Стихотворения - Николай Рубцов

Нередко слово «ветер» вообще не называется:

Осень! Летит по дорогамОсени стужа и стон…

И скрипят, не смолкая, ворота,И дыхание близкой зимыВсе слышней с ледяного болота…

…И шум порывистых берез…

Кто-то стонет на темном кладбище,Кто-то глухо стучится ко мне…

…Сад качается, стонут стропила…

…Видеть табор под бурею мглистой,Видеть ливень, и грязь, и со свистомВорох листьев, летящий над ней…

И только слышно, как над полемНегромко стонут провода…

Ветер сам по себе, как говорит поэт, «незрим»; движение воздуха наглядно воплощается в движении древесных ветвей и листьев, снега, дождя, осязается всем телесным существом (поразительной силы образ: «…Дыхание близкой зимы все слышней с ледяного болота…») и чаще всего выражается в звуке (стон, вой, свист, шум деревьев, скрипенье ворот…). Ветер – это, пожалуй, основная звучащая природная сила в поэзии Рубцова:

…Что сам не можешь, то может ветерСказать о жизни на целом свете…

И т. п.

Уже из приведенных отрывков, надо думать, явствует, что стихия ветра играет столь большую роль в творчестве поэта не случайно. Ветер – так же как и свет – летучая, непрерывно движущаяся, изменчивая, «музыкальная» стихия. Поэтому он легко входит в основу, сердцевину рубцовской поэзии.

Известно древнее представление о четырех созидающих бытие стихиях, которые располагаются в такой последовательности: огонь, воздух, вода, земля. Свет – это одно из наиболее существенных проявлений огня, а ветер – воздуха. Вода и в особенности земля (как твердое вещество, в пределе – камень) играют в поэзии Рубцова значительно меньшую роль, чем огонь (свет) и воздух (ветер)[42].

Стихия ветра, как и света, воплощает в себе внутреннюю музыку поэзии Николая Рубцова. Но это, конечно, существенно иное начало. Стихия света раскрывается в творчестве поэта как сложное соотношение собственно света и, с другой стороны, тьмы. Стихия ветра едина, но в то же время многозначна, что явствует уже хотя бы из приведенных фрагментов: «…ветер свищет и вносит в жизнь смятенье и тоску»; «Грустные мысли наводит порывистый ветер»; «Был вечер и зловещ и ветрен», и вместе с тем: «Люблю ветер. Больше всего на свете»; «Наслаждаясь ветром резким, допоздна по вечерам я брожу»…

Стихия ветра в поэзии Рубцова непосредственно связана с человеческой судьбой, точнее, с судьбой самого поэта (как стихия света с душой). Уже приводилась строфа о скитаниях по родной земле:

…Как будто ветер гнал меня по ней,По всей земле – по селам и столицам!

Поэт обращается к ветру:

…Спасибо, ветер! Твой слышу стон.Как облегчает, как мучит он!

Спасибо, ветер! Я слышу, слышу!Я сам покинул родную крышу…

Или очень «предметный», но имеющий и внутренний, символический смысл образ:

…В обнимку с ветромиду по скверуВ потемках ночи…

Или, наконец, прямая связь судьбы и ветра (метели):

Пускай меня за тысячу земельУносит жизнь! Пускай меня проноситПо всей земле надежда и метель,Какую кто-то больше не выносит!

Когда ж почую близость похорон,Приду сюда, где белые ромашки,Где каждый смертныйсвято погребенВ такой же белой горестной рубашке…

В последней строфе – конец земной судьбы, но сама эта судьба предстает перед поэтом как инобытие ветра.

Стихия ветра имеет в поэзии Рубцова трагедийное звучание. Но, конечно, не в бытовом смысле слова «трагедия», означающем только мрачную скорбь, несчастье, безысходность. Подлинная трагедия всегда несет в себе торжество смертельной борьбы и даже высокое чувство трагической радости. И в стихах Рубцова ветер не только «вносит в жизнь смятенье и тоску»; поэт бродит допоздна, «наслаждаясь ветром резким». Трагедийная сущность ветра раскрывается в своего рода гимне, которым поэт завершил свою первую книгу «Звезда полей»:

Люблю ветер. Больше всего на свете.Как воет ветер! Как стонет ветер!……………………………………………………….О ветер, ветер! Как стонет в уши!Как выражает живую душу!……………………………………………………….

Спасибо, ветер! Твой слышу стон.Как облегчает, как мучит он!

Здесь точно выражена мучительная и в то же время облегчающая, просветляющая или, говоря философски, содержащая катарсис природа трагедийного.

Михаил Лобанов говорит в своей статье «Стихия ветра»: «Николаю Рубцову дано было сказать свое слово о природе и, что очень трудно после Тютчева, – о стихии ветра. Это было бы невозможно, если бы поэт не обладал своим сильным мирочувствованием, в основе которого была «жгучая, смертная» связь с родной землей. Но что-то «жгучее, смертное» есть и в связи поэта с самой природой, ветром, вьюгой, вызывающими в его душе отклик чувств – мирных, тревожных, вплоть до трагических предчувствий. В стихотворении «Памяти матери», думая ночью в пургу о могиле матери «во мгле снегов», поэт вдруг как бы вздрагивает:

Кто там стучит?Уйдите прочь!Я завтра жду гостей заветных…А может, мама?Может, ночь, —Ночные ветры?

…В ветре всё сейчас, вся жизнь человека… Эта обнаженность мирочувствования в какой-нибудь стихийной точке, она переносит сознание уже за грань привычного, как в том же стихотворении:

Меня ведь свалят с ног снега,Сведут с ума ночные ветры!

С этим нельзя долго жить, но и без этого нельзя…»[43]

Можно добавить, что стук ветра в этих стихах – как стук судьбы.

Говоря о стихии света и ветра, я стремился охарактеризовать природу поэзии Николая Рубцова в целом. Мир поэта, конечно, отнюдь не сводится полностью к этим стихиям, но все же в них с особенной силой и ясностью раскрывается его целостная суть.

Глубокая значительность, подлинность и властное обаяние творчества Рубцова объясняется не просто «искренностью», «душевностью», «нравственной чистотой» и другими общечеловеческими, «житейскими» качествами (а именно так, к сожалению, решается вопрос во многих статьях о поэте). Поэзия – это искусство, а не «бесхитростная» исповедь. Можно быть превосходнейшим человеком и писать из рук вон плохие и оставляющие всех равнодушными стихи.

Николай Рубцов был поэтом, художником по самой своей крови. Уместно упомянуть здесь об одном выразительном случае. В городской библиотеке Тотьмы (где Николай Рубцов не раз бывал в последние годы жизни) мне рассказывали, как поэт, читая стихи, вдруг оборвал их на полуслове и потребовал остановить громко стучавший маятник стенных часов. «Вы не стихи слушаете, вы его слушаете!» – с раздражением воскликнул он, указывая на маятник, и стал снова читать лишь после того, как часы остановили…

Люди, которые рассказывали мне об этом эпизоде, поняли его, увы, как проявление капризности и даже самодурства поэта. Между тем это было, конечно, естественным и по-своему прекрасным проявлением натуры истинного художника.

Представим себе этот дом в Тотьме, на берегу величавой Сухоны, дом, за стенами, за окнами которого – таящие и покой, и тревогу просторы родной земли. Поэт как бы вслушивается и в музыку этих просторов, и в свои строки, созданные для того, чтобы воплотить эту музыку и передать ее людям. Но что такое? В это совершающееся здесь и сейчас действо, в это таинство вторгся посторонний, механический и монотонный звук…[44] Вполне возможно, что он не помешал бы поэту так сильно в иной обстановке, где-нибудь в большом и чужом городе. Но здесь, в Тотьме, он оказался невыносимым.

В этом выразилось предельно внимательное и остроревнивое отношение поэта к ритмическому движению своего стиха. Однако дело, конечно, не в «форме» как таковой. Внешний ритм воплощает ритм самого содержания, в частности, ритм того льющегося свечения, которое, как я стремился показать, образует одну из основ рубцовской поэзии. Не будем забывать, что художественная форма – это не «оболочка», а неотъемлемая плоть смысла.

Поэзия Николая Рубцова, как и любая истинная поэзия, несет в себе богатый и сложный смысл (который можно действительно понять и оценить только лишь на пути изучения единства содержания и формы, – что я и пытался делать). Чрезвычайно существенна для поэзии Рубцова, например, стихия предвечернести (непосредственно связанная не только со смыслом, но и его воплощением), о которой говорит в уже упоминавшейся работе Валерий Дементьев. Очень большое значение имеет в его творчестве поэтическое решение темы смерти, о чем хорошо сказал Виктор Коротаев[45]. Большое место занимает в стихах Николая Рубцова традиционный для русской поэзии образ дороги, пути, странствия и т. д.