Конституционный запрет цензуры в России. Монография - Светлана Куликова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Особенно строгие требования предъявлялись к издателям периодических изданий и мелких сочинений, поскольку они пользовались большей популярностью, и «в случае предосудительного содержания могут производить гораздо опаснейшие последствия».
Следующий Цензурный устав был принят 22 апреля 1828 г., и в нем законодатель попытался избавиться от недостатков прежнего.
В Мнении Государственного совета, предпосланном новому Уставу, проводилось сравнение нового устава с предшествующим и указывалось, в частности, на более четкое и точное определение обязанностей цензоров, отмечалось, что новом Уставе цензоры «не поставлены судьями достоинства или пользы рассматриваемой книги. Они только ответствуют на вопрос: не вредна ли та книга, и все их действия ограничиваются простым решительным на сей вопрос ответом»107.
В отличие от предшествующего нормы Устава 1828 г. предписывали цензорам:
– «принимать всегда за основание явный смысл речи, не дозволяя себе произвольное толкование оной в дурную сторону» (п. 6);
– не «входить в разбор справедливости или неосновательности частных мнений или суждений писателя» (п. 15);
– не входить в рассуждение о том, полезно или бесполезно рассматриваемое сочинение, если только оно не содержит нарушений, предусмотренных уставом (п. 15);
– не переписывать представленные к рассмотрению рукописи по своему вкусу, не прибавлять собственных примечаний и толкований (п. 91)108.
Перечень оснований для запрещения был четче структурирован и включал в себя:
1) что-либо клонящееся к поколебанию учения Православной… Церкви;
2) нарушающее неприкосновенность Верховной самодержавной власти … и что-либо противное коренным государственным постановлениям;
3) когда в оных оскорбляются добрые нравы и благопристойность;
4) когда в оных оскорбляется честь какого-либо лица непристойными выражениями или предосудительным обнародованием того, что относится до его нравственности или домашней жизни, а тем более клеветою» (п. 3).
Анализируя основания для запрещения, представленные в Цезурных уставах, С. И. Григорьев обратил внимание на то, что «порядок охраняемых цензурой позиций устанавливается уже в первом уставе и затем лишь повторяется с определенными исключениями»109.
В целом, соглашаясь с его мнением, отметим, что от устава к уставу происходит размежевание таких охраняемых позиций, как Верховная власть (личность самодержца), система государственной власти, законодательство (то есть печать не должна способствовать совершению противозаконных действий), отдельную категорию составляет «честь народная», «благопристойность» (то есть общепринятые принципы морали и нравственности). В уставе 1828 г. в свернутом виде присутствуют такие основания цензурного вмешательства, как оскорбление («непристойными выражениями»), диффамация, («предосудительное обнародование»), вмешательство в частную и семейную жизнь («домашнюю жизнь»), клевета.
В третьем Цензурном уставе впервые появляется положение о том, что «никакой чиновник не имеет права без дозволения начальства обнародовать сведения, ставшие ему известными по службе» (п. 10). Наличие данной нормы позволяет говорить о становлении института служебной тайны: перечней видов конфиденциальной информации еще не существовало, но устанавливался общий запрет на распространение любых сведений, ставших известными по службе.
Отдельный раздел цензурного устава был посвящен иностранной цензуре. Специфика наблюдения за иностранными изданиями состояла в том, что цензура имела дело не с рукописями, текст в которых можно было изменить, а с уже изданными книгами. Поэтому цензор должен был принять одно из следующих решений: дозволить к обращению, дозволить за исключением некоторых мест (страницы вырезались или заклеивались), запретить к обращению для публики или запретить безусловно (п. 98).
Цензурный устав регламентировал применение к цензуре иностранной всех норм, действовавших для внутренней цензуры. При этом предписывал, что «романы, повести, другие произведения иностранной словесности должны быть рассматриваемы с большей против иных книг строгостию в отношении к нравственности их содержания» (п. 103).
Однако строгости цензурного устава по отношению к иностранной литературе успешно преодолевались. Е. А. Кулакова, изучавшая журналы заседаний Комитета цензуры иностранной в Петербурге, приходит к выводу, что Главное управление цензуры часто удовлетворяло прошения частных лиц о выдаче им запрещенных книг. С получателя иностранных книг брали расписку «в непередавании оного никому другому»110.
Ю. Г. Оксман указывает на другой способ обхода иностранной цензуры: в списках книг, составляемых книгопродавцами для цензурных комитетов, указывались лишь названия книг, но не сообщалось число привезенных экземпляров. В случае запрещения цензурой той или иной книги книгопродавцы должны были отправить книги обратно, но отправлялась только часть экземпляров, а другие книги реализовывались по более высокой цене111.
Подтверждением того, что запрещенные книги имели широкое обращение в российском обществе, могут служить и данные, приводимые С. Монасом о том, что «после раскрытия заговора петрашевцев в Петербурге в ходе специальных проверок магазинов книгопродавцов была выявлена 2581 запрещенная книга»112.
Таким образом, цензура не справлялась со своей главной функцией – отфильтровывать информацию и мнения, противостоящие официальной идеологии. И. М. Чирскова отмечает парадоксальные результаты деятельности цензуры: «Усилия цензоров, направленные на ограждение государственных интересов, нередко приводили к неожиданным результатам – популяризации запрещенных произведений отечественной и иностранной литературы. Именно благодаря цензуре русский читатель нередко был знаком с ними лучше, чем представители более свободных европейских стран»113.
Был расширен состав Главного управления цензуры, в который теперь входили Президенты Академии наук и Академии художеств, а так же представители духовного ведомства Православного вероисповедания, министерства иностранных дел и внутренних дел, управляющий третьим отделением Императорской канцелярии др. Расширение состава высшей цензурной инстанции должно было повысить авторитет последнего органа в обществе.
В этот период начинается вытеснение университетских профессоров из цензуры. Постановлением Государственного совета «О новом штате Цензурного управления» от 19 июля 1850 г., где указывалось, что «в цензоры могут быть определяемы только чиновники, получившие образование в высших учебных заведениях … во время занятия сей должности они не должны вместе с оною нести никаких других обязанностей». Передача цензурных обязанностей в руки надежных лояльных правительству чиновников свидетельствовало об изменении официальной политики и о желании власти усилить эффективность цензуры. Как замечает И. П. Фут, увольнение университетских цензоров и замена их чиновниками из Министерства народного просвещения, «не имевшими такой научной подготовки, зато надежными в политическом отношении, являлось яркой приметой времени»114.
Происходит постепенное ужесточение цензурного режима. В действующий цензурный устав вносится много дополнений и изменений. Конец 1840-х – 1855-е годы в научной исторической литературе получил название «цензурного террора». По словам М. К. Лемке, это «едва ли не самый мрачный и тяжелый период всей истории русской журналистики. Помимо обыкновенной, официальной и весьма строгой цензуры, в это время над печатным словом тяготела еще другая цензура – негласная и неофициальная, находившаяся в руках учреждений, облеченных самыми широкими полномочиями и не стесненных в своих действиях никакими рамками закона».
Наряду с цензурными учреждениями, предусмотренными Уставом о цензуре 1828 г. в конце 1840-х – 1850-е годы стали появляться чрезвычайные негласные комитеты: Высочайше учрежденный 27 февраля 1848 г. комитет для рассмотрения действий цензуры периодических изданий (по имени своего председателя А. С. Меншикова в научной литературе получивший название Меншиковского комитета); Высочайше учрежденный 2 апреля 1848 г. комитет для высшего надзора в нравственном и политическом отношениях за духом и направлением всех произведений нашего книгопечатания (получивший название Комитет 2 апреля, или Бутурлинский, по имени его председателя Д. П. Бутурлина); Высочайше учрежденный 21 января 1859 г. Комитет по делам книгопечатания. Цель учреждения комитетов обозначалась как «высший, в нравственном и политическом отношении, надзор за духом и направлением отечественного книгопечатания», помимо осуществления предварительной цензуры, Комитет должен был рассматривать то, что уже вышло в печать и обо всех замечаниях и наблюдениях доводить до сведения Государя115. Комитеты подчинялись непосредственно императору, штатные назначения осуществлялись негласно, полномочия были определены очень широко, деятельность носила секретный характер. Неопределенность правового статуса и компетенции этих органов приводили к тому, что невозможно было оспорить их действия или выводы.
