путешествуя в Европу,Мы накопили целый капиталСлов нерастраченных, но наш язык эзоповНастолько доверительным не стал,Соединив отели, страны, лица,Чтоб в «Мулен Руж» хоть раз вдвоем напиться.А здесь, в Христорождественском соборе,Мерцают свечи, шепчутся молитвы,И в них сгорает, очищаясь, горе,А в двух шагах, как поле вечной битвы,Шумит столица маленькой страны,Которой мы и на фиг не нужны.Одиннадцатым медленным трамваемМы в Чиекуркалнс устало отплываем.Дверь на цепочку, словно пса, посадимИ поедим уже однажды за день.Туман в окне. Туман от сигарет.Сто книг раскрытых, главной только нет

Глава 4