Кровь и туман (СИ) - Усович Анастасия "nastiel"

Поэтому я застёгиваю куртку до самого подбородка, сую руки в карманы, вжимаю голову в плечи, — ведь силовая плёнка не оберегает от холода, — и направляюсь туда, где провёл несколько лет после смерти родителей и до того момента, как меня нашла и вернула в Дубров Аполлинария Рюрикович-Булгакова.

Это забавно, как вернуть мне веру и желание жить удалось именно двум девушкам, принадлежащим одному роду, но разному времени.

Это забавно, что их сходство, даже самое очевидное, внешнее, я увидел только тогда, когда потерял обеих: одну — давно, в прошлом, вторую — в момент, когда меньше всего ожидал.

Это забавно… Настолько же, насколько совершенно не смешно.

Розово-серое небо и огромный серебряный диск, не греющий, но дающий всему вокруг едва уловимый молочный оттенок, сменяют собой пыльный воздух, когда я дохожу до гор и сворачиваю в сторону Вечного озера.

Природа делит себя на две части, и это настолько удивительно, что даже несмотря на ноющие из-за долгого похода и неровного ландшафта ступни, я оборачиваюсь, чтобы ещё раз взглянуть на невидимую черту.

Шаг влево — снова шторм. Шаг вправо — тишина и мир.

Удивительно и устрашающе.

До поселения я добираюсь, по ощущениям, за часов восемь. Ног не чувствую, но не только они болят: пульсирует каждая клеточка тела, от висков и до суставов в пальцах. Времена, когда я мог спокойно пройти вдоль и поперёк тысячекилометровые Восточные земли канули в небытие вместе с силой, оставленной в городе бездушников.

Не знаю, сколько сейчас по местному времени. Когда стучусь в ближайший дом, надеюсь только, что не глубокая ночь. Но бодрствующих на улицах катастрофически мало, и это заставляет меня засомневаться.

— Ты чего так долго? — спрашивает женский голос.

Дверь открывается. Лицо хозяйки дома сразу вытягивается, как только она видит меня. Другого гостя ждала явно.

— Вы кто?

Передо мной феникс. По всем открытым участкам её тела идут узорчатые красные линии. Её волосы подстрижены короче моих, а из одежды на ней только тонкий сарафан на лямках и плетёные босоножки.

После того, как я начал встречаться с Ярославой, я перестал замечать красоту в других женщинах, но эта… Очевидное отрицать бесполезно. Феникс прекрасна.

Ведь это же не измена?

— Извините за беспокойство, — тихо произношу я. — Я долго шёл пешком, очень устал… Хотел попросить у вас немного воды.

Феникс осматривает меня с ног до головы. Её взгляд ощущается физически и касается буквально меня всего.

— Хорошо, — кивает она.

Исчезает в доме на некоторое время, а возвращается с кружкой воды. Протягивает мне. Я выхватываю кружку слишком резко, пью слишком жадно, глотаю слишком громко.

Стыдно становится, только когда кончается вода. Тогда я с виноватым видом отдаю хозяйке дома кружку и говорю:

— Извините.

— Видать, вы действительно очень долго шли, — хмыкает феникс. Выходит на крыльцо, встаёт рядом со мной. Снова оглядывает. — Хорошо себя чувствуешь? А то выглядишь так, будто вот-вот в обморок свалишься.

Уже на «ты». Наверное, это хороший знак. И улыбка у неё такая… мягкая, но при этом коварная. Странная.

— Всё хорошо, — отвечаю я. — Ещё раз спасибо за воду.

— Здесь недалеко у церкви есть лавки с едой и одеждой. Тебе явно нужно переодеться. — Феникс касается моей куртки. Легко трёт ткань в попытке убрать пыльную грязь. — Я бы хотела помочь, но у меня нет мужской одежды. Я одна живу.

— Ничего, я справлюсь, — улыбаюсь, а сам пячусь назад.

Теперь я понимаю, что она явно со мной флиртует, и тону в стыде и неловкости, которые накрывают меня с головой, да так, что даже уши вспыхивают.

— Удачи тебе, путник, — говорит феникс.

— С-спасибо.

Запинаюсь, едва не падаю. Быстро преодолеваю ступеньки крыльца и лишь тяжесть в ногах помогает мне удержаться от того, чтобы не пуститься прочь бегом к церкви, о которой упомянула феникс.

Быстрым шагом, правда, вприпрыжку, потому что раз через раз сильно сводит левую голень, прохожу несколько домов, зачем сворачиваю налево. Вот она. Небольшая, каменная, как и всё вокруг. С крышей из местного драгоценного металла и круглыми окнами, сколько я себя помню, всегда открытыми нараспашку.

Обхожу её. За ней — аллея из нескольких ларьков, небольшое обустроенное для еды и отдыха место с двумя скамейками и одним массивным столом и колодец. Возле последнего стоит мужчина в белой рубашке и чёрных кожаных штанах, за пояс которых заправлен её подол. Мужчина перегнулся через стенку колодца с ведром в одной руке и концом верёвки, обмотанной вокруг металлической ручки.

Он один, но ругается вслух и достаточно громко. Даже несмотря на продавца в хлебной лавке, предлагающего купить вчерашний хлеб за полцены, мне удаётся расслышать голос мужчины и понять, что он мне знаком.

Я знал, что, рано или поздно, захочу отыскать его, чтобы задать несколько волнующих вопросов, но и подумать не мог, что случай сам сведёт меня с ним.

— Миллуони? — зову я.

Мужчина выпрямляет спину. Оборачивается на меня через плечо. Удивлённо поднимает брови.

— Батюшки! — восклицает он и стучит ведром по краю колодца. — Это откуда к нам такого красивого мальчика занесло? Как ты меня нашёл?

Я подхожу ближе.

— Я не искал, — честно отвечаю. — Но у меня почему-то такое стойкое ощущение, что вы, во-первых, и не прятались, а во-вторых, что не я вас искал, а вы каким-то образом заставили меня вас найти.

— Не понимаю пока, хорошего ты обо мне мнения или плохого, — иронично замечает Миллуони. Глядит в пустое ведро, затем на меня. — Сейчас я с этим закончу и пойдём. — Я хочу спросить, куда и зачем, но он тут же добавляет сам: — Тебе же явно есть, что у меня спросить. По глазам вижу.

— Но я здесь не один, и не могу так просто куда-либо уйти.

— Можем отправить послание, — предлагает Миллуони, словно это ерунда, вроде сообщения на телефон, хотя говорит он точно о магии. — Помнишь, где своих товарищей оставил? — Я киваю. — Ну и отлично.

Снова обращается к колодцу. Несколько безуспешных попыток, и ведро наконец до половины наполняется водой.

— Кстати! — Миллуони щёлкает пальцами свободной от ведра руки. — Не надо разговаривать со мной на «вы». Ты ведь тоже далеко не шестиклассник. Сколько тебе?

— Сто двадцать четыре.

— Недурно. И не стыдно было старику с восемнадцатилетней девчонкой встречаться?

Миллуони смеётся, а я краснею второй раз за день. Опускаю голову, принимаюсь следить за собственными ботинками, мелькающими на фоне песка, по которому мы идём.

— Ладно, ладно, Гринго, расслабься, — Миллуони хлопает меня по плечу. — Все там были. — Его прикосновение такое тяжёлое, что мои колени слегка подгибаются. — Есть в людях что-то, чёрт знает, что, из-за чего тянет к ним, как магнитом. И это при всей их заносчивости, при всём эгоизме и вечной жажде наживы…

— Полагаю, тебя к ним тянет именно потому, что вы так похожи конкретно по этим трём пунктам, — вырывается у меня.

Поджимаю губы, но голову поднимаю, чтобы глянуть на реакцию ведьмака. Миллуони меряет меня пронзительным взглядом, а в итоге выдаёт лишь кривую усмешку.

— Ты мне нравишься. Дядьку мне твоего напоминаешь.

Я веду плечом, молча обозначая всё своё отношение к этой теме. Христоф испортил мне жизнь ещё с того времени, когда я даже не был рождён на свет, и моё отношение к нему ничто изменить не сможет.

— Не делай такое лицо, будто я тебе в него соляной кислотой плеснул, — требовательно просит Миллуони, замечая это. — Христоф был одним из умнейших стражей своего времени — и это факт, а не мои выдумки. Авель, бедненький, своё дерьмо с потрохами бы сожрал, чтобы быть хоть чуть-чуть таким же сообразительным, как внук.

Миллуони достаёт портсигар из нагрудного кармана рубашки. Открывает, протягивает мне, но я отказываюсь.

— Не куришь? — всё равно зачем-то удивлённо спрашивает ведьмак. — Ну и правильно.

— Зачем тогда ты это делаешь?