Тремориада (сборник) - Валерий Еремеев

Бледнолицый за столом, отложив ручку, сказал коллеге:

– Толя, можешь идти, я уж сам тут.

Молодой хотел что-то сказать, но, перехватив взгляд старшего, молча вышел.

– Пересчитайте, – бледнолицый выложил на стол мятые деньги Трескачёва.

Он пересчитал. Где-то так. Сергей не то, что точно не знал суммы, он даже не помнил, сколько купюрных ворохов было по карманам.

Затем, не читая, Трескачёв расписался в протоколе и спросил:

– А квитанция на штраф?

– Мы с вас уже удержали.

«Да и нормально, – подумал Сергей. – Пусть они в свой карман, зато скромно, да и мне без заморочек. А уж коль и шнурки вернут…»

Отдохнувший на скамейке в камере Сергей вышел из ОВД бодрячком. До дома минут пять ходу, и Трескачёв, жмурясь на солнце, не спеша направился к магазину. Там купил бутылку пива для себя и пару литров водочки домой. А то ж скупой бегает дважды. На закуску солёных огурчиков – похрумкать, жирной скумбрии, ветчины, хлеба и добрый кусок мяса на жарёху. Таковы были предпочтения в зарождающемся похмелье. Выйдя из магазина, Сергей открыл пиво зажигалкой, по традиции оцарапав указательный палец о пробку и, закурив, пошёл домой.

В квартире он застал только Рога. Тот сидел на кухне и брынькал на двух уцелевших струнах гитары, пылившейся в съёмной квартире. Безобразным голосом он душевно пел: «Светит месяц, светит ясный…»

– Где девки-то? – спросил Сергей Рога, проходя с яствами на кухню.

– Я их выгнал. – Тот прекратил пение и отложил гитару. – Не, ну, а хрен ли они!?

– И в самом деле, – согласился Сергей.

Уже после третьей рюмки, рассказав, что с ним произошло, Трескачёв усмехнулся:

– Всё ж надо было сказать про квартиру, может, и вовсе б не забрали.

– Ага! – кивнул Рога. – Тогда вообще могло бы оказаться, что бутылку в окно кидал именно ты.

– Тоже верно.

– А что, кассета-то цела?

– Это через четыре часа-то? – усмехнулся Сергей. – Со «SLAYER’ом»? Да за такое время бобину с записью твоего голоса утащат.

Зайдя в ванную, Трескачёв открыл кран холодной воды. Тот, немного похрипев, благополучно умолк, выдавив из себя капли три. Сергей проделал то же самое с горячей водой. То же самое и она проделала с его ожиданиями, хрипло выдавив три капли.

«Замечательно! А зачем ночью вода? Ночью люди добрые спят или на работе. А недобрые обойдутся».

Сергей вернулся на кухню. Там была полная раковина грязной посуды.

«Вот пусть тебя добрые люди моют», – ухмыльнулся Сергей.

Благо, воды был полный чайник. Трескачёв достал из настенного буфета пакетик с двумя печенюшками. Не богато, но лучше, чем с водой из крана.

«А ведь сейчас кому-то и спирт разбавить нечем», – подумал Сергей, с удовольствием наливая себе чай.

– Закрыты давно ларьки! – послышался через открытую форточку раздражённый девичий клич.

«Тоже мне новость, лучше б погоду передавала», – хмыкнул Сергей, выглядывая в окно.

Внизу, недалеко от его подъезда, какая-то девица тащила за рукав парня. Тот пытался освободиться от цепких рук, но как-то уж больно нерешительно. И что-то при этом негромко говорил. Даже, похоже, мямлил.

– Домой пошли, скотина! – скомандовала девица.

И без того не бравого вида парень, и вовсе поникнув, поплёлся телком в загон.

«Во, оторва! – сплюнул чаинку на подоконник Сергей. – Если б не солнце, то она точно разбудила б своим криком. На костёр ведьму!»

Трескачёв уселся на табуретку и, откусив печенюшку, подумал о путнике, штурмовавшем горку:

«Шел, как умел, никому не мешал, а его под белы рученьки, да айда. Лучше б ведьму упекли. А бедолага тот не шумел, за пределы тротуара не выпадал и не имел ни какой физической возможности причинить кому-либо вред. Агнец. А его – в кутузку. Впрочем, может, не так он и прост. Пьяный – он ведь и для себя загадка. Протрезвеет и столько интересного про себя узнаёт…»

Около двух лет назад Сергей шёл по улице со знакомым по работе, и тот вдруг окликнул одну из проходящих мимо подруг. Подойдя, он начал о чём-то разговаривать со своей знакомой. Трескачёв, закурив, отрешённо наблюдал за прохожими, снующими туда-сюда по начавшей зеленеть, весенней улице. И тут Сергей обратил внимание, что подружка знакомой приятеля, не принимающая участия в болтовне, рассматривает его.

«Не, н у, понятно, что всем девицам хочется меня хотя бы рассматривать, – подумал Сергей. – Но вон, другие-то сдерживаются. Делают вид, что ходят тут вроде как случайно, возле меня-то. Типа, у них в этом городишке дела какие-то появились. Наивность такая трогательна. Но вот так, откровенно разглядывать…»

Подружка наконец спросила:

– Узнаёшь меня?

«Ёлки! Это ж соседка моя. Ребёнком я с ней на одной лестничной площадке жил. Только тогда она лет на сорок постарше выглядела. Баба Клава!»

– Э-э-эй, ты здесь? – спросила девушка.

– Нет.

– А это автоответчик? – кивнула она на Сергея.

– Нет, – сказал Трескачёв, и усмехнулся. – В смысле, не припоминаю.

– Это ещё ладно, а то я уж забеспокоилась.

– Вышедшие из-под контроля автоответчики среди нас?

Сергей действительно не узнавал её, а она, улыбаясь, продолжала рассматривать его. И было похоже на то, что она его действительно знает. От этого Трескачёв почувствовал себя неуютно. Но, слава Богу, знакомый Сергея уже закончил разговор и они, попрощавшись с девушками, разошлись.

А недели через три Трескачёв неожиданно вновь увиделся с незнакомой знакомой. У одного приятеля на празднестве по случаю… да просто по случаю.

Тут-то она и рассказала Сергею, откуда его знает. Утверждала, что не так давно, поздним вечером, он оградил её от нападок какого-то типа – вырубил одним ударом. Трескачёв сказал, что она его с кем-то путает, он ничего такого не припомнит. Девушка стояла на своём. Тогда Сергей предположил, что был сильно пьян. «Может, только совсем чуть-чуть», – утверждала она.

«Наверное, организм работал на аварийном аккумуляторе, а запись в бортовом журнале вести уже было некому», – решил Сергей и поинтересовался:

– И что же, устранил подонка и стал приставать сам?

– Нет, посадил на автобус и всё.

«Вот так вот спьяну мир вечером спасёшь, а поутру, как все прочие плебеи, лишённый всякого тщеславия, будешь, как ни в чём не бывало, страдать похмельем».

Сидя на кухне, Сергей вздохнул, думая о путнике, штурмовавшем горку.

«Эх, напрасно обездоленные и угнетённые, голодные и несчастные, беззащитные и неутешные ждут благородного избавителя. Подрезали орлу крылья, так и не взлетевшему, да увезли в место безнадёжное, дабы ощипать там безжалостно».

Печенюшки закончились, но чай в кружке ещё оставался, и Сергей, достав сигарету, решил допивать его вприкурку. С улицы стали всё чаще и громче доноситься истеричные крики бакланов, певших по помойкам заутреню. Трескачёв, сидя на табуретке и держа в одной руке кружку, а в другой – сигарету, смотрел в окно. На горизонте возникло несколько облачков, пригнанных откуда-то издалека появившимся ветерком. Время от времени он задувал тихонько в форточку, рассеивая серо-голубой сигаретный дымок, расплывающийся над головой Сергея.

Тоска. Трескачёв, было, подумал: а не попробовать ли поспать ещё? Но тут же отмахнулся от этой мысли: нет, всё равно ничего не выйдет.

Ну почему, если надо вставать рано, то почти всегда просыпаться так тяжело? Сейчас же впереди совершенно свободный день, и именно поэтому теперь не заснуть ни за что.

После очередной затяжки Трескачёв поднёс сигарету к пепельнице, но прилично выросший серый столбик оторвался от уголька раньше и упал на узорчатую клеёнку стола.

– Блин комом, на хрен! – выругался Сергей, чуть было не сдув в сердцах пепел на пол.

Поставив кружку на стол, он облизнул кончик указательного пальца и, приклеив к нему серый столбик, отправил невредимым в пепельницу.

За окном вдруг раздался стук по металлическому карнизу. Сергей обернулся и увидел за стеклом голубя.

– Ты с миром, глупая птица? – спросил Сергей и приблизился к окну.

Голубь, обеспокоенно скрежеща коготками по жести, перебрался на край карниза, чтоб быть подальше от Трескачёва. При этом маленький засранец оставил после себя зеленоватый сгусток.

– Ах ты, собака! – воскликнул Сергей.

Он стукнул ладонью по стеклу, но птица лишь переступила с одной лапки на другую, косясь на Трескачёва одним глазом. Тогда он ударил напротив того места, где сидела птица, но та только вновь отошла на середину карниза.

– А-а-а! – выкрикнул Сергей и ударил по стеклу обеими ладонями.

Чуть сильнее, и оно разлетелось бы вдребезги. Но ведь не разлетелось! И голубь опять вернулся на край, уверовав в нерушимость прозрачной преграды, и продолжил гадить на карниз.

– Сейчас ты узнаешь, что такое разум, тупая кукушка! – оскалился Сергей, кинувшись к столу.

Он бросил сигарету в пепельницу и схватил чайник с кипятком. Затем пододвинул табуретку под форточку и, забираясь на неё, прорычал: