Английская тайна - Андрей Остальский

При этом он делано хохотал и толкал Сашка в бок.

Сашок хотел было объяснить клоуну про «Правило шести дюймов», но не стал в итоге этого делать. Что метать бисер перед известными животными? Толку все равно не будет, да и настроения нет совершенно.

Разве поймет он, что это такое, когда с самого детства прививают отвращение к близкому физическому контакту с другими людьми. Или каково это — считать высшей ценностью достоинство личности, индивидуальность и индивидуализм, а отсюда — и полная неприспособленность к жизни в толпе.

Он не поймет, думал Сашок, я ведь и сам не до конца все это понимаю… Так, угадываю. Например, что для такого человека, для такого англичанина — жуткая, тошнотворная необходимость протискиваться, проталкиваться в середину вагона. Толкаться и — о ужас! — прижиматься к другому существу. Для комфортабельного состояния тела и души необходимо соблюдение дистанции — как минимум тех самых шести дюймов, то есть пятнадцати с небольшим сантиметров.

Вот если спросить Беника, как надо пробираться к своему месту в партере, то он ответить не сможет, поскольку по театрам не ходит. А то бы он знал, что в России хорошим тоном считается продвигаться непременно повернувшись лицом к уже сидящим в вашем ряду. Не то в Англии — здесь, если вы хорошо воспитаны, то должны поступать ровно наоборот. Только спиной! Сначала мне это казалось какой-то дикостью. Но теперь я начал понимать англичан: для них неприлично, дико оказываться в столь интимном положении — лицом к лицу — с совершенно незнакомыми людьми.

Причем правило шести дюймов существует и в буквальном, и переносном смысле. Англичанину отвратительны любые формы фамильярности. И вот в этом, может быть, самое главное, самое глубинное различие между нашими ментальностями и образами жизни.

И отношение к очереди — кардинально разное. Для англичанина она — чудовищное насилие над личностью, но насилие, без которого в наши дни обойтись невозможно, сколь это ни прискорбно. А раз так, надо переносить его стоически. Надо продемонстрировать жесткость своей верхней губы. Значит, поведение в очереди — это очень важный тест на цивилизованность. Тест, который и русские, и другие варвары, типа французов и прочих итальянцев, с английской точки зрения, регулярно проваливают.

Вот что мог бы Сашок рассказать подозрительному господину Бенику, но решил, что толку все равно не будет. Нисколько это не будет этому жлобу интересно. У него другое на уме. Хотя, надо признать, обвел английское семейство вокруг пальца он довольно ловко. Продемонстрировав определенное понимание психологии.

Восемь дней назад, вернувшись со встречи на станции «Нью-Кросс» с Дынкиным и его подручным Лешей, он стал было корить родичей за то, что те за здорово живешь отдали портфель неизвестному Бенику. Родичи огорчились, но упрека не приняли. Тесть говорил: разве не сам Сашок виноват, что согласился играть в какую-то идиотскую игру с этим, как его, Веником? А потом не он ли сам повредил чужую собственность? А кто спутал место встречи?

«Ничего я не спутал», — начал было Сашок, но осекся: рассказывать о бандитах, их смутных, но страшных угрозах, ему не хотелось. («Все равно ведь не поверят, а если поверят, то так перепугаются, что придется «Скорую» вызывать», — с тоской думал он.)

А ведь каких-нибудь две недели назад жизнь казалась Сашку несколько пресной и однообразной. Через три года, семь месяцев и приблизительно восемнадцать дней они с Анной-Марией должны были бы, наконец, накопить денег на депозит для покупки собственного жилья. Правда, заветный день постоянно отодвигался. В теории они должны были откладывать по 250 фунтов в месяц, но на практике иногда не дотягивали и до 200. Да что там говорить, и по сотне иной раз не наскребали, а три месяца и вовсе пришлось пропустить, пока Сашок сидел без работы. Но уж теперь они твердо договорились с женой: по 175 каждый месяц вынь да положь, хоть кровь из носа. Аня-Маша даже детально расписала всю их жизнь на листе бумаги. Сашку на работе, помимо сандвича с напитком на обед, полагался еще один-единственный стаканчик чая из автомата. Но только один. Ну, и все в таком же духе.

Это была, конечно, довольно занудная жизнь. Даже в кино или театр Сашок с женой попадали только по милости родителей, которые изредка приглашали молодых с собой. Ну, и репертуар это был соответствующий — всякие старомодные мюзиклы, вроде «Мизераблей» (то есть «Отверженных» по роману Виктора Гюго), и благообразные семейные комедии. Тоска! Но ничего, ничего, подбадривал себя Сашок, вот вырвемся на просторы моргейджа, он же ипотека, купим себе собственную квартиру, а то и домик с садиком, заведем свои порядки. Правда, все его знакомые, уже совершившие волшебное превращение в домовладельцев, предупреждали, что ипотечный кредит на двадцать пять лет — это та еще петля на шее, та еще тюрьма для русского духа. Но нет, нет, они не понимают или забыли, что такое жить примаком в английской семье. Скорее бы на свободу!

Но теперь, благодаря вот этому фрукту, вот этому живому привету с родины, что сидит с ним рядом в поезде и несет всякую околесицу, все пошло насмарку. Сашку особенно больно было представить себе, как расстроится Анна-Мария. Он вспоминал, как трогательно она высовывала язычок от старания, расписывая режим накопления, как она тайком экономила на своем обеде, чтобы купить ему русскоязычную газету, или французский афтершейв, или еще что-нибудь. Хотя в то же время и обижалась на Сашка, если он выпивал незапланированную чашку кофе или угощал кого-нибудь из коллег. Обижалась, конечно, не по-русски, а по-английски, поджимая губки и становясь формально-вежливой.

— Слушай, Андреич, — прервал размышления Сашка мистер Беник, — не нравишься ты мне сегодня. Чего это ты раскис? Согласен, несправедливо получается: у меня два портфеля, а у тебя ни одного, только пакет этот позорный. Но если я верну тебе твой портфель, то сам останусь вот с этим, сломанным. Вишь, я его пока подклеил кое-как. Но если чинить по-хорошему, то меньше чем в сто фунтей не уложишься.

— Да как же так, новый он стоил шестьдесят, а за ремонт — сотня? — не сдержался Сашок.

— Согласен, дикость, но у них всегда здесь так, в этой Англии, ты разве не заметил?

— Да мне теперь все равно. Я, может быть, теперь 400 должен.

— Кому это?

— Да одному… Афрорусскому.

Лицо Беника вытянулось.

— Это не Дынкину, случаем?

— А, так вы с ним знакомы! — торжествующе воскликнул Сашок. — Я так и знал!

— Да то, что я с ним знаком, чего уж тут удивительного… А вот что ты с ним познакомился, это, брат, плоховато…

Беник вдруг преобразился. Всякое шутовство куда-то испарилось, и Сашок увидел перед собой очень озабоченного, серьезного, встревоженного человека.

Этот человек был погружен в глубокое размышление. А потом вскочил и, не прощаясь, двинулся в другой вагон, унося с собой оба портфеля. «Вот так да», — растерянно подумал Сашок. Но через несколько минут Беник вернулся и снова уселся рядом с ним на сиденье. Передумал, что ли?

— Александр, — сказал он очень серьезно, — слушай меня внимательно. Этот Дынкин — страшный человек. Не связывайся ты с ним, а то пропадешь. Отдай ему деньги, чтобы он только отстал.

— Да где же мне их взять?

— Возьми ссуду.

— Да не дают мне ссуд никаких. У меня кредитный рейтинг — того-с.

Беник снова глубоко задумался. Сидел, смотрел в окно некоторое время, шевелил губами. Наконец повернулся к Сашку, фамильярно хлопнул его по плечу. Сказал:

— Слушай, если уж пошла такая пьянка… давай я тебе, что ли, одолжу… сколько, говоришь, четыреста стерлиговых? Это меньше шестисот зеленых… да это вообще не деньги — ты скоро это сам поймешь…

— Спасибо, но, наверное, Дынкин еще и портфель потребует… Не знаю, какой из двух… Лучше бы отдать ему оба…

Это сообщение настолько поразило Беника, что он снова надолго замолчал, потом даже закрыл лицо руками.

— Зачем же оба? — наконец шепотом спросил он.

— Ну, он же не знает точно, в котором из них…

Беник удивился.

— В котором из них что?

— Ну, то, что вы там прячете…

— Кто прячет? Я?! — Беник вдруг расхохотался. — Ах, вот что ты удумал… Что там дурь какая-нибудь зашита, да?

— Ну, или деньги. Или еще что…

— Понял. Как в анекдоте про Вовочку, неправильно, но мне нравится направление ваших мыслей… Нет, Андреич, но дело для тебя, может быть, еще более стремное… Знаешь что? Давай я тебя из этой параши попробую вытащить… Я тебе сегодня сгожусь, а завтра ты — мне… По рукам?

— Ну, наверно, но я не знаю…

— Только давай договоримся железно: ты от этого Дынкина попробуй оторваться. Не соглашайся ни на что, чем бы он тебя ни манил. Обещаешь?

— Ну, наверно, да, обещаю, в общем…

— Побожись!

Сашок уже больше не удивлялся. Видно, было так принято в этой среде — чуть что, сразу призывать Всевышнего в свидетели.