Человек с яйцом - Лев Данилкин

Первая его схватка с ОМОНом состоялась в ходе митинга подполковника Терехова на Тверской, рядом со строящимся «Мариоттом». Чтобы докричаться до задних рядов, лидеры оппозиции карабкались по строительным лесам и орали в «красную» толпу крамольные речи, призывая идти вниз, на Кремль.

— Как высоко вам удалось залезть? На какой этаж?

— Ну не знаю, на третий, наверно. На тот, где были настилы и откуда была видна толпа. Нам уже стало известно, что в районе Маяковки Тверскую перегородили, стояли грузовики, а перед ними омоновцы со щитами. Терехов позвал народ в поход, и мы спустились, выстроились в цепь, взялись под локоть, справа от меня стоял Алкснис, мы шли в первой шеренге, потому что вожди должны идти впереди. И мы двинулись.

Действительно, рядом с рестораном «София», нынешним «Ростиксом», они увидели стену омоновцев. Те подпустили их поближе и принялись колотить в стеклопластиковые щиты резиновыми дубинами. Это произвело на демонстрантов известный эффект — «по-видимому, что-то такое чувствовали расчеты противотанковых ружей, когда танки на них надвигались», но они продолжали сближаться. Когда идти больше было некуда, Проханов покрепче схватился за Алксниса и, удвоив свой вес, врезал ногой в щит. Дальше началась мясорубка, но атакующим все-таки удалось как-то протиснуться сквозь ОМОН и перегородившие Тверскую грузовики. До Кремля они так и не дошли, основной массив был удержан, но, в любом случае, ему было по пути — жил-то он на Пушкинской.

— Надо же — я-то вас застал уже таким вальяжным, с патрицианской пластикой. Трудно даже представить вас карабкающимся по мариоттским лесам.

— В 91–93 годах я был еще худым человеком. Сейчас это связано с тучностью, а я-то был ходок… Просто оппозиция стала чаще собираться на свои вечера… появились спонсоры… и в ресторанах, за столом… непомерные калории, они, конечно, деформировали мою фигуру, и я приобрел уже не вполне спортивный вид.

— А вы в самом деле бегали с баркашовцами кросс, как Белосельцев в «Красно-коричневом»?

— Нет, я с Баркашовым не бегал, там была задача показать весь атлас партий, в том числе и баркашовского РНЕ; это было таким приемом, который я придумал.

— Как получилось, что вы сами не стали полномочным лидером оппозиции?

— Мне постоянно об этом говорили. Я специально отступал на вторые роли. Кстати, может, это даже был инстинкт самосохранения, я сейчас думаю. Потому что очень много людей, выступая на первый редут, на первые роли, очень быстро сгорали и расходовались. Они помещали себя на эту расплавленную кромку и, созданные из такого папье-маше, очень быстро там сгорали.

Митинг на Тверской, 1993 г.

Еще до сентябрьского ельцинского указа № 1400 о разгоне парламента Проханов стремительно сближается с Хасбулатовым, который к тому времени люто ненавидит своего бывшего союзника Ельцина. В «Дне» появляется их очень обстоятельная беседа — уважаемый Руслан Имранович, любезный Александр Андреевич. Он мог позвонить его пресс-секретарю, тот немедленно соединял их, они обсуждали различные сценарии, обменивались союзниками. «Кое-какая информация доставлялась интересная». Что за интересная информация? «Ну, например, мне стало известно, кто и как убил Поляничко. И я счел необходимостью рассказать об этом, потому что информация частично касалась и самого Хасбулатова». (Поляничко, профессиональный переговорщик, был другом-партнером Проханова с Афганистана. В последнее время он занимался карабахскими делами, и его смерть, судя по некрологу-мемуару, глубоко поразила Проханова.)

Они понимали, чем кончится противостояние, и лихорадочно ждали ельцинского указа о роспуске парламента, надеясь после него перевести нарыв в открытую фазу и спровоцировать столкновение и переворот. Каждый день Проханов является в Белый дом и ведет бесконечные переговоры. Там многие депутатские кабинеты были уже опечатаны, но у тех парламентариев, кто остался, наоборот, толклись люди, шли постоянные пресс-конференции. «Дом был набит, кишел, полно защитников. Наверху была радиостанция, внизу — арсеналы». «Главный арсенал Хасбулатов, идиот, вывез, остались только короткоствольные автоматы. Но наши-то протащили сюда снайперские винтовки; у приднестровцев, я видел, был ручной пулемет».

Он так много рассказывал мне про 93-й год, а тут я еще прочел «Красно-коричневого», что я попросил его, чтобы он повел меня на экскурсию по своим местам боевой славы. К Белому дому мы приближаемся со стороны «Баррикадной» (где, как уверяет Николай Николаевич из «Господина Гексогена», до сих пор ходят под землей мертвые защитники Белого дома): справа остается Киноцентр, слева — стадион «Асмарал».

— Вон до сих пор висят эмблемы: иракский человек его купил, потом он спонсировал мою поездку в Нью-Йорк, в ООН, попросил, чтобы я выступил на слушаниях об отмене эмбарго. А в детстве я сюда ходил смотреть футбол. В 1993-м не было этой железной ограды, были бетонные плиты, и на них были поразительные граффити сопротивления. Вот к этой стене выводили пленных, здесь их пытали и расстреливали. Довольно большое количество, до 90 человек. Экзекуциями и расстрелом руководил генерал Романов, он был замминистра внутренних дел, Ерина. Тот самый Романов, которого потом в Грозном на площади Минутка рванули, и он остался дебилом, его возят на каталке. Мы о нем несколько раз писали: усматривали в этом промысел божий, возмездие за истязания наших товарищей… Вот это одно из направлений, которые вели к осажденному Дому советов, прямо перед нами. Сейчас там ограда, через которую не пройдешь, а раньше ее не было. А вот двадцатый и двенадцатый подъезды, через которые проходили от метро. Тут была так называемая казачья застава, стоял грузовик, они сделали чучела пулеметов, которые держали всегда накрытыми чехлами; создавалась иллюзия, что это пулеметная точка. И вокруг все время, когда еще не было блокады, — народ, песни, баррикады, здесь, там, крестные ходы, гитары. Вот там был такой балкон, на который с микрофоном выходили все — артисты, писатели, политики — нон-стоп вещали толпе, та восхищалась, ревела, аплодировала. А потом, когда все стало закрытым, войска, ОМОН, колючая проволока — они остались в блокаде. Вот здесь собиралась толпа, пыталась прорваться внутрь, показать, что защитники не одиноки.

— А чего вы там делали целыми днями, в этом осажденном Белом доме?

— Возникла гравитация, там был центр конфликта, собралась масса людей, в том числе писателей. На втором этаже стояли трибуны, с которых мы выступали, бесконечная ротация, я тоже, по несколько раз за день. Белый дом был очень живым местом, туда было просто интересно приходить. В городе он воспринимался как какой-то новый форум. Странные бумаги постоянно издавались. (Одну из них я видел в Торговцеве, пришпиленную к стене в бане: это напечатанное на бланке «Президент РФ» письмо Руцкого от 25.9.93.).