Свиток благоволения - Джон Тренейл

– Вам нравится?

– Я удивлена, видя здесь это. – Голос женщины, мелодичный, но несколько пронзительный, заинтересовал Прошина.

Дама явно слишком старалась произвести впечатление. Тут приступ кашля у Прошина прошел, зрение прояснилось и он увидел большой портрет Сталина, написанный маслом, висевший на дальней стене холла. Прошин потер глаза в изумлении. Секунду спустя он сообразил, что Крабиков и женщина говорят по-английски, и превратился в слух, рассматривая других гостей генерала.

Перед Прошиным стоял, заложив руки за спину и глядя на портрет, крепко сбитый мужчина. Прошин сразу признал в нем американца: эти слаксы с искрой и острыми, как лезвие ножа, складками, синий блайзер, копна волос, высверк золота на мизинце – все указывало на человека из-за океана. Женщина стояла в профиль к Крабикову, уже не проявляя ни малейшего интереса к самодовольному тирану, изображенному над ее головой, а сосредоточившись на изучении лица одного из его сегодняшних преемников. Ей за сорок пять, и она похожа на хозяйку гостиницы, решил про себя Прошин; а может, и особая секретутка, из тех, что служат в любом положении, будь то горизонтальное или вертикальное, но только самым высокопоставленным шишкам. На ней был черный, сшитый на заказ костюм поверх белой блузки со стоячим крахмальным воротником; туфли простого фасона на низком каблуке, а нейлоновые чулки почти не заметны на ее несколько полноватых ногах; волосы, уже поседевшие, но когда-то явно соломенного цвета, аккуратно зачесаны назад. Да, и еще один штрих… раз уж ее волосы когда-то отливали золотом, то наверняка и лицо ее некогда было очень привлекательным, отметил Прошин.

– Забавно, – с улыбкой сказала она Крабикову, – но я представляла вас несколько старше.

– Да и ваши фотографии вряд ли правдивы. Я не был готов к встрече с такой красавицей.

– Что касается меня, то я не была готова к подобной галантности.

– Или к куртуазности. А это, – Крабиков взглянул через плечо, – Константин Прошин, наш вклад в пикник. Прошин, перед вами Кэтрин Палмер, помощник директора по планированию из Центрального разведывательного управления; а также Джин Сэнгстер из советского отдела ЦРУ – этакое уникальное бюро или отдел специальных операций… так, что ли, вы это сейчас называете?

Сэнгстер поклонился, ироничная улыбка скользнула по его губам.

– Здесь довольно прохладно. Давайте выберем местечко поудобнее.

Крабиков направился в гостиную с тремя французскими окнами, задрапированными плотным тяжелым бархатом. Сэнгстер и Палмер устроились на огромном красно-золотом, украшенном кисточками диване. По знаку Крабикова Прошин сел напротив американца, стараясь держаться в тени. Сам генерал остался подле высокого камина и тщательно откашлялся:

– Председатель Казин приносит свои извинения. Конечно, он хотел бы присутствовать здесь…

– Стало быть, он еще не умер? – спросила дама.

Крабиков невольно поморщился. Прошин догадывался, что генерал не желает потерпеть поражение, упражняясь в остроумных парированиях, но пора было переходить к деловому разговору.

– Нет, он еще не умер, – сухо подтвердил Крабиков.

– Так где же он? Наверху?

– Не так уж важно, где он. – Крабиков вынул пачку сигарет и закурил. Он не стал тратить время и интересоваться у американцев, курят ли они. Ему были досконально известны их привычки, так же как и они знали о его привязанностях. – Самое важное то, что мы делаем общее дело, не так ли?

Прошин напрягся. Так, значит, это совещание между архангелами ЦРУ и КГБ и на повестке дня заключение какой-то сделки!..

Женщина беззаботно кивнула, и Прошин восхитился ее манерой держаться. Эта дама обладала отменной выдержкой, вот это да!

– Ситуация мрачная, – продолжал Крабиков. – За прошедшие три года мы можем гордиться нашими совместными шагами к миру. Ограничение вооружений, нулевой ядерный вариант в Европе… Не стоит все это перечислять.

– А я думаю, стоит, – возразила Палмер. – Мы считаем, что фронт борьбы остался. Гласность и тому подобное – это же просто продолжение войны иными средствами.

– Тогда почему же вы здесь?

Палмер не ответила.

– Уверяю вас, клянусь: мы не сбивали этот спутник!

– Вы обладаете соответствующей технологией.

– Думаю, что да, хотя…

– Больше ни у кого ее нет. То есть кроме нас.

– А Китай?

– А, ерунда! О, простите, генерал, но Китай мы исключаем. У них нет даже примитивной технологии. Восемнадцать месяцев назад они прислали делегацию в ливерморскую лабораторию для обсуждения вопросов по видам лучевого оружия. Я читала наш отчет: китайцы все еще живут в каменном веке.

– Если вы считаете, что мы способны обманывать вас, если заявляете, что гласность и тому подобное – это розыгрыш, то почему же вы не допускаете то же самое со стороны Пекина?

– Знаете, похоже, вы в чем-то правы. Но как быть с остальными доказательствами?

– Что вы имеете в виду?

– Мы засекли вспышку энергии с вашего «АСАТа». – Палмер вскинула голову. – Ведь вот в чем дело, генерал. У вас есть спутник-убийца. Он произвел выстрел. Наш спутник разрушился спустя миллисекунду. Что вы скажете по этому поводу? Это тупик.

Прошин жадно вслушивался в перепалку. И когда наступило молчание, он обнаружил, что Сэнгстер изучает его. Прошин встретился с ним взглядом и встрепенулся. С чего это вдруг американец улыбается ему? Улыбка не сходит с его лица…

– Ладно, хорошо. – Крабиков отошел от камина, чтобы стряхнуть пепел в медную тарелочку. – Кажется, обсуждать больше нечего. – Он помолчал. – Мне вызвать вашу машину?

– Давайте-ка прежде обсудим ваше предложение.

– Вы находите его заслуживающим внимания?

– Я считаю, оно может служить отправной точкой. Вы приглашаете одного человека из моей команды поработать бок о бок вместе с вашим Прошиным и попробовать доказать, что этот спутник сбили китайцы, – Палмер огляделась в раздражении, чтобы понять, почему это тут так носятся с Прошиным. Этот человек как-то странно выглядит: глаза навыкате, быстрые, нервные движения рук – все это раздражало ее. – Вы его не предупреждали? – недоверчиво спросила она Крабикова.

– Нет, пока вы сами не будете столь любезны ввести его в курс дела.

Палмер пожала плечами.

– Нет, серьезно, генерал. Когда мы прислали вам приглашение посетить Пентагон, не показалась ли вам – первое – подозрительной эта затея, и – второе – не возникала ли мысль… какого черта, почему бы не попробовать прокатиться в их телеге? Я хочу сказать, использовать шанс и увидеть все изнутри.

– Минуту! – Крабиков вскинул руки вверх. – Вы только что сделали публичное обвинение. Пока вы не возьмете свои слова обратно, наши уважаемые посланцы должны быть отозваны для консультаций. И с этого момента события начали бы развиваться стремительно. Если бы мы сочли, что именно вы уничтожили один из наших спутников, мы бы рассматривали это как враждебный акт, требующий ответных действий.

– Звучит весьма неприятно.

– Да еще плюс нюансы, на которые я хотел бы обратить ваше внимание. – Голос генерала звучал резко и натянуто. – Дело в том, что проблема слишком серьезна, чтобы мы могли отдать ее на откуп политиканам и дипломатам. Мы должны разобраться в этой кутерьме сами с помощью обычных средств, которыми пользуются наши спецслужбы. Я думаю, в данный момент я смог бы доказать, что именно китайцы сбили злополучный спутник. Сложность в том, что ЦРУ не хочет верить ни единому доказательству, когда оно предъявляется Советским Союзом.

– Для чего мы и пригласили Прошина и Сэнгстера?

– Вот именно. Им предстоит работать в одной команде, прикрывая друг друга, и в условиях постоянного самоконтроля.

Палмер некоторое время хранила молчание. Затем села, не сгибая спины, скрестила руки на коленях и спросила, не сводя глаз с генерала:

– А почему именно сейчас?

– Что сейчас?

– В прошлом было множество возможностей, когда мы приветствовали бы подобный подход. Но вы ни разу ими не воспользовались. Почему же именно сейчас вы решили так поступить? Не связано ли это каким-то образом с вашим плохим урожаем зерновых в этом году?

Крабиков недоуменно пожал плечами:

– Может быть. Я не занимаюсь вопросами политики. Вы не хуже меня знаете факты: эта проблема осложняется с каждым часом. Цены на акции падают, стоимость сырья и драгоценных металлов становится астрономической, доллар колеблется. Одним словом, сейчас в мире стало хуже, чем в тысяча девятьсот восемьдесят седьмом году. А почему? Да потому что считается, будто прошедшие три года были прожиты впустую… и возвращается холодная война.

– А вам нужно зерно. То есть пшеница. И вы в ней страшно нуждаетесь.

– Если вы так считаете, мадам… – Сарказм в этом «мадам», сопровождаемый церемонным поклоном, задел Палмер за живое.