Земля надежды - Филиппа Грегори

Эстер кивнула.

— Жаль, что вы не встретились с моим мужем, — сказала она. — Сегодня он в Лондоне. У него небольшая торговля с плантатором из Вест-Индии, он отсылает ему кое-какие товары.

— Да, жаль, что мы не встретились, — любезно подтвердил Джон Ламберт. — Боюсь, что я не могу задержаться. Пока не поправится мое здоровье, я буду губернатором Оксфорда.

Эстер рискнула быстро взглянуть на него.

— Я слышала, что вы болели… Сочувствую.

Он улыбнулся ей теплой, задушевной улыбкой.

— Сейчас я уже почти здоров, да и дело, которое я назначил себе, почти выполнено. Слава богу, у нас снова будет мир, госпожа Традескант. А я пока что могу тихо посидеть в Оксфорде, постараюсь привести колледжи хоть в какой-то порядок и проследить, чтобы их сокровища были в безопасности.

— Сейчас тяжело быть хранителем красивых вещей.

— Скоро наступят лучшие времена, — прошептал он. — Могу я забрать свои тюльпаны прямо сейчас?

— Конечно. Вы хотите забрать все тюльпаны в Оксфорд?

— Пошлите тюльпаны «Флейм» в мой лондонский дом, там их может посадить моя жена. Но редкие тюльпаны и виолетты — я хочу, чтобы они были рядом со мной.

— Если вам удастся вывести настоящий фиолетовый, дайте нам знать. — Эстер жестом велела Джозефу взять помеченный мешок с луковицами редких сортов и отнести к повозке, ожидающей на улице у садовых ворот. — Тогда мы купим у вас луковицу.

— Я вам подарю, — торжественно объявил Джон Ламберт. — Как знак уважения к собрату — хранителю сокровищ.

Он посмотрел на сад и заметил Джонни.

— А как поживает наш кавалерийский офицер?

— Ужасно расстроен, — сказала Эстер. — Вы позволите ему исполнить перед вами парадный поклон?

Джон Ламберт сложил руки рупором вокруг рта.

— Эй! Традескант!

Услышав крик, Джонни поднял голову, бегом бросился от грядки с тюльпанами, резко остановился, затормозив каблуками, и склонился в поклоне.

— Командир! — сказал он.

— Добрый день.

Джонни расцвел улыбкой.

— Ты, наверное, был разочарован тем, как складывалась ситуация в эти несколько последних месяцев. Сожалею, — мягко сказал Джон Ламберт.

— Не могу понять, что же пошло не так! — страстно выпалил Джонни.

Джон Ламберт ненадолго задумался.

— Ну, прежде всего дело в том, как мы использовали пехоту, — сказал он. — Кромвель наконец научил их, во-первых, быстро перестраиваться, а во-вторых, удерживать занятые позиции, даже если враг атакует. А после того, как король изгнал Руперта, боевой дух среди его командиров был очень низким. А это один из важнейших ключей к победе, особенно в войне внутри одной страны. Здесь все должны доверять друг другу. И тут Кромвель оказался совершенно прав, когда убрал из армии членов парламента. Мы сделали армию одной большой семьей, где все молятся вместе, и думают вместе, и сражаются вместе.

Джонни, жадно вслушиваясь в его слова, кивнул.

— Значит, принц Руперт не виноват, что потерял Бристоль! — воскликнул он.

— На самом деле так оно и есть, — согласился Джон Ламберт. — В основном это погода виновата. Шел дождь, и порох намок. Они собирались заминировать городские стены, только бы не допустить, чтобы мы взяли укрепленный город. Они заложили мины в подкопах, но пошел дождь, и мины не взорвались. Ни один командир не смог бы тут ничего сделать. Но было и еще кое-что…

— Что, сэр?

— Тут речь идет о вере, — медленно сказал Ламберт. — Осталось слишком мало таких, как ты, Джонни, кто безоговорочно верит в короля. Но есть очень много других, фактически большая часть моей армии, кто воистину верит, что, если им удастся выиграть эту войну, мы сможем построить здесь страну лучше, чем была. Лучше для всех. Они думают, что выполняют волю Бога и волю народа. Они думают, что они построят мир справедливости и равенства — мы так думаем.

— Сэр, вы левеллер? — спросил Джонни.

Эстер хотела было вмешаться, но Ламберт остался невозмутим.

— Думаю, мы все левеллеры так или иначе, — сказал он. — Просто одни заходят дальше, чем другие. Но все честные люди, которых я знаю, полагают, что править нами должны с нашего согласия, а не по капризу короля. Мы думаем, что у нас должен быть парламент, выбирать который будет вся страна, и выборы должны проходить каждые три года. Мы не считаем, что король и только король должен решать, когда и где парламент будет заседать и будет король прислушиваться к нему или нет.

— Все равно, я — роялист, — упрямо сказал Джонни.

Ламберт рассмеялся.

— Возможно, мы сумеем убедить вас, роялистов, в том, что благо для нас всех — от короля до нищего, — чтобы мы жили в порядке и гармонии. А сейчас я должен вас покинуть.

— Удачи! — Эстер, положив руку на плечо Джонни, крикнула вслед: — Приходите еще!

— Приду следующей весной и принесу свой собственный виолетт! — крикнул он, взмахнул плащом и удалился.

Весна 1647 года

Джонни сидел в своей лодочке на маленьком озерце в дальнем конце сада, перед ним лежал листок новостей, воротник куртки был поднят, защищая уши от стылого мороза. Он читал одну из многих роялистских листовок, которые распространяли смесь оптимизма и открытой лжи в попытке сохранить живым дело короля, пока он не прекращал пререкаться с шотландскими хозяевами, оказывавшими ему гостеприимство в Ньюкасле.

Это издание уверяло, что король в мудрости своей кует соглашение, которое отвратит шотландцев от их упрямой решимости не принимать английский молитвенник вместе с английской системой епископов. Как только шотландцы со всем этим согласятся, они нахлынут в Англию, вернут королю его трон, и все снова будет хорошо.

Джонни поднял глаза и увидел отца, шагающего через сад. Джон помахал сыну рукой и подошел к берегу там, где маленький причал выдавался в воду.

— Ты там не замерз?

— Есть немного, — ответил Джонни. — Это все неправда. Не похоже, чтобы шотландцы собирались отказаться от всего, во что верят, и притом именно сейчас, когда они практически уже выиграли войну. И совсем не похоже, что они вдруг начнут сражаться на стороне короля, ведь последние несколько лет они были союзниками парламента.

— Ты прав, — коротко сказал Джон. — Ты купил листовку? Ты что думаешь, они тебе правду напишут?

— Я просто хотел знать!

Джонни внезапно выпрямился, и лодка зашаталась.

— Значит, у него совсем не осталось никаких шансов?

Джон покачал головой.

— А вот о чем твои листовки не пишут, так это о том, что его отказывались перевозить в Эдинбург, пока он не подпишет их ковенант, направленный против молитвенника Лауда и против епископов. Конечно, он не может на это согласиться. Он только что перевернул вверх дном все королевство, чтобы заставить нас делать все так, как хочет он. Но шотландцы возвращаются в Шотландию и не знают, что с ним делать. Прежде всего никто не знает, зачем он вообще к ним обратился. Уж там-то никогда не существовало ни малейшего шанса на договоренность. Они отдадут его парламенту.