Мэрилин Монро - Дональд Спото

Вторая причина носила более личный характер. Мэрилин делала массу шума вокруг своего отъезда из Голливуда. Ее адвокаты долго анализировали договоры, заключенные у нее с «Фоксом», и им удалось найти там кое-какие щели, благодаря которым можно было заявить, что указанные контракты недействительны. Это было сделано с той целью, чтобы актриса и Милтон Грин могли вместе начать творческое содружество, основать компанию под названием «Мэрилин Монро продакшнз» и впоследствии делать кинокартины, над которыми они располагали бы полным контролем от первого и до последнего дня производства, и не только получать более высокие доходы, нежели зарплата актрисы на студии «Фокс», но и иметь возможность дополнительно положить в карман недурственную сумму за счет уплаты меньших налогов. Было также известно, что в соответствии со своим новым договором Мэрилин собирается покинуть Фелдмена и обратиться к новым агентам, работникам Музыкальной корпорации Америки, сокращенно называвшейся МСА (Мэрилин подписала контракт с этой фирмой 26 июля 1955 года).

«Я чувствую себя как Золушка», — призналась Мэрилин, когда прибыла в ресторан «Романофф», одетая в великолепное рубинового цвета платье из шифона, позаимствованное из гардероба студии. Кларк Гейбл пригласил ее на танец, Хамфри Богарт пропустил с ней стаканчик, Клифтон Уэбб нашептал парочку злокозненных сплетен, а Сидней Сколски получил материал на несколько статеек в свою рубрику. На прием прибыл сам Занук, а также Джек Уорнер, Клодет Кольбер[282], Сэмюэл Голдвин, Гари Купер, Билли Уайлдер, Сьюзен Хейуорд[283]и Лоретта Янг[284]. Мэрилин, как это несколько дней спустя сформулировал Сколски в своей колонке, видела, что «ее в конечном итоге признала и приняла в свой круг так называемая городская элита. У Мэрилин никогда не было ощущения принадлежности к ней. Она завоевала славу благодаря популярности, которой пользовалась среди своих почитателей», однако всегда чувствовала себя забытой Голливудом. «Из низов я вознеслась на вершины», — изрекла она позднее. Наибольшее впечатление в тот вечер произвело на нее знакомство с Кларком Гейблом, ее давним кумиром. «Я всегда восхищалась вами и мечтала сыграть с вами в одной картине», — призналась она ему в танце. «А я посмотрел "Джентльмены предпочитают блондинок", — ответствовал ей Гейбл, — и сказал своему агенту, что вы обладаете неотразимой силой воздействия. Мне бы тоже хотелось выступить вместе с вами». И, как они того хотели, им действительно довелось встретиться на съемочной площадке, но этому, увы, не сопутствовали столь уж приятные обстоятельства.

Сияющая и счастливая невзирая на усталость, Мэрилин очаровала всех присутствующих. Когда Джордж Аксельрод и Даррил Занук сказали ей, что после просмотра первых семи частей «Зуда седьмого года» считают ее игру превосходной, то Мэрилин так ответила на их комплименты: «Это благодаря Билли [Уайлдеру]. Он потрясающий режиссер. Мне бы очень хотелось снова выступить в его картине, но он снимает сейчас историю про Чарлза Линдберга[285]и почему-то ни за что не согласился, чтобы именно я сыграла Линдберга».

Каждый день 1954 года был у Мэрилин заполнен сложными профессиональными и личными делами, а также мелкими, хотя и обременительными, проблемами со здоровьем. В воскресенье, 7 ноября, в семь вечера Мэрилин прибыла (с трехчасовым опозданием) в больницу «Ливанские кедры», «чтобы избавиться от женских недомоганий, которые изводили ее на протяжении многих лет», как это сформулировал для газет ее хирург и гинеколог Леон Крон. Он имел при этом в виду операцию, которую сам же и сделал на следующий день в попытке вылечить актрису от хронического кистозного перерождения яичников.

Пресса зафиксировала пребывание Мэрилин в больнице, подчеркивая, что привез ее туда Джо и на протяжении тех пяти дней он был единственным посетителем актрисы, ежедневно часами просиживая у выздоравливающей во время обеда и по вечерам. Во вторник он принес в ее палату на шестом этаже флакон духов «Шанель № 5», что дало повод для слухов о примирении супругов. «На это нет ни малейшего шанса, — решительно заявила в среду Мэрилин, — но мы навсегда останемся друзьями».

12 ноября Мэрилин разрешили вернуться домой, а поскольку Джо ненадолго выехал в Сан-Франциско, актриса обратилась за помощью к Мэри Карджер Шорт. В момент, когда Мэрилин покидала больницу, фоторепортерам удалось сделать снимки исхудавшей, растрепанной артистки, которая чуть ли не плакала, пытаясь спрятать лицо. Это было отражением не столько ее подавленности и упадка сил на нервной почве (как в тот момент настаивали многие), сколько разочарования тем, что ей не удалось выбраться из больницы незаметно, съехав вниз грузовым лифтом. Она не хотела, чтобы ее видели, а тем более фотографировали непричесанной и без макияжа, — отсюда отчаяние Мэрилин, когда на нее налетели лихие ребята из «Лос-Анджелес дейли ньюс».

Мэрилин не стала придерживаться рекомендаций лечащего врача насчет необходимости длительного отдыха. На следующий вечер Джо возвратился в Лос-Анджелес и они вместе отправились в ресторан «Вилла Капри», где познакомились почти три года назад. Чтобы отметить приходящееся на 25 ноября сорокалетие Джо, Мэрилин подарила ему золотые часы, которые тот с гордостью носил затем на протяжении многих лет, пока не раздавил в безобидном дорожном происшествии.

В течение ноября неизменным спутником Мэрилин на всех светских мероприятиях был Сидней; тем месяцем их видели в самых разных клубах: и «У Тиффани», и в «Палм-Спрингс-Ракэ», и в «Хоб-Ноб». Однажды вечером Мэрилин Монро решилась совершить ошеломляющий по тем временам поступок, который еще более способствовал росту ее популярности.

В пятидесятые годы голливудские ночные клубы не приглашали темнокожих исполнителей на выступления, и когда Мэрилин узнала, что с агентами ее любимой джазовой и эстрадной певицы Эллы Фицджералд вообще не хотели даже разговаривать на предмет ангажемента в эти заведения, Монро позвонила по этому вопросу владельцу «Мокамбо». «Мэрилин Монро хотела, чтобы он немедленно привлек меня к выступлениям и заключил контракт, — вспоминала потом великая Элла, — и обещала, что если тот совершит подобный шаг, то она будет занимать столик неподалеку от сцены каждый вечер, когда я буду петь. Кроме того, она сказала ему — и это было правдой, — что благодаря репутации суперзвезды, которой она обладала, пресса будет безумствовать. Хозяин клуба согласился, и Мэрилин каждый вечер приходила туда и усаживалась за столик рядом с подмостками». Тем самым Мэрилин очутилась в авангарде вызывавшего тогда не столько спокойные дискуссии, сколько ожесточенные споры движения за гражданские права. В последующие годы этот вопрос будет все больше интересовать актрису — она осознала одно из наихудших предубеждений американцев и старалась бороться с ним.