Красное солнце валькирии - Елена Дорош
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мариша, прости! Я действительно увлеклась! – заторопилась Софья и рассыпалась в благодарностях.
Маришке, которая поняла, что поговорить о Кирилле сегодня не удастся, сразу стало скучно. Она сухо распрощалась, напоследок все же пообещав позвонить, когда выдастся свободный вечер для похода в ресторан.
Закончив разговор, Софья несколько минут рассматривала себя в оконном стекле, а потом сняла халат и отправилась в душ.
Интенсивно намыливаясь, она думала о таинственном пакетике. Или мешочке. Очевидно, сам по себе мешочек, даже выделанный из кожи золотой антилопы, ценности не представляет. Во всяком случае такой, что можно убить человека. А вот если в мешочке что-то лежит… Что? Печать Навуходоносора? Древняя монета? Кольцо нибеллунгов какое-нибудь? Кольцо в мешке, мешок – в платке, платок – в коробке, коробка – в печке. Спрятали прямо как иглу, на конце которой смерть Кощея Бессмертного! Значит, очень ценная вещь. Узнать бы какая! Если бы мешочек не забрали, то можно было выяснить. Жаль, его нет.
Софья сделала воду погорячей, чтобы кровь по жилам бежала быстрее, а мозги работали лучше.
Как угадать, что было в замшевом пакетике? Ведь именно из-за этой вещи все и случилось…
Она так увлеклась, что не сразу расслышала звонок в дверь и по-настоящему испугалась.
Кто может к ней прийти в такой час? Почтальон? Или соседи все же вернулись из Саратова? Нет, они постучали бы во внутреннюю дверь, на ней нет звонка.
Софья выключила воду и стала судорожно вытираться. Ей почему-то вдруг стало ужасно жарко.
Звонок все тарахтел. Закутавшись в полотенце, она выскочила в коридорчик.
– Кто там?! – нервно крикнула она.
– Софья, это я, – ответил Протасов.
Она распахнула дверь и увидела его. Живого и невредимого.
Это было настолько нереально, что Софья среагировала совершенно неадекватно. Она сделала три действия одновременно: вытаращила глаза, открыла рот и переступила с ноги на ногу.
Иван секунду смотрел на нее, розовую от горячей воды и едва прикрытую полотенцем, а потом схватил и сжал так, что у бедняжки перехватило дыхание.
Она было хотела отстраниться, но вместо этого только пискнула что-то нечленораздельное.
От него пахло чем-то вроде старого дедушкиного тулупа, который маленькая Соня однажды нашла в чулане на даче.
«Наверное, так пахнет каталажка», – успела подумать Софья и в то же мгновение лишилась последней возможности мыслить здраво, потому что обнаружила себя совершенно голой, лежащей почему-то на полу в комнате – как они сюда попали? – и судорожно стаскивающей с Ивана одежду.
Она слетела поразительно быстро, а дальше все понеслось с невероятной скоростью. Как в кино, когда там показывают людей, попавших в центр урагана или смерча. Только в кино им страшно и плохо, а ей было страшно и хорошо. Так хорошо, как никогда в жизни.
Кажется, это называется «фильм-катастрофа». Словосочетание она вспомнила не сразу, а потом у нее даже не хватило сил, чтобы засмеяться.
Их вообще не было. Сил, то есть. Единственное, что она смогла изобрести, так это с трудом перевалиться на бок и закинуть ногу на голый живот Ивана. Живот был твердый и не прогнулся. Не дрогнул даже. Это хорошо. Нога-то тяжелая.
Кажется, она все-таки хрюкнула от смеха, потому что Иван приподнял голову и посмотрел на нее вопрошающе. Она слабо мотнула головой и затихла, сунув нос ему под мышку.
Думать о чем-либо было совершенно невозможно. Даже если захотеть, все равно ничего не получится. Незачем и начинать…
– Соня, – тихо шепнул кто-то в самое ухо.
Она вздрогнула и открыла глаза.
Иван Протасов, ее недавний знакомый и по совместительству сосед, которого недавно задержали по подозрению в убийстве, лежал рядом с ней на полу абсолютно голый, целовал ее в ухо, прижимал к себе и гладил… везде.
Божечки! Да она с ума сошла!
Еще целых три секунды Софья думала об этом, а потом перестала.
Ну сошла так сошла!
Сознание возвращалось к ним медленно и неохотно. Словно чувствовало, что надолго не задержится и снова пропадет.
Несколько раз они даже начинали о чем-то говорить, но очень быстро переходили от слов к делу, и все заканчивалось обморочной усталостью.
Заснуть удалось лишь к утру. Уже не на полу, а хотя бы на диване, под маленьким пледом, которым Софья укутывалась, когда ложилась почитать книжку.
Впрочем, с Иваном плед был не нужен. Он был теплее одеяла и горячее печки. У Софьи даже шея вспотела под волосами, хотя он просто лежал рядом и прижимал ее руку, которую она положила ему на грудь.
Она несколько раз просыпалась буквально на мгновение, немножко удивлялась, что не одна, а потом снова впадала в спячку.
Один раз даже хотела встать и попить воды, но было невозможно лень. Тело стало легким и тяжелым одновременно. Как будто меняло свой химический состав, не определившись окончательно, то ли оно газообразное, как облако, то ли жидкое, как вода.
«Странная все же это вещь – химический анализ», – подумала Софья, окончательно проваливаясь в сон.
Не приставай к мужчине, жди, когда он заговорит сам
Утро началось с того, что в голову все-таки просочились мысли о работе. Софья всполошилась, но тут же вспомнила, что наступила долгожданная суббота.
Спасибо тебе, трудовое законодательство! Работать она все равно не смогла бы, даже если бы захотела. А она не хочет. Ну не хочет, и все тут!
Софья скосила глаза, увидела его щеку, дотронулась. Колючая! Странно, но ночью щетина совершенно не мешала. Она ее вообще не заметила. Софья ткнулась носом Протасову в грудь. Вчера он пах как-то иначе. А сейчас – теплом и немножко ею, Софьей. За ночь пропитался. Она улыбнулась.
Надо попытаться встать и пойти в душ.
Софья закопошилась, с трудом слезла с дивана и на цыпочках побежала в ванную.
Надо дождаться его пробуждения и рассказать обо всем, что она узнала за пять дней. Не так много, как надеялась, но вдруг ее сведения могут пригодиться.
Мылась она недолго. Все прислушивалась. Кажется, кто-то ходит по кухне. Иван? Или у нее уже глюки начались?
Если глюки, то это настораживает. Она всегда считала себя уравновешенной особой. Мнила, что характер имеет нордический и сбить ее с ног не так просто. Во время развода держала себя в руках, да так, что даже судья поглядывала с удивлением. Женщину выселяют из особняка в развалюху, лишают всех благ, а она сидит с лицом сфинкса и бровью не ведет. Кажется, Кирилла это злило.
Что
