Витамины любви, или Любовь не для слабонервных - Анна Макстед

Он был страстным поклонником Элвиса, но не таким нудным и демонстративным, как многие. В отношении Пресли он был пуристом, что мне нравилось. Однажды я его спросила:

— Ты бы согласился, чтобы я умерла, если тогда Элвис оживет?

Подумав, он сказал:

— И мне придется тогда околачиваться возле него?

Мы состязались, кто быстрее выведет другого из себя. Особенно я любила позвонить ему на мобильник, зная, что он в поезде.

— Ты где?

— В поезде.

— Не поняла?

— Я сейчас в поезде.

— Повтори, не слышно.

— Я сейчас в… ой, отцепись, Колючка.

Он называл меня Колючка. Не скажешь, что романтично, но мне казалось весьма остроумным.

В основном я согласилась выйти за него, считая, что его это выведет из себя. И в итоге так оно и вышло.

Он долго думал, прежде чем сделать предложение. Все началось (обратите внимание) в Рождественскую ночь. Я сбежала из дома, как только приличия позволили, оставив родителей в их красных рождественских бумажных колпаках, и рванула к нему на квартиру, в крошечное помещение над греческим рестораном. Джек после окончания университета не вернулся в дом родителей, да и вы бы к таким не вернулись. Это были люди-ледники.

Разорвав обертку полученного от него подарка, я пришла в ярость: оказалось, он купил мне картинку-пазл, состоящую из тысячи деталей. Вот свинья! На коробке не было картинки, и я сказала:

— Хотелось бы, чтобы это оказалось что-нибудь хорошее… Интересно, что там?

— Есть только один способ узнать, — ухмыльнулся он.

К трем часам второго дня Рождества, в День подарков (я отвлекалась, и потом я не очень-то умею собирать пазлы), я приложила последний кусочек и не поверила своим глазам: на сплошном черном фоне белыми буквами написаны были четыре слова: «Колючка, выйдешь за меня?»

Я поморгала, протерла глаза. У меня было такое ощущение, будто голова наполнена желе. Руки тряслись. Я обернулась к Джеку: он прислонился к дверному косяку с загадочным выражением лица.

— Так, ладно, — сказала я. — А где настоящий подарок?

Джек не был сентиментален, и поскольку он не бомбардировал меня романтическими виршами (в двадцать лет у меня были общепринятые представления о проявлениях любви), я приняла его за человека, умеющего управлять своими чувствами. Так что я приложила все усилия, чтобы тоже научиться держать себя в руках. Бабушка Нелли говорила: «Не та курица громче всех кудахчет, что снесла самое большое яйцо», но я не была склонна к ней прислушиваться. Когда я рассказала Мартине, что Джек предложил мне выйти за него замуж, у нее рот открылся, как капкан. Она сказала:

— Я не думала, что такие, как Джек, делают предложения. Я думала, что такие, как он, просто хамы.

Я тоже так считала. Сколько я знала Джека, он всегда держался отчужденно.

В школе мы кивали при встрече в знак приветствия. Позже столкнулись в кинотеатре «Эвриман», в Хемпстеде, выходя после сеанса фильма «Крутой». Я в фойе наступила ему на ногу, извинилась и узнала его: «А, это ты! Привет!» Огляделась, проверяя: он оказался один, как и я.

От его близости я ощутила необычный прилив адреналина. Он не отходил.

— Ну, и как тебе фильм, Ханна? — Мне было приятно, что он помнит, как меня зовут. О чем-то это говорит, и я безрассудно ответила:

— После всех этих убийств хочется тебя поцеловать.

Он уставился на меня, и я подумала: «Сейчас скажет: «Исчезни»», но он сказал другое:

— Ну, давай.

Я поднялась на цыпочки и клюнула его в щеку. Оторвалась и увидела, что он улыбается.

— Что? — спросила я.

Он приложил палец к моим губам и сказал:

— В этом фильме чертовски много убийств.

Секс с ним был изумителен — прошу простить мою скудную способность оценить высокий класс. Честно говоря, он меня возбуждал до чертиков. Даже вспоминать страшно.

Я все же расскажу про нашу свадьбу. Сам Джек выбрал бы другой стиль. Но пришлось согласиться с выбором отца, поскольку он все оплачивал. Отец слишком много суетился. Он накупил всевозможных журналов и звонил мне в самое неподходящее время. Например, с такой проблемой: — Видел такие запонки, просто ого-го! На одной написано «мужчина», на другой «мечта». Как считаешь?

Я считала, что Джек скорее бы предпочел такие: на одной написано «сорви», а на другой — «голова». Но ответила так:

— Да, Роджер, смешно звучит. Но, по-моему, у Джека уже есть запонки. Ты купил бы их себе.

И затаила дыхание. Последовало молчание, а потом я услышала:

— Отличная мысль! Я сам их буду носить!

Или, например:

— Ханна, тебя устроят замороженные на холоде лепестки розы, или хотела бы что-нибудь другое?

— Роджер, — поразилась я, — о чем это ты говоришь?

Он постоянно давал поручения матери и даже убедил ее попробовать сделать макияж, причем у «мастера-визажиста». Судя по результатам, эта женщина была скорее художником граффити. Мама покорно выполняла свой долг. Она поставляла букеты, диадемы, пирожные — все в соответствии с указаниями отца. Я была ей благодарна. Нельзя сказать, что мы с ней не общаемся. Просто у нас официальные отношения.

И я радовалась за Роджера, было приятно, что он счастлив благодаря мне. Не каждый отец станет так вникать в предсвадебные хлопоты дочери. Мартина поведала, как рассказывала своему папеньке о моем платье. Я далека от изысканности, но, к моему удивлению, в прямом ниспадающем одеянии, без вычурности, я не только не превратилась в Грейс Келли[3] — оно украсило бы даже Джину Келли[4], — но стала похожа на белый столб. Мне идет юбка с оборками в стиле Золушки, как это называет Габриелла. Разницу почувствовала даже я. А потом увидела ярлык с ценой: две тысячи фунтов! Мой папа заплатил, не моргнув глазом.

В общем, когда Мартина уже подбиралась к рассказу о цене, отец прервал ее:

— И почем нынче свадебный наряд? Фунтов сто?

Мартину это развеселило. Сказать правду, в то время я и сама считала, что свадебное платье будет стоить фунтов сто.

Если принимать всерьез болтовню ясновидящих, можно сказать, что с самого начала нас преследовали дурные приметы. Когда в салоне мне накручивали волосы — за пять часов до того, как я должна была отправиться к алтарю, — парикмахерша со всей силы всадила диадему мне прямо в скальп и спросила:

— Наряжаешься для спектакля?

В вечер перед свадьбой Джек, бледный как смерть, чувствовал себя так, будто потерпел катастрофу. У меня, правда, не было никаких особых ощущений. Я согласилась на этот брак не серьезно, из чистого тщеславия.

Странный это был день. Явились родители Джека, нахмуренные, дувшиеся друг на друга. Могу сказать, что при появлении его матери температура в комнате снизилась градусов на десять. В тот день я держала их подальше от отца. Он был в восторженном состоянии, я не хотела, чтобы их угрюмость плохо подействовала на него. Моя мать прорыдала с начала церемонии до нашего отъезда в карете с надписью: «Молодожены».