Великий Годден - Мег Розофф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда около полудня Мэтти ворвалась в гостиную, она сияла от счастья. В каком-нибудь незамысловатом романе все это могло бы стать завершением первой, вызывающей беспокойство, части истории. Но в нашей истории все еще только начиналось.
Позже в тот же день я забрала у Хоуп Гомеза, чтобы прогуляться с ним по берегу моря. Хоуп сказала:
– Мэл учит роль. Бедняга, это плохо сказывается на его характере.
Я ни за что на свете не выучила бы за месяц роль в пьесе Шекспира и не могла представить, что это по силам кому-то другому.
Глядя в окно, я видела на другом конце сада Мэла. Он ходил взад-вперед, взад-вперед и декламировал монолог Гамлета, оживленно жестикулируя. Как-то он сказал нам, что иногда, уча роль, вдруг точно понимает, каков его герой и что он пытается донести до людей.
Неужели про Гамлета этого до сих пор так никто и не понял?
12
Мэл больше не гулял каждое утро с Гомезом, и я взяла это на себя. Гомез лениво приветствовал меня, отрывал голову на дюйм-два от своей подстилки, а затем снова опускал ее в ожидании чего-нибудь съедобного. К тому времени как я, уже поговорив с Хоуп, съедала тост, он опять крепко спал, и мне было жалко его будить, но я будила, называла по имени и поглаживала его уши, пока он не открывал один глаз, затем другой и не вставал на передние лапы. Быть бассетом – значит вести непростое, шумное существование, то и дело колыхаясь всем телом, и при этом быть совершенно неотразимым для окружающих.
Хоуп смотрела на нас, уперев руки в бедра.
– Думаю, когда Мэл удерет от меня с какой-нибудь старлеткой, я обзаведусь милым маленьким уиппетом, – сказала она. А затем, наклонившись, чтобы потрепать Гомеза за уши, продолжила: – Ты очень глупая собака, Гомез.
– Он не глупый, а совершенно волшебный.
– Да уж, с такими короткими лапами ему ничего больше не остается, как быть волшебной собакой.
– Пошли, Гомез, – позвала я. – Нас здесь не любят. – И он потопал за мной, сердито повизгивая.
Я шла по берегу, Гомез семенил следом. Мама, Мэтти и, нехотя, Тэм отправились в магазин для невест и собирались пообедать в городе. Папа был в Лондоне, Хьюго и Кит – бог знает где. Ясно только, что не вместе.
Мы с Гомезом свернули на тропу, идущую от берега, и с трудом потащились по насыпи, параллельной морю. Солнце начало палить, я чувствовала сонливость, и в голове у меня было пусто. Потому я позвала Гомеза, принюхивавшегося к кроличьей норе, немного спустилась с насыпи, примяла траву и легла.
Трава была высокой, и нас можно было увидеть, только сойдя с насыпи в том же самом месте, что и мы. Горячее солнце нагрело землю, а с моря дул холодный ветер. Гомез трижды повернулся вокруг себя, сел и сразу же закрыл глаза. У него было тело большой собаки, которое успокаивающе грело мой правый бок. Какое-то время я полузакрытыми глазами смотрела на море, затем совсем закрыла их и стала прислушиваться сквозь дрему к куликам, крачкам и плеску волн.
– Привет!
Голос раздавался сверху, и я приподнялась, щурясь от солнца и пытаясь разглядеть, кто это. Но к тому времени, как мне это удалось, он уже сидел рядом со мной.
– Я услышал, как храпит Гомез, – сказал Кит. – Решил было, что у меня галлюцинации, но потом заметил, что трава примята. Прекрасное место. Не возражаешь, если я к тебе присоединюсь?
– Ты уже сделал это.
– Верно, – рассмеялся он и вытянулся на траве, заложив руки за голову и скрестив ноги, так что его ступни касались меня, то ли намеренно, то ли нет. – Ты любишь прятаться, верно? Всегда стремишься скрыться от чужих глаз.
Я взглянула на него, но он смотрел прямо в небо. Гомез снова закрыл глаза, рассеянно помахивая хвостом.
Кит выдохнул:
– Хорошее место. Тихое.
– Оно было таким.
Он открыл один глаз и улыбнулся:
– Если хочешь, я уйду.
Мне не хотелось этого. Он был ленив и уверен в себе и дал мне понять, что изрядно потрудился, чтобы найти меня. У меня нет иммунитета к лести. Ни малейшего.
– Итак, – сказала я спустя одну-две минуты. – Ты и Мэтти.
Он засмеялся:
– Что она тебе наговорила?
– Наговорила? Ты серьезно?
– О’кей. – Он с минуту подумал. – Это так очевидно?
– Родители еще не сообразили, что к чему, но это вовсе не значит, что всем остальным неясно, что происходит.
Он улыбнулся моим словам.
– Тебе действительно нравится Мэтти?
– Да, конечно, – нахмурился он. – А как иначе?
С чего начать?
Он повернулся и на этот раз посмотрел на меня внимательно:
– Ты недооцениваешь ее только потому, что она твоя сестра. А она умна, амбициозна, красива… – Он легонько толкнул меня ногой.
– Просто пытаюсь разобраться в твоих планах, Кит Годден. Она действительно подходит тебе?
– Ты мне не веришь, – сказал он. – Считаешь меня игроком.
– Я не знаю, что ты собой представляешь. – И это была правда. – И мне, в общем-то, все равно. – А вот это правдой не было.
Он закрыл глаза. Солнце высветило его идеальной формы бровь. Смотреть на него было все равно что смотреть через призму: при каждом ракурсе ты видишь нечто иное. Определенно одно: ты не можешь не смотреть на него. В каком-то смысле это был синдром Мэтти: он нуждался в том, чтобы на него смотрели, и потому делал все, дабы привлечь твой взгляд. И это напоминало мне хищные растения, издающие прекрасные запахи или очаровывающие яркими цветами. Он был очень приятным. Он приятно улыбался. От него приятно пахло. Мне ужасно хотелось лизнуть его руку.
В течение долгого времени никто из нас не произнес ни слова, и я решила, что разговор окончен. Но как только я опять задремала, он сказал, очень тихо, не открывая глаз:
– Но это вовсе не означает, что я не считаю тебя потрясающей.
Мои глаза распахнулись.
– И это правда.
Экстаз и возмущение.
– Ты другая. – Кит зевнул, вытянул руки над головой и улыбнулся: – Но это опять-таки не значит, что я не считаю тебя потрясающей.
Я стараюсь доверять своим инстинктам, хотя они, бывает, обманывают меня. Я посмотрела на свои пальцы, желая выяснить, дрожат ли они, потом обратилась к шее: а как ведет себя она? Я чувствую, когда на ней поднимаются волоски, а это случается, если я предвижу опасность, или когда я польщена, или осознаю свою исключительность, или полна радости бытия.
Сейчас я чувствовала себя польщенной, и особенной, и полной радости бытия. Вот только где-то вдалеке вспыхнул красный свет.
13
– Кто-нибудь видел Хьюго? – Мэл, как и все мы, чувствовал себя виноватым из-за того, что младшему Годдену уделялось слишком мало внимания. Но если по справедливости, это происходило вовсе не потому, что мы не старались.
Хьюго, хочешь сыграть в шахматы? Хочешь пойти поплавать?
