Вечный зов. Том II - Анатолий Иванов

— Er atmet, er lebt doch. Aufstehen![12]

Фёдор не понимал, что они говорят, сердце его колотилось бешено и больно, в мозг тоже будто вбивали раскалённые камни: конец, конец… смерть!

Потом в закрытых его глазах метнулось оранжевое пламя, и Фёдор скорее догадался, чем почувствовал, что немец пнул его сапогом в голову.

И он, всё чувствуя, как колотится в последних, лихорадочных усилиях сердце, вытянул своё тело из воронки, упёр колени и ладони в шершавую землю, оторвал от неё тело, стал подниматься.

Полусогнутый, с опущенными руками, Фёдор какое-то время стоял недвижимо, тупо глядя на немцев, которые всё ещё плавали, покачивались перед ним, как в тумане. Правда, туман немножко поредел, и Фёдор заметил, что немцы рассматривают его беззлобно, с любопытством и удивлением.

— Oh, der russische Bör[13], — сказал один из них с улыбкой,

— Ja, ja[14], — откликнулся другой.

Тогда Фёдор не знал ни одного немецкого слова и не понимал, о чём они говорили.

Потом этот другой, который сказал: «Ja, ja», угрюмый и коротконогий, сплюнул на землю и резко мотнул автоматом. Фёдор догадался, что ему приказывают повернуться. И он повернулся, вытянулся, свёл на спине лопатки, ожидая автоматной очереди, которая сейчас прошьёт его. Одновременно в голове мелькнуло: «Что им убить человека… Это как плюнуть… как плюнуть».

Так Фёдор, вытянувшись, сведя до соприкосновения друг с другом лопатки, и стоял, ожидая смерти. Но её пока не последовало. Смерть беспощадно и неумолимо дыхнула ему в лицо из немецких автоматов не здесь…

«Не здесь… — чуть не вслух повторил Фёдор. — Да, не там…» Он тяжко вздохнул, поглядел на предрассветное уже небо и полез было за новой сигаретой, когда над Шестоковом неожиданно и визгливо завыла сирена. «Вот оно! Сигнал!» — мелькнуло у него в мозгу тревожно и одновременно как-то отрезвляюще, он сунул пачку обратно в карман, вскочил и побежал в центр Шестокова, к казарме…

Возле каменного здания бывшего магазина было столпотворение. Солдаты «армии» Лахновского с автоматами в руках, с гранатами на поясе выбегали из казармы, но не строились повзводно, как всегда бывало при тревогах, а в полумраке сбивались, как овцы, в кучи, меж которых сновали взводные командиры. Светя фарами, из переулка вывернулись два грузовика. Две кучи солдат кинулись к ним и, толкая друг друга, сердито переругиваясь и матюкаясь, полезли в кузова.

— Где третий? Где третья машина?! — зло кричал Лахновский, выбегая из казармы.

— Сейчас Лардугин… сейчас он, — умоляюще произнёс один из шофёров, приоткрыв дверцу кабины. — Не заводится у него… Аккумулятор меняет.

— Расстреляю подлеца! — затрясся Лахновский.

— Да вон, едет! — крикнул шофёр.

Третья машина, мотая на рытвинах снопами света, бьющего из фар, неслась к казарме.

— Всё равно расстреляю после боя! — рявкнул Лахновский прямо в лицо подбежавшему Фёдору, будто заверяя его в этом. — Ну! Что? Что?

— Всё в порядке, — ответил Фёдор. — Всё тихо.

— Тихо — да! Тихо — да?! — раздражённо и недоверчиво прокричал Лахновский, нервно дёрнул высохшей головой в сторону Валентика, сидящего у стенки казармы, где было место для курения, пообещал злорадно: — Будет вам сейчас тихо!

Из-за угла казармы выбежал Майснер, за ним — тощий и какой-то жёлтый, как старая селёдка, начальник немецкого гарнизона Кугель. Лахновский метнулся им навстречу, начал что-то говорить, размахивая руками. Из-за шума работающих моторов, криков солдат слов Лахновского было не разобрать, но было понятно, что Лахновский отдаёт какое-то приказание — Кугель стоял перед ним вытянувшись. Затем повернулся и побежал назад. Майснер, сняв фуражку, обтирал платком лысину и, будто тоже получив приказание, пошёл прочь.

Фёдор шагнул к казарме, сел рядом с Валентиком, закурил, спичку бросил в бочку с водой.

— Знаете, что на фронте? — негромко спросил Валентик.

Фёдор с опаской, даже со страхом относился к этому человеку, недавно появившемуся в Шестокове, вроде бы старому знакомцу Лахновского и Лики Шиповой. Удивило и поразило Фёдора не это и даже не то, что он, объявившись, начал в открытую пьянствовать и развратничать с Леокадией, нисколько не боясь гнева Бергера. У Фёдора защемило противно сердце, когда Валентик, узнав, что Лахновский раскроил Шиповой череп тростью, с кривой ухмылкой произнёс:

— Зря поторопился. Поручили бы мне с ней заняться — она бы через час у меня как миленькая заговорила и во всём призналась.

Фёдор никогда не вступал с этим кривоплечим человеком в разговоры и сейчас лишь неопределённо пожал плечами.

— Наше наступление, кажется, задохнулось, не получилось. Русские к Орлу рвутся, — произнёс Валентик.

Фёдору хотелось сказать: «Это и дураку ясно, что к Орлу, а не от Орла» — но не осмелился.

— Ничего, отгонят, — промолвил он.

— Да, отгонят… — несогласно, насмешливо вздохнул Валентик, и Фёдор, чувствуя провокацию, промолчал.

— Чего же не опровергаешь? — спросил Валентик жёстко.

— Вот что, хороший такой, — повернулся к нему Фёдор. — Пошёл бы ты в…

И поднялся.

— О-о! — протянул Валентик даже удовлетворённо, тоже встал, положил тяжёлую, как камень, руку ему на плечо, стал давить вниз.

Рука была тяжёлой, но Фёдор чувствовал — несильной. Валентику этому не только не прижать к лавке его, но даже не пошатнуть. И если бы сейчас развернуться и звездануть Валентика в грудь, она бы только хрястнула, сам бы он вмазался в стену и осел по ней на землю, уже мёртвый. И желание такое возникло у Фёдора, но он не сделал этого, покорно сел.

— Откуда же ты родом, Фёдор Силантьевич? — спросил Валентик таким тоном, будто ничего и не произошло.

— А оттуда… куда тебя только что послал.

— Грубиян ты, — усмехнулся добродушно Валентик. — Невоспитанный человек. А я личное дело твоё смотрел. Интересное…

Фёдор повернулся, полоснул его взглядом, но ничего пока не говорил.

— Путал ты, путал там… в своей автобиографии.

— Ничего не путал. Чего там запутанного?

— До войны… не в Шантаре ты жил? Деревня такая есть в Сибири.

В автобиографии, которую Фёдор составил ещё в Пятигорске, давая подписку служить немцам, он ни словом не обмолвился о Шантаре, смешал правду с вымыслом. Зачем он это сделал, Фёдор ни тогда, ни сейчас объяснить не мог. О последствиях его измены для Анны в случае чего он не беспокоился, о детях даже не подумал. А вот взял да и насочинял чёрт-те что. Всё это Фёдор помнил. И поэтому сейчас при упоминании Шантары невольно дёрнулся, вскочил. И только потом понял, что выдал себя с головой.

— Тебе что? — тяжко выдохнул он. — Какое дело?

— Сядь ты, — попросил тихо Валентик.

Грузовики, набитые солдатами, с рёвом трогались с места один за другим. Из подвального этажа казармы выбежал Садовский, что-то сказал штандартенфюреру и юркнул обратно. «Если не прикончил, то сейчас прикончит Подкорытова», — машинально отметил Фёдор, лихорадочно размышляя: откуда же о Шантаре знает этот мозглявый человек, откуда?

Грузовики с солдатами уехали — Лахновский оказался, выходит, прав, где-то за Шестоковом шёл бой с партизанами, и вот потребовалось подкрепление. И это отметил Фёдор попутно и даже усмехнулся невесело: «Всё, как змей, чует». Три взвода по двадцать пять человек в каждом ещё с вечера были отправлены к месту выхода на связь с Метальниковым, три были брошены им на помощь, в Шестокове осталось теперь из всей «армии» Лахновского сорок девять человек, включая специальный взвод охраны, Фёдора, Валентика и самого Лахновского. Да ещё немецкий гарнизон из пятнадцати солдат, Майснер, Кугель и человек двенадцать из штаба «Абвергруппы», если считать и шифровальщика, и радиста, и повара. Всего около восьмидесяти человек. Это тоже была сила немалая, способная защитить Шестоково, если какая-то группа партизан, как предполагал Лахновский, вздумает напасть одновременно и на деревню.

Всё это мелькало в мозгу у Фёдора, не заслоняя главной мысли: откуда же Валентик знает о Шантаре? Ещё он, глядя, как суетится на площади перед казармой Лахновский, выстраивая оставшихся солдат своей «армии», как пробежал куда-то толстобрюхий немецкий повар Отто, неумело держа обеими руками карабин, подумал, что выставленные на подступах к Тестокову секреты он сейчас ведь не проверил, а к ним, возможно, подбираются уже партизаны, может быть, постовые уже бесшумно сняты… Да нет, успокоил Фёдор самого себя, партизаны не могут снять постовых так легко, на всех тропах, на всех более или менее удобных и возможных участках подхода к Шестокову натянуты тщательно замаскированные проволоки, тронь любую — загремят подвешенные недалеко от постовых склянки и банки, разбудят их, если и задремали. Систему эту, не очень и хитроумную, но надёжную, придумал сам Бергер. Бывало, что зверь какой-нибудь — лисица или волк — натыкался на проволоку, и тотчас постовые принимали особые меры предосторожности, сообщали об этом в караульное помещение, которое находилось рядом с казармой, в старом деревянном доме. Но такое случалось редко, зверьё отсюда ушло. И, кроме того, секреты нынче выставлены усиленные. И Валентик вот только что проверил все три поста на западной окраине. Хотя чёрт его знает, всё может случиться, Фёдор сам когда-то был партизаном и понимает, что для людей, воюющих в тылу противника, нет ничего невозможного.