Держи меня крепче (СИ) - Сукре Рида

Поболтав ногами, свешенными с кровати и не обнаружив еле приоткрытым левым глазом (правый всё ещё спал) в пределах видимости ни одного тапка, я огорчилась, встала, потянулась и возжелала больше света в комнату, так что сонно обратилась к медвежонку:

— Хрюша, — по-моему, Хрен Болотный — слишком неподходящее имя для такого милого кареглазого мишки, — опять ты себе всё солнце забрал!

— Знаешь, дорогая, — вдруг заговорил медведь шеровским голосом, — меня по-всякому называли, но «Хрюшей»?.. Ты серьёзно?

Я в момент проснулась и воззрилась на расслабленно восседавшего на моём подоконнике Шера, цветущего и благоухающего, будто сейчас не раннее утро, а как минимум, полдень.

— И сегодня не очень-то солнечно.

— Ты… что… тут делаешь? — голос меня подводил, но я умудрилась спросить.

— Я тут сижу, — выделил он каждое слово, издевательски передразнив меня.

— Это я вижу. Я спрашиваю про то, что ты забыл у меня дома? Как, вообще, пробр… — я осеклась, внезапно вспомнив всё.

Ответа на этот вопрос мне больше не требовалось, так как перед глазами одна за другой пронеслись картинки вчерашнего вечера.

— Ну, как, солнц, сама вспомнила или… — тон его сделался вкрадчивым и томным: — некоторые моменты прояснить?

— Какие такие моменты? — в мгновение ока зацепилась я.

— Всякие…

— Что значит «всякие»?

— То, — Шер прошёлся по мне похотливым взглядом и самодовольно усмехнулся, — и значит.

Я проследила за его взглядом и обратила на себя внимание. В лучших традициях сериалов, мои руки образовали на груди замок, прикрывая священные женские места, и колени прижались друг к другу как приклеенные. В этот момент мне казалось, что таким образом я становлюсь менее развратной.

Стою перед парнем в лифчике и трусиках, да ещё и ажурных! Понесла меня нелёгкая на этот дурацкий вечер.

Постояв так секунд пятнадцать, я решилась на активные действия, а именно: совершить прыжок до кровати, стянуть одеяло и укутаться. Под загадочную улыбку Шера мне это удалось.

— Чего пялишься, извращенец? Это ты меня раздел? Как ты посмел? — сказала я, замотанная в одеяло как древнеегипетская мумия в погребальные холсты.

— Я просто не мог позволить тебе спать в такой неудобной одежде, — развёл он руками «гляньте какой я хороший».

— Ты не имел права!.. И, вообще, что ты там ещё посмел сделать?

— Я? Да не, я ничего… А вот ты, — тут он вновь загадочно ухмыльнулся.

— Чего? — мои глаза выкатились из орбит.

— Эй, малыш, не кипятись и не писай кипятком!

Своей фразой он напомнил мне о том, что очень хочется в туалет. Но правда важнее.

Я еле как взяла себя в руки и рассудительно успокаивающим саму себя тоном прошипела:

— Я не писаю. Окей. Так что, ты говоришь, я сделала?

— Ха! — продолжал он издеваться. — Ты была великолепна!

— В чём? — заорала я, не помня себя, позабыв о внутренней установке на спокойствие. Да я тебя, гадёныш, с подоконника сейчас скину в порыве убийства.

— Во всём, — он утвердительно кивнул и расплылся в довольной улыбке.

— Чёрт, да неужели ты не можешь нормально сказать? — продолжила я взрываться.

— Ты назвала меня чёртом?

— Считай, что это вводное слово. Хотя… нет! Не считай! Не считай! Первое слово съела корова! — вспомнила я детское выражение.

— Я что, в детсаде?

— Ты в дурдоме! — какая я самокритичная.

— Как самокритично…

Он мои мысли читает? Точно извращенец.

С глухим стоном я повалилась на кровать и возжелала умереть. Чтобы в моей кончине обвинили Артёма Охренчика и дали ему пожизненный срок. Пусть зэков лучше изводит в тюрьме.

— Э-эй… — донеслось со стороны окна. — Ты плачешь что ли?

Вот пристал, мистер клещ. Сначала довёл, а теперь интересуется состоянием. Я не плачу. Вообще никогда не плачу. Но он этого не знает. И не узнает никогда. Потому что ему, по большому счёту, нет до меня дела. Я для него игрушка на ночь. Но он же не «играл» мною, пока я спала? Что случилось ночью, на что он намекает?

— Ты злишься на меня? — прошептал он мне почти на ухо. Когда только допрыгал так быстро? Фух, уберите от меня этот мешок тестостерона. А то я уже раздумываю истерить.

— Да, — в подушку буркнула я.

— Ну, прости, что ли…

Приятный голос продолжал тёплой волной щекотать особенно чувствительную шею.

Я зависла.

Потом отвисла и отпихнула его от себя. От греха подальше.

— Ты совсем обнаглел. Ночью до меня домогался, и сейчас пытаешься… У тебя, вообще, совесть есть?

— Наверное, будет сложно поверить в это, но у меня совесть есть.

— Да ладно? И она тебе не помешала наси… приставать ко мне?

— Эй, малышка, это ты меня домогалась, вообще-то! — возразил Артём.

— Чего?! — кажется, мои глаза стали размером с две блинные сковородки, которые норовили съездить Шеру по ехидной мордахе.

— Могу повторить, — чуть ли не стесняющимся голосом отозвался он, будто девица на выданье. Но следующая фраза прозвучала вкрадчиво: — Ты до меня грязно домогалась.

— Ты врёшь!

— Ты меня раскусила, сдаюсь, — он задрал руки вверх. — Я вру, — и, сделав паузу, добавил: — Не грязно.

— Да ты, вообще, всё придумал!

— И зачем мне это? — логично. И этот дурацкий спокойный уверенный тон. При… придушила бы.

— Я бы так никогда не сделала!

— В моём-то обществе? Я бы не был так уверен, малыш.

— Точно! Это всё твое гадкое дурное общество.

— Значит, ты больше не отрицаешь того, что покушалась на мою честь?

— Отрицаю!

— Ты та-а-ак противоречива, — протянул он, удобнее устраиваясь на розовом (спасибо, папочка любимый) ковре в середине комнаты в позе йога, подоткнув ноги. В своих руках он вертел единорога, подарок Олли, я вырвала игрушку и спрятала под подушку. Всю неделю только с ним и спала, делилась с единорожиком мыслями перед сном, и казалось, что держа его в руках, Шер сможет узнать мои тайны, хотя если начистоту, какие уж тайны у меня.

Радует факт, что Шер одет. Или не радует?.. Тьфу! Что за мысли? Он клевещет на меня. И кому? Мне самой!

— Прекрати переводить тему, — взмолилась я.

— Как хочешь, — неожиданно согласился Артём, сосредоточив взгляд на моём лице. Как-то не по себе стало. — Было… — он сощурил глаза и, влив в свой голос тонну страсти, продолжил: — жарко!

Я покраснела, но взяла себя в руки и попыталась отшутиться (то есть съязвить):

— Жарко? Ты что, шарился в моих вещах и нашёл спички? Спички детям не игрушка.

— Вечно ты весь кайф обломаешь и момент испортишь, — прискорбно сообщил Шерхан и засмотрелся на потолок, заинтересовавшись мохнатой розовой люстрой (из какого сескшопа папуля притащил эту хрень я постеснялась спросить). — И опять со своими детскими выраженьицами.

Возражать и говорить, что выражение ни капли не детское, а совсем даже взрослое и актуальное в наше время, я не стала. Тем более не стала объяснять, что это я так удачно завуалировала в нём предназначенное Артёмке оскорбление, что он дитё. Зато я внутренне собой возгордилась и возрадовалась, что хоть один из нас не обделён умом. И этот счастливчик явно не он.

— Хорошо, — я вновь решила вернуть разговор в прежнее русло. Для большей внушительности даже на ноги вскочила и стала прохаживаться перед Шером замотанная в одеяло на манер персонажей, стоящего на полке с книгами талмуда «Мифы и легенды Древней Эллады». — Продолжай. Что там дальше после… хм… «жарко»?

— Малышка, а ты прыткая. Сразу с места и в карьер, — задумчиво молвил он, увлечённо разглядывая дефилирующие перед его носом обнажённые щиколотки.

— Ты о чём? — в душу закрались подозрения, которые мой принц махом подтвердил:

— Без всяких прелюдий сразу приступила к… действиям…

— К-каким действиям? — сердце ускакало куда-то в пятки и стало там выбивать ритмы чечётки похлеще чикагских профи.

Шер оглядел меня, удовлетворился созданным эффектом и вернулся к созерцанию моих ступней. Фетишист чёртов. Вновь переведя голос в режим «Дамский угодник» с тональностью «Пылкий мачо», он продолжил удовлетворять моё любопытство: