Ветер перемен - Андрей Колганов

– Эх, Витя, вот бы уголька раздобыть! Одного ведерка, почитай, на целый день хватит, и не надо дрова на горбу таскать. А тебе спасибо, я уж думала, самой придется дрова приволочь.

– Так где же уголек-то добудешь? – реагирую на мечту своей хозяйки. – Печки им, пожалуй, только в Донбассе и топят. А так все в промышленность идет, на железные дороги и на флот. Да и дешевле выходит дровишками-то топить.

– Что же твои большевики все никак добычу угля не наладят? – В вопросе старушки сквозит явный укор, хотя язвительных ноток в голосе и не чувствуется.

– Почему же никак? – Тут можно немного и обидеться. – Вон, еще два года назад паровозы дровами топили, а теперь на угольке бегают. Погоди, Игнатьевна, дай срок, мы так развернемся – не то что дрова, и уголь для печи таскать не надо будет.

– Это как же? – удивляется она. – Керосином, что ли, печи будем заправлять, наподобие примуса?

– Да не будет печей. – На моем лице появляется довольная ухмылка. – Проведем в дома центральное водяное отопление от одной котельной на целый квартал!

Игнатьевна некоторое время молчит, переваривая мое заявление, затем несколько раз кивает:

– Ну-ну, дай-то бог. – Но доверия к моим словам у нее, похоже, нет.

Наколов у себя в комнате лучину и сложив шалашиком в печке (откуда предварительно выгреб кучку золы в ведерко), выбираю колотые полешки помельче и подкладываю четыре штуки туда же. От скомканной газеты поджигаю лучину, и дрова довольно быстро занимаются, потрескивая, – все-таки сыроваты малость. Машинально проверив заслонку дымохода – открыта ли (вот уже и привык…), – затворяю дверцу и жду, когда пламя разгорится как следует, чтобы подбросить еще дров и закрыть поддувало.

После этого расстилаю на столе тряпицу и принимаюсь за непременную чистку оружия. Вытаскиваю «зауэр» из кобуры… и на пол, кружась, падает небольшой белый квадратик – сложенная вчетверо бумажка. Наклоняюсь, разворачиваю, читаю мелкий, каллиграфическим почерком выведенный текст:

«Виктор Валентинович! Убедительно прошу вас завтра, десятого, около двадцати часов, посетить ресторан в «Доме Герцена». С вами очень желает встретиться лицо, с коим вы как-то имели беседу в стрелковом клубе». Подписи нет.

Так-так-так! Лицо, значит. Имел беседу. Да к тому же «как-то». Тогда сам Дед отпадает, хотя могу голову поставить на кон, что это именно он записочку и подсунул. Стрелковый клуб – это, конечно, тир «Динамо». В других мне как-то бывать не доводилось. С кем же я там имел беседу?

Трилиссер, скорее всего, тут ни при чем – он со мной уже не раз встречался и без этих шпионских штучек. Кто там еще был? Артузов и Мессинг. Мессинг сейчас в Питере, то есть в Ленинграде, и плохо могу себе представить, что ему от меня может быть надо. Хотя наездами он в Москве бывает и, наверное, не столь уж редко. Артузов? Возможно…

В конце концов, что я теряю? Возьму с собой Лиду для подстраховки. Зря она, что ли, в МЧК почти три года оттрубила? Да и Мессинг ее хорошо знает. Но Мессинг это или Артузов – все равно поговорим. Заодно поглядим на писательско-поэтический бомонд.

Глава 5

Подпись Маяковского

Итак, сегодня, в субботу, десятого января, к восьми часам вечера мы с Лидой идем в ресторан «Дома Герцена». С одной стороны, если кто-то (а особенно если это большой чин из ОГПУ) желает устроить конспиративную встречу, то делать это в проходном дворе, коим является упомянутый ресторан, по меньшей мере странно. А с другой стороны, может быть, именно на этой нелогичности выбора места встречи и строится расчет?

Зайдя за Лидой и обменявшись приветствиями с только что вернувшимся с работы Михаилом Евграфовичем, я вместе со своей спутницей направляюсь в логово поэтов и писателей. Нам, собственно, только бульвар перейти – и вот он, «Дом Герцена», Тверской бульвар, 25. Уже темно, на улице по-прежнему холодина, метет, и мы быстро проскакиваем на другую сторону проезжей части, пересекая трамвайные пути. В скудном свете фонаря у входа перед нами сквозь вьюгу виднеется трехэтажный бело-желтый особнячок в ложноклассическом стиле (вместо портика с коринфскими колоннами лишь их имитация на фасаде).

Имя Герцена дом получил не случайно – собственно, Александр Иванович здесь и родился в одна тысяча восемьсот двенадцатом году. Позднее, в сороковые годы девятнадцатого века, он бывал в этом доме в литературном салоне дипломата Свербеева, куда захаживали и Аксаков, и Гоголь, и Чаадаев… Сейчас этот дом также был овеян литературной славой, правда, совсем иного рода. Литературный институт в одна тысяча девятьсот двадцать пятом году в нем еще не разместился, но зато чего там только не было!

Больше всего места (аж три комнаты на третьем этаже) отхватили пролетарские писатели со своими объединениями ВАПП и МАПП, издававшими журнал «На посту», редакция которого умещалась в тех же трех комнатах. Их всесоюзная организация (ВОАПП) пока еще не существует – она въедет сюда же только вроде бы года через три, когда наконец соберется Первый всесоюзный съезд пролетарских писателей и соответствующее объединение будет создано. Кроме них, на том же третьем этаже гнездились: Федерация объединений советских писателей, Всесоюзное общество пролетарских писателей «Кузница», Общество крестьянских писателей, Объединение писателей «Перевал», Союз революционных драматургов…

Союз поэтов и Всероссийский союз писателей (объединявший так называемых «попутчиков») занимали более удобные и просторные комнаты второго этажа. В зале второго этажа по вечерам также заседали участники различных творческих объединений – весьма популярного «Литературного особняка», не менее популярного «Литературного звена», «Литературного круга», «Лирического круга». Там же, в бельэтаже, стояли бильярдные столы, и сюда частенько захаживал покатать шары Владимир Маяковский.

Но ресторан – это было что-то. В отличие от более поздних заведений такого рода, которыми владели различные творческие союзы, этот был открыт для любых людей с улицы. И в него, естественно, набивалась масса публики, явившейся поглазеть на «настоящих писателей и поэтов» в непринужденной обстановке. Как там было у Маяковского?..

Обыватель любопытен —все узнать бы о пиите!Увидатьв питье,в еденииавтора произведения.

А вслед за публикой, из числа которой хотя и не все, но многие обладали довольно тугими кошельками, слетались и «ночные бабочки» с Тверского. Впрочем, дамочки эти были такого пошиба, что столь поэтическое название к ним, пожалуй, совершенно не подходит.

Ну, поедем…Что ты, Вася!Вот те крест —не заражу…

Вот в эту атмосферу мы с девушкой и окунулись, пройдя в несколько больших кабинетов цокольного этажа, переделанных под ресторан. Сначала было просто ничего не разобрать в густом папиросном дыму, который, казалось, способен был выесть глаза. Потом стало понятно, что зал битком набит. Да, трудно было ожидать иного – ведь сегодня предпоследний день заседаний Всесоюзной конференции пролетарских писателей, открывшейся шестого января. Посему тут, в ресторане, конечно, собралась немалая часть делегатов.

Но как же отыскать в этом вавилонском столпотворении человека, пожелавшего со мной встретиться? И я и Лида начинаем методически ощупывать глазами помещение ресторана. Первыми мое внимание привлекают два чем-то похожих молодых человека в обычных для того времени гимнастерках без знаков различия, устроившихся за маленьким столиком (столик даже без лампы) у стены. Перед ними стоит по кружке пива (едва пригубили, однако не то что прочая публика, значительная часть которой если и не вдрызг, то близко к этому), какая-то немудрящая закуска. Парни довольно-таки похоже изображают любопытных провинциалов, впервые в жизни попавших в подобное общество. Но любопытство их имеет подозрительный оттенок – сосредоточенными, внимательными взглядами они неотрывно контролируют все пространство вокруг.

Так, похоже, цель где-то рядом. Лида, кстати, тоже «срисовала» эту парочку и шарит глазами поблизости. Первой мне в глаза бросилась физиономия Карла Радека – не узнать его было невозможно. Всклокоченная шевелюра, густые бакенбарды, круглые очки, трубка… Прожженный циник, талантливый и остроумный журналист. А рядом кто, в гимнастерке, как и многие здесь? Неужели Фурманов? Во всяком случае, очень похож. Кто же еще там, за их столиком?

В этот момент человек, сидевший к нам спиной вполоборота, видно почувствовав взгляд, оборачивается. Вот и пришли. Это же Артур Евгений Леонард Фраучи, он же Артур Христианович Артузов, начальник КРО ОГПУ.

Подхожу к столику:

– Здравствуйте, Дмитрий Андреевич! – протягиваю Фурманову руку. – Давно мечтал познакомиться с автором «Красного десанта» и «Чапаева» (чуть не ляпнул вместо «Чапаева» про «Мятеж», в последний момент смекнув, что он, возможно, и не вышел еще из печати). Позвольте представиться: Осецкий, Виктор Валентинович, работник ВСНХ.