Cлово президента - Том Клэнси

Агент Прайс заметила, что Райан просматривает текст своей речи. Это было одним из его немногих нормальных занятий. Обычно они почти всегда нервничали перед его выступлениями – не от страха перед публикой, а скорее от беспокойства о том, как будет воспринято содержание речи президента. При этой мысли Прайс улыбнулась. Райан не беспокоился о содержании, он боялся сорвать само выступление. Это не страшно, он скоро овладеет этим искусством. Ему здорово повезло, что Кэлли Уэстон, причинявшая окружающим столько неприятностей своим поведением, при составлении речей проявляла незаурядный талант.

– Завтрак? – спросила стюардесса, когда самолет поднялся на крейсерскую высоту и выровнялся.

Президент отрицательно покачал головой.

– Спасибо, я не голоден.

– Принесите ему яичницу с ветчиной, тосты и чашку кофе без кофеина, – распорядился ван Дамм.

– Никогда не пробуйте выступать с речью на голодный желудок, – посоветовала Кэлли. – Тут уж можете положиться на меня.

– И не пейте настоящий кофе. Кофеин может вызвать дрожь в руках. Когда президент выступает с речью, – начал утренний урок Арни, – он… Кэлли, помоги мне объяснить это.

– Сегодняшние два выступления вам не сулят ничего особо драматического. Вы просто выступаете в роли доброго соседа, зашедшего навестить парня, живущего рядом, потому что ему понадобился ваш совет по беспокоящей его проблеме. Обращайтесь к слушателям по-дружески, спокойно и убедительно. Вроде как:

«Понимаешь, Фред, мне кажется, что тебе следовало бы поступить следующим образом», – объяснила Кэлли, подняв для большей убедительности брови.

– Добродушный семейный доктор, советующий пациенту не увлекаться жирной пищей и, может быть, побольше играть в гольф – физические упражнения полезны для здоровья, что-то вроде этого, – добавил глава администрации. – В повседневной жизни ты поступаешь так каждый день.

– Значит, мне надо всего лишь сегодня утром сделать это перед четырехтысячной толпой, верно? – спросил Райан.

– И перед телевизионными камерами Си-Спан. Твою речь передадут в вечернем выпуске новостей…

– Си-эн-эн тоже будет вести трансляцию, потому что это ваше первое выступление во время поездки по стране, – добавила Кэлли. Нет смысла обманывать президента.

Господи! Джек снова посмотрел на текст своей речи.

– Ты прав, Арни. Лучше выпить кофе без кофеина. – Внезапно он поднял голову. – Есть ли курящие на борту? – спросил он. То, как он сказал это, заставило стюардессу ВВС обернуться.

– Хотите сигарету, сэр?

– Да, – несколько пристыженно произнес Райан. Она передала ему «Виргиния слим» и с теплой улыбкой поднесла горящую зажигалку. Не каждый день удостаиваешься чести оказать такую услугу своему верховному главнокомандующему. Райан затянулся и посмотрел на нее.

– Если вы скажете об этом моей жене, сержант…

– Это останется между нами, сэр. – Она повернулась и ушла готовить завтрак. Для нее это был счастливый день.

Жидкость была поразительно страшного цвета – темно-красная с коричневатым оттенком. Они контролировали процесс, время от времени рассматривая взятые образцы под электронным микроскопом. Обезьяньи почки, политые зараженной кровью, состоят из разрозненных клеток, и по какой-то причине вирусы лихорадки Эбола любили их, подобно тому, как лакомка обожает шоколадный мусс. Наблюдать за процессом их размножения было увлекательно и страшно. Цепочки вирусов размером в микрон касались клеток, проникали в них и в теплой обогащенной биосфере тут же начинали размножаться. Это походило на сцену из научно-фантастического фильма, вот только происходило в действительности. Эти вирусы, как и все остальные, можно было назвать живыми лишь условно. Они могли функционировать только с посторонней помощью, и эта помощь поступала к ним от носителя, который, предоставив вирусам средство стать активными, одновременно приговорил себя к смерти. Вирусы лихорадки Эбола содержали только РНК, а для начала митоза требовались еще и ДНК. В клетках почек находилось и то и другое, цепочки вирусов искали их, и после соединения начинался процесс размножения вирусов лихорадки Эбола. Для этого требовалась энергия, которую обеспечивали почечные клетки, полностью разрушающиеся при процессе. Процедура размножения представляла собой микрокосм процесса распространения болезни в человеческом сообществе. Он начинался медленно, затем скорость нарастала в геометрической прогрессии – быстрее, еще быстрее, еще быстрее:

2 – 4 – 16 – 256 – 65 536 и так далее до тех пор, пока не поглощались все питательные вещества. После этого оставались одни вирусы, которые переходили в состояние спячки и ждали следующей возможности. Люди придают болезням самые разные ошибочные описания: болезни поджидают благоприятной возможности; они безжалостно убивают; они ищут свои жертвы. Моуди и его коллеги знали, что все это антропоморфическая чепуха. Вирусы не способны думать. Они не совершают ничего особенно зловещего. Все, на что способны вирусы лихорадки Эбола, – это пожирать, размножаться и затем возвращаться в состояние спячки. Но ведь и компьютер представляет собой только набор электрических переключателей, способных различать лишь единицу и ноль, хотя он делает это несравненно быстрее и эффективнее людей, пользующихся им. Вот и вирусы лихорадки Эбола обладали поразительной способностью размножаться с такой быстротой, что иммунная система человеческого тела, при обычных условиях являющаяся исключительно эффективным механизмом защиты, просто не выдерживала нападения, словно на нее набрасывалась армия плотоядных муравьев. В этом, однако, заключалась слабость Эболы. Она была слишком эффективной, убивала слишком быстро. Механизм ее выживания внутри человеческого тела убивал носителя до того, как он успевал передать болезнь дальше. Кроме того, вирусы лихорадки Эбола были в высшей степени приспособлены к специфической экосистеме. Они не в состоянии были выжить на открытом воздухе, да и то короткое время, когда сохраняли жизнеспособность, это происходило в атмосфере джунглей. По этой причине, а также потому, что они не могли существовать в организме человека-носителя больше десяти дней, а часто и того меньше, их эволюция происходила медленно, без следующего эволюционного этапа – способности переноситься по воздуху.

По крайней мере, так все считали. Может быть, «надеялись» будет более правильным словом. Штамм лихорадки Эбола, распространяемый аэрозолем, будет катастрофически смертоносным. Не исключено, что им удалось добиться именно этого. В их распоряжении был штамм Маинги, как они установили при неоднократных микроскопических исследованиях, и существовало подозрение, что именно этот штамм может распространяться по воздуху. Теперь им требовалось доказать это.

Глубокая заморозка (например, с использованием в качестве хладагента жидкого азота) убивала большинство нормальных человеческих клеток. При замерзании клеток вода, превращаясь в лед, разрывала их стенки, оставляя после себя уже трупы. Вирусы же лихорадки Эбола были слишком примитивны для этого. Высокая температура убивала их, так же как и ультрафиолетовые лучи. Смертельными для вирусов были также и незначительные перемены в химическом окружении. Но стоило предоставить им темное холодное место, и они переходили в состояние мирной спячки.

Все операции осуществлялись в специальном ящике. Внутри находилась смертоносная среда, отделенная от окружающей атмосферы прозрачным лексаном, настолько прочным, что он мог выдержать попадание пули. С двух сторон в пластике были прорезаны по два отверстия, и к каждому надежно и герметично была прикреплена перчатка из толстой резины. Моуди отсосал десять кубических сантиметров жидкости, кишащей вирусами, поместил ее в пробирку, затем плотно закрыл пробкой. Медлительность процесса объяснялась не столько физической опасностью, сколько неудобством работы в резиновых перчатках. Плотно запечатанную пробирку он переложил из одной руки в другую, передал директору, который произвел аналогичную операцию, и наконец положил ее в маленький воздушный шлюз. Когда дверца шлюза закрылась, зажглась индикаторная лампочка, действующая от датчика давления, и крохотное пространство шлюза было обрызгано дезинфицирующим спреем – раствором фенола. Пробирка оставалась внутри шлюза в течение трех минут, гарантирующих безопасность находящегося там воздуха и наружной поверхности пробирки со смертоносным содержимым. И все-таки, несмотря на это, никто не прикасался к пробирке руками, не защищенными перчатками, да и врачи, производящие операции внутри пластикового ящика, были также одеты в герметические защитные костюмы. Директор извлек пробирку из шлюза и бережно перенес ее на находившийся в трех метрах рабочий стол.

Для экспериментальных целей была приспособлена банка из-под аэрозоля, используемого для борьбы с насекомыми. Обычно ее ставят на под, нажимают на головку и оставляют в таком состоянии, чтобы мельчайшие капельки жидкости образовали туман, заполняющий комнату. Банку полностью разобрали, трижды обработали горячим паром и затем собрали снова – возникли трудности с пластмассовыми частями, но о решении этой проблемы подумали еще несколько месяцев назад. Это было примитивное устройство. Для операции будут изготовлены более совершенные. Единственной проблемой стал жидкий азот. Внешне он походил на воду, и стоило его брызгам попасть на перчатки, как они тут же замерзали и резина рассыпалась подобно черному стеклу. Директор отошел в сторону, когда Моуди налил криогенную жидкость во внешнюю оболочку, которая будет находиться под давлением. Для предстоящего эксперимента требовалось всего несколько кубических сантиметров. Затем во внутренний сосуд из нержавеющей стали впрыснули красно-коричневую жидкость, кишащую вирусами лихорадки Эбола, и завинтили крышку. После того как банка была запечатана, ее обработали дезинфицирующей жидкостью и промыли в соляном растворе. Пустую пробирку бросили в контейнер для сжигания в газовой печи.