Дикий. Прирученный. Твой (СИ) - Арская Яна

Мы не должны были этого делать. Мимолетный порыв, одиночество, опасность, скрывающаяся за пределами холодного дворца... Не знаю, что стало катализатором. Но и ошибкой случившееся называть не хочу. Каждый ищет взаимности независимо от статуса и силы.

Думаю, впервые в жизни я приняла самостоятельное решение, итогом которого стал самый болезненный и самый счастливый период моей жизни, показавший, что не только покой может дарить удовольствие. Иногда война просто необходима.

С собой.

С соперником.

Со всем закостенелым миром...

14

Часть вторая. Из овечки в волчицу

Иелана

Это был не самый простой день, если так еще можно было говорить о моей запутанной жизни. Большую его часть я посвятила заботе о двух пациентах. И если Маркус уверенно шел на поправку, то Рохан-младший, получивший свою кличку благодаря феноменальной вредности, вызывал беспокойство. Он почти не ел. Только жался к волчьему боку, будто ища в «большом брате» утешение.

– Ну, давай, открой ротик! Ты же хочешь соответствовать своему имени и стать большим и сильным? – при попытке сунуть шпицу ложку с перетертым мясом, на меня злобно гавкнули. – Ар-р, просто весь в отца!

– Я ему не отец, – возмутился Рохан-старший, который был категорически против этого прозвища. Оторвавшись от рации, он холодно посмотрел на нас. – Кто тебе, вообще, разрешал называть собачонку в мою честь? Да еще такую мелкую и визгливую!

– То есть проблема только в размерах? – Я изобразила вежливое удивление.

– Ты поняла. Следи за языком, в кругах оборотней подобное будет расценено, как оскорбление.

– Но ведь это просто шутка, и я не использую ее при других, я же не полная идиотка. Просто вы действительно похожи! Посмотри!

Меня одарили скептичным взглядом.

– В какой момент заключение стало приносить тебе удовольствие? Нет, честно, мне очень интересно.

– Примерно тогда, когда ты потерял пульт от ошейника и начал надевать одежду, выходя из спальни. Между этими двумя событиями… Ради святой девы, не снимай штаны! – то, что альфа обыгрывает меня в словесных перепалках такими низменными приемами, одновременно злило и вызывало смех.

Видели бы меня мои бесчисленные гувернантки. Их непутевая ученица якшается с оборотнями и хихикает при попытке показать ей срамное место – есть над чем подумать. Хотя я всегда плохо поддавалась светскому воспитанию.

– Опять уходишь? – спросила, убирая ладони от лица.

– Помню, ты хотела помочь. Но сейчас не тот случай. Мы смогли расколоть шестерку Долорецких, этих ублюдков, наживающихся на чужих страданиях, и есть большой шанс, что скоро все закончится. Ты вернешься домой.

В горле пересохло, и я смогла лишь кивнуть, выдавливая из себя жалкую улыбку. Дом. А у меня он есть? Что будет, когда стая Рохана выйдет на связь с правительством и – возможно – получит равные с нами права? Маркус сможет уйти. Феромоны альфы хорошо прочищают мозг, а без заводческих программ его тут ничего не держит.

Затем будет навязанный брак и погашение долгов Дома Лисовских. Как бы я не любила родителей, любовь эта не была слепой. Не хочу расплачиваться за чужие грехи.

Они стыдились меня.

Стыдились, а потом продали.

– Лана?

– Я в порядке, – кажется, молчание слегка затянулось. – Просто думаю о будущих перспективах. Знаешь, многим женщинам, и знатным, и простым, после освобождения придется очищать свою репутацию.

– Ты этого боишься? – Рохан остановился у двери. Он стоял ко мне спиной, но я все равно видела, как он неуловимо напрягся. – Клички – волчья подстилка?

– Я просто не уверена, хочу ли обратно в "мир" людей.

– Тогда знаешь… ай, забудь. Потом, – буркнув эту странную фразу, он ушел.

А когда вернулся, был залит кровью. Я испуганно вскрикнула, увидев в арочном проеме гостевого зала бледную нагую фигуру, покачивающуюся из стороны в сторону. Две секунды заняло осознание, что это Рохан. Еще три – попытка собраться и побег за аптечкой.

Тяжело опустившись на велюровый диван с двумя боковыми оттоманками и закинув ноги на столик в виде головы дракона, Рохан растянул губы в знакомой ядовитой усмешке:

– Они знали, куда мы пойдем. Это была ловушка.

– Тот человек… наврал?

– Знаю лишь, что кто-то координировал действия местного населения. Собрал остатки солдат, подговорил рабочих из фабричных кварталов, пополнил запасы серебряных пуль, – и все ради того, чтобы покончить с нами двумя. Они действовали наверняка. Ведь без альфы стая станет уязвимой, – Он вылил воду из протянутого мной стакана на лицо и рваную рану под мышкой. – Все ещё будешь оправдывать своих? Говорить, что они запуганы?

Опасный вопрос, особенно, когда его задает раненный взвинченный оборотень.

Он ждал.

– Я просто хочу, чтобы у вас получилось достичь своих целей, и мы перестали друг друга мучить… Покажи, что там у тебя, – и чувствуя виском пронзительный алый взгляд, принялась обрабатывать царапину. За это время я неплохо развила свои медицинские навыки благодаря практике и книжным пособиям для травматологов.

– У тебя руки дрожат.

– Ты мог умереть. И это страшно... И я не смогу наложить шов, пока ты ерзаешь.

– Я мучил тебя, как когда-то мучил меня человек, надевший на мою шею ошейник. Это, знаешь ли, вызывает некоторые вопросы. Например –почему ты помогаешь? Никто не поблагодарит тебя за доброту, для всех ты окажешься неугодной, предательница своего вида и враг чужого. Неужели жизнь твоего дружка настолько важна?

– ДА! – Я не хотела повышать голос, но…

Надо закончить работу.

В следующую секунду моя ладонь оказалась в тисках, а рот запечатали поцелуем. Грубым, злым и каким-то рваным – словно инициатор этого действа не до конца определился, чего хочет добиться. Я попыталась отстраниться, но Рохан мгновенно перехватил меня за шею, прижимая к себе.

– Оставайся со мной, – произнес он отрывчато, когда перестал терзать мои губы. – Не нужно никуда возвращаться. Никто не посмеет тебя обидеть… даже я.

Но времени на ответ не дал. Словно ему не хотелось ничего слышать, и он просто ловил момент, осознавая, что скоро все закончится.

Оборотни порочны – говорил настоятель церкви, куда ходила Офелия Лисовская, затаскивая за компанию на службу обеих своих дочерей. Они не могут совладать со своей звериной натурой. Ими движет ярость и похоть. Но разве мы лучше?

Я так злилась на родных, так боялась одиночества и хотела оборвать разом все мосты.

– Прости… Это не принуждение. Ты можешь уйти, но прямо сейчас, – предложил Рохан, обжигая кожу под ухом рваным дыханием. – Потом я уже не смогу остановиться.

И почему-то я прошептала:

– Не хочу.

В этот миг контроль был окончательно утрачен. Получив разрешение, Рохан слетел с катушек. На пол полетела длинная кофта из шелковой нити, нижнее белье, белое и по-девичьи целомудренное, оказалось просто порвано в клочья. Меня подмяли и принялись осыпать кусачими поцелуями.

Страшно не было, вопреки всем ожиданиям. Больно тоже.

Тело стало невесомым, казалось, оно может улететь прямо к зеркальному потолку. Меня охватила дрожь. Я видела свое лицо в отражении, чувствовала каждое прикосновение, каждое мимолетное напряжение мышц внутри… Пыталась отвечать на ласки, но получалось неуклюже, и я просто отдалась этому моменту.

Словно сон на волнах. Накатывающее мучительное наваждение, с которым не хотелось бороться.

Стихия.

Даже если это не любовь, пусть так. Я устала бороться. Я грешница, и я хочу быть свободной.

Мы стали единым целым при свете угасающего камина. Последние отблески огня танцевали на коже Рохана, отражаясь от дорожек пота. Как много шрамов может вместиться на одной спине – отстраненно подумалось мне. И каждый я успела обвести пальцем.

Сейчас лицо альфы выглядело расслабленным, сытым. Даже морщинка между широких бровей разгладилась – и я ощутила мимолётный приступ гордости.