Убийство на Знаменской - Алексей и Ольга Ракитины

– Ну-ка, ну-ка, – Путилин испытал радостное предвкушение близкого успеха, – скажи-ка, братец, нарисовать тросточку сможешь?

– Так точно.

– Садись к столу, вот тебе бумага, вот карандаш, – Путилин лично подал всё необходимое филёру, а сам уселся напротив. – Попробуй-ка изобразить.

Константин, вооружившись толстым карандашом, неожиданно ловко набросал эскиз трости, похоже изобразив и львиную голову с разинутой пастью и развивающейся гривой, с несколькими латунными кольцами ниже рукояти и металлическим наконечником.

– Ты где это, Константин, так ловко научился карандашом возить? – удивился Путилин.

– Я в детстве любил карты географические перерисовывать. Ну, вот нравились они мне, не знаю почему. Так руку и набил. А ежели карту географическую в точности воспроизвести можешь, то считай, что всё что угодно нарисуешь. Вот тут, пониже рукояти, эти самые накладные буковки, о которых я сказал. Буквы не наши, латиница, точно помню. Всего их было, наверное, пять-шесть-семь, не более, и среди них «H» и «S», Буквы всё же мелковаты были, да и тростью мужчина двигал, так что особенно не присмотришься.

– Так-так-так, очень хорошо…

– И потом ещё…

– Продолжай! – Путилин просто не мог нарадоваться на толкового филера.

– Полагаю, что в трости был скрыт стилет, либо кинжал.

– Ага, это интересно. Почему так думаешь?

– Во-первых, трость эта заметно сужается книзу. Во-вторых, подумайте сами, как бы человек замахнулся обычной тростью? Он бы взялся за её тонкий кончик и взмахнул той частью, где львиная голова. Ведь по сути это настоящая булава, причём с металлическим шаром на конце, который не страшно повредить, ведь латунь не погнётся, не расколется. А этот господин замахнулся на меня именно тонким концом. Понятно, почему он так поступил: сжимая в руках рукоять, он моментально может превратить свою трость в колюще-режущее оружие.

– Ай да Константин, ай голова светлая! Хорошо соображаешь, – похвалил филёра Путилин и неожиданно спросил, – пойдёшь ко мне в сыскные агенты?

– Как так? – не понял филёр и как будто бы даже растерялся.

– Да очень просто. Сколько тебе лет?

– Тридцать, ваше высокоблагородие.

– Откуда родом?

– Архангелогородский я.

– Действительную где служил?

– На флоте, здесь же, в Питере, в роте обеспечения при Минных классах.

– Водку пьёшь?

– Ну, это как посмотреть…

– Ну да, у нас не пьют только староверы, да болезные на голову и то потому, что им не дают, а то бы пили непременно. У меня правило строгое: пить – пей, да разум не пропивай, – предупредил Путилин и взыскательно посмотрел в глаза собеседнику. – Пойдёшь служить в сыскные агенты?

– А начальство отпустит?

Путилин улыбнулся бесхитростному вопросу. Повернувшись к подполковнику Кторову, немо наблюдавшему за тем, как у него сманивают толкового сотрудника, Путилин вежливо поинтересовался:

– Виктор Леонидович, отпустите Константина Головача в Сыскную полицию служить?

Подполковник горестно вздохнул и покачал головой, словно бы говоря: «да кто ж меня спросит?» На самом деле он, разумеется, ничего такого не сказал, а только коротко кивнул:

– Константин Михайлович справится.

– Ну, вот и хорошо, – Путилин поднялся со стула, давая понять, что разговор окончен. – Жду тебя завтра, Константин Михайлович, к полудню в цивильном, фартук с культями брать не надо, тебе он здесь не понадобится. Подходи прямо в мою приёмную, секретарь будет предупреждён, – и, повернувшись к остальным филерам, всё ещё стоявшим шеренгой поперёк кабинета, добавил, – благодарю за службу, господа агенты филерского обеспечения!

Врачебно-полицейский комитет при градоначальстве Санкт-Петербурга являлся органом, отслеживавшим соблюдение законодательства в части предоставления интимных услуг. Контроль за деятельностью «жриц любви» во второй половине девятнадцатого века был двояким: паспортным и медицинским. Женщины, желавшие заниматься промыслом на ниве разврата, должны были сдать паспорта и получить взамен особые документы, подтверждавшие их официально узаконенный статус проституток. Обитательницы публичных домов имели на руках билеты жёлтого цвета, поэтому таковых женщин в просторечии называли «билетными» проституками; те же, кто занимался древнейшей профессией индивидуально, получали вместо паспортов особые бланки, в силу чего их именовали «бланковыми» проститутками. Были, впрочем, и такие женщины, которые уклонялись от официальной регистрации и действовали на свой страх и риск без оформления билетов и бланков. Такая категория проституток называлась «комиссионерской», поскольку их сводники официально именовались «комиссионерами».

«Табель о проституции», принятый в 1861 году, довольно подробно регламентировал правила предоставления интимных услуг и нормы поведения проституток. И «жёлтобилетным», и «бланковым» девицам предписывалось еженедельно проходить медицинское освидетельствование, причём каждой из них надлежало иметь личные гинекологические инструменты. Это требование послужило источником большого числа разнообразных шуток и частушек, немало веселивших современников, но совершенно не смешных и не понятных вне исторического контекста. Медицинские осмотры отнюдь не были формальностью, врачи Врачебно-полицейского комитета очень ответственно подходили к контролю здоровья своих подопечных. Исторически, ещё со времён Императора Николая Первого, повелось так, что обязательные осмотры проституток в столице проводились в четырёх местах: в Калинкинской больнице для страдающих венерическими и кожными заболеваниями и в трёх специальных смотровых кабинетах, оборудованных в зданиях полицейских частей – Рождественской, Петербургской и Литейной.

Благодаря этому, в Санкт-Петербурге происходило одновременное и непрерывное накопление сведений о проститутках по двум независимым каналам: как через учёт в адресном столе «билетов» и «бланков» официальных проституток, так и через медицинские карты, заполняемые при еженедельных осмотрах. Понятно, что из поля зрения властей ускользали «комиссионерские» проститутки, но полиция деятельно боролась с ними, выслеживая и высылая их из города в порядке административного наказания. Ежегодно такого рода высылкам на срок до четырёх лет подвергалось около трёхсот «нелегальных проституток.

Если спутница погибшего в «Знаменской» гостинице мужчины была «комиссионерской» проституткой, то шансы сыскных агентов отыскать её равнялись практически нулю. Но если эта женщина бявлялась легализованной профессионалкой и состояла на учёте во Врачебно-полицейском комитете, то надежда выйти на её след становилась вполне даже осуществимой. Опыт такого рода розысков имелся у обоих агентов.

С технической точки зрения задача, стоявшая перед Владиславом Гаевским, не отличалась особой сложностью. Ему надо было просмотреть картотеку всех проституток, зарегистрированных в Санкт-Петербурге, как «желтобилетных», так и «бланковых», выписать тех из них, кто отвечал бы приметам рыжеволосой спутницы убитого, после чего, действуя через территориальные органы полиции, вызвать всех этих дамочек на опознание сотрудниками гостиницы. В теории всё это выглядело просто, как колумбово яйцо, но недаром на Руси во все времена говорили, что бесы прячутся в мелочах. В том, что предстояло Гаевскому, таких мелочей набиралось слишком много.

Во-первых, картотека Врачебно-полицейского комитета Санкт-Петербурга насчитывала более пятнадцати тысяч карточек зарегистрированных в городе проституток. Несложный арифметический подсчёт показывал, что если всю эту бумажную гору Гаевский с участием двух помощников возьмётся просматривать со скоростью хотя бы пять карточек в минуту, то такой просмотр мог бы затянуться примерно на шестнадцать часов непрерывной работы. Во-вторых, сыскному агенту следовало чётко определиться с теми критериями, руководствуясь которыми он собирался искать загадочную дамочку. Учётные карточки проституток содержали некоторые детали их облика, в частности, возраст, рост, цвет глаз, состояние кожи, телосложение, особые приметы. Что было известно Гаевскому о её приметах? Рост – два аршина десять дюймов, возможно, чуть больше; довольно высока, стало быть. Возраст, по словам портье, не более двадцати лет, ладно, если положить с запасом, то двадцать два года. Цвет глаз – неизвестен, на глазах была вуалька. Кожа вроде бы белая, чистая, насколько можно судить по шее и нижней части лица. Особые приметы – неизвестны. Сколько таких проституток в столице, молоденьких и с чистой кожей? В-третьих, существовала ещё одна важная для дела мелочь, а именно – указание на рыжие волосы, которыми обладала спутница погибшего. Хорошо, если она действительно рыжая, таких проституток в Питере будет не очень много. А если женщина была в парике? Стало быть, имеет короткие волосы, возможно, стрижена после инфекционной болезни. Значит, молодых да стриженых тоже надо помещать в список требующих предъявления к опознанию.