Держи меня крепче (СИ) - Сукре Рида

— Как скажешь.

Он ещё немного покружил вокруг брата, а потом отправился открывать дверь нежданному гостю, который остервенело насиловал звонок. Через минуты две он притащил в комнату заказ из пиццерии и поблагодарил меня за проявленную заботу.

Мой папа решил, что это я для них специально заказала и умилился заботе. Было очень приятно получить похвалу.

Потом они целый час ели пиццу, запивая апельсиновым соком, а когда не осталось и крошки, разбрелись по комнатам. Первым отчалил Стас, вместе с ним, к моему превеликому облегчению, кухню покинули Максим и папа, пожелав напоследок: «Ты больше не кулинарничай». Сенин след тоже простыл, и то как он ползал по полу с камерой наперевес, осталось мною незамеченным — и хорошо, что так, а то пришлось бы всю ночь стоять над его душой и требовать вернуть запись укомплектованного под диван Тёмы.

Как только я осталась на кухне одна, условно одна, Шер явил себя миру. На глазах его были слёзы, а руки он подозрительно прижимал к животу:

— А! Я думал, это ты смешная, а у вас семья — просто ахтунг! У меня от вас живот чуть не надорвался, — доверительно сообщил он мне.

— Как будто в первый раз их видишь, — проворчала я.

— Я, наверно, частенько буду у вас зависать… — «обрадовал» меня Шер.

— Что? Сдурел?

— Да я тут подумал, пока лежал, что если в неделю хоть раз устраивать себе подобные вылазки в цирк, то можно себе лайф не хило растянуть! — явно намекал он на то, что смех продлевает жизнь.

— Ты… Ты… ты просто дурной.

— Правда, я великолепен? — он вздёрнул мой подбородок указательным пальцем, приближая моё лицо к своему. Я резко дёрнулась и вырвалась.

— Ты отвратительный.

— Не, — категорично вставил Шер. — Мне моя интерпретация больше нравится. Ладно, веди в свои хоромы.

Мы на цыпочках прокрались к двери в мою комнату. То есть на цыпочках кралась я, причём с грацией слона в посудной лавке, а Артём ни капли не напрягаясь скользил за мной тенью, при этом не издав ни звука. Мне аж завидно стало. Техника ниндзя поражала.

Дверь перед ним я раскрыла нехотя. Но всё же я обещала.

Щёлкнул выключатель.

— Ого, тут у тебя две стихии? — тут же оценил обстановку Артём.

— С чего ты взял?..

— Оглянись.

Я послушно огляделась. Моя сторона комнаты была обычной. А Сонина впечатляла своей оригинальностью. Я никогда не задумывалась раньше, что мы даже в оформлении половин комнат настолько сильно выражаем себя.

— Точно… — покачала я головой.

— Эта сторона скучная, — он ткнул в мою.

Я тут же надулась и гордо соврала, то есть приврала:

— Это сторона сестрёнки. Моя эта.

Он ухмыльнулся, конечно же, не поверил. Но комментировать не стал.

— Тогда ладно. Буду спать на кровати сестрёнки, чтобы не смущать тебя.

— Да-а? — округлила я глаза, спать мне хотелось в своей кровати. — А знаешь, моя кровать удобнее… — и с видом продавца подержанных машин принялась нахваливать «товар», — ты как раз себе всё отлежал, наверное, лёжа на деревянном полу, так что, ложись-ка ты на мою кровать!

— Что ты, что ты! — притворно поднял он руки. — Мне и тут не плохо, — он нахально развалился на моём ложе.

— У тебя спина же будет болеть…

— Может, ты мне массажик устроишь?

— Иди ты… в баню, — отказалась я от попыток его переубедить. А пусть себе спит, где хочет, лишь бы с утра его духа здесь не было.

— Только если с тобой, — с видом искусителя отозвался Шерхан, приподнявшись на локте и зазывно глядя мне в глаза.

Я смутилась. Нет, спи уж на моих чистых простынях. Прямо в одежде, в которой только что протирал пол на нашей кухне. Он будто услышал мои мысли.

— Нет уж, спасибо, — процедила я сквозь зубы, глядя как этот гад раздевается. — Ты что делаешь, извращенец?

— Ты мне в одежде спать предлагаешь?

— А чем не вариант?

— Обычно я сплю голым…

— Ты точно извращенец!

— …но сегодня, так и быть, останусь в одних трусах.

Наблюдать его в одном исподнем я не решилась, так что со скоростью света метнулась к выключателю и вырубила свет.

— Спокойной ночи, — буркнула я ему, а сама залезла на подоконник. Спать не хотелось.

— Сладких…

За окном меня встретил отблёскивающий в темноте сонный город. Я приоткрыла форточку, чтобы вдохнуть свежий воздух и уткнулась лбом в прохладную поверхность стекла. Это умиротворяло. На улице стал накрапывать дождик. Его уже давно не было. Вся земля иссохлась в ожидании дождя. Я вся иссохлась. И так устала.

Дождь мерно стучал по окну, карнизу, мой мозг стал входить в состояние дрёмы, убаюканный музыкой дождя. Я люблю дождь. Люблю шоколад, клубнику, «Киндер-Сюрприз». И ещё люблю зиму, когда снег хлопьями кружится и ложится. В голове сама собой всплыли строчки песня:

«Ты любишь зиму, я полюбил бы зиму тоже.

Я знаю точно: нет ничего невозможного.

И если у тебя сейчас дрожь по коже,

Мы сможем быть вместе:

Всё быть может.»[10]

Где-то на закоулках сознания раздалось задумчивое шеровское:

— Ты любишь зиму? — будто он услышал мои мысли, но я уже спала и приняла фразу за сон. Очень приятный сон, в котором мы с Тёмой резонировали на одних частотах, а наши мысли друг друга дополняли, и мы могли закончить фразу друг за друга. Странный сон. Неправдоподобный, но чертовски приятный и сладкий, как и пожелал Артёмка.

Мне снились Трус, Балбес и Бывалый, причём тот, который Балбес, разодетый в китайский традиционный халатик, свернувшись клубочком на лавочке в аллее, спал. Мирно себе дрых, никого не трогал и сладко причмокивал губами. Неожиданно на аллее появился Бывалый, распинывая всё, что попадалось на его пути, одним своим чокнутым взглядом повергая людей в шок. Постепенно, расшугав весь прочий люд, кроме притаившегося в сторонке со старинным устройством для фотографирования (то самое, которое имеет чёрную ширму и прилагающуюся вспышку) Труса, Бывалый дошёл до премило спящего Балбеса и скинул его в ворох прошлогодней листвы. Последний от этого не проснулся — лишь расслабленно вздохнул и продолжил в своих снах гнать самогонку. Зато в качестве новых нарушителей его сна на смену предыдущему хулигану прибежали ожившие кошки-копилки и стали стягивать с него халат, который с надеждой пустить на паруса потащили с собой на огромный корабль, пришвартованный на причале, у штурвала стоял царь Салтан в смешных очочках Гарри Поттера. «Паруса» были воздвигнуты в самые кратчайшие сроки и судно вышло в открытое море. Неведомо как увязавшийся следом Балбес возлежал на надувном матрасе, который был прикреплён к кораблю тросом, так что спящий юморной типчик плыл со всеми удобствами на буксире. Но как и бывает частенько в открытом море — вскоре их настиг шторм — небеса разверзлись, явив команде матросов и прочим пассажирам разъярённого Зевса, который был подозрительно похож на Бывалого: круглые вращающиеся глазки, один из которых подбит, налепленный на щеке крестом лейкопластырь и, в довершение образа, тельняшка, треники и кепарик. Помесь Бога с типичным гопником швыряла молнии, вопя при этом что-то о гранатах и фашистах, затем она заметила Балбеса и начала над ним обхохатываться. Да так сильно, что чуть с небес не свалилась в море и не утонула. Громоподобный смех помеси начал плавно переходить в звук не прекращавшегося всю ночь проливного ливня.

В этот момент я начала просыпаться. Открывать глаза не торопилась — лишь прислушивалась к настойчиво стучащим по окну и карнизу каплям дождя. Судя по звуку, капли были огромными. Приятные звуки, мои любимые.

Потянувшись, я скинула одеяло и села на кровати, краем глаза отметив, что на циферблате прикроватного будильника сейчас что-то около семи утра (нереальная рань), а другим краем, что Соня опять усадила своего огроменского медведя со странным именем Хрен Болотный на подоконник. Его ей подарил Максим на день рождения, но сестрёнка посчитала большую плюшевую игрушку недостойным подарком на семнадцатилетние, так что сразу невзлюбила его и частенько использовала в качестве груши или в качестве спасителя от утреннего солнца, которое в начале дня первым своим самым важным делом считало одарить кровать Сонечки тёплыми яркими лучами, выставляя с ночи мишку на подоконник.