Держи меня крепче (СИ) - Сукре Рида

— Не воображай лишнего, мась.

Я воображать не стала, лишь показала язык его затылку с выбритой эмблемой FJB и надела дождевик.

Сеня тоже кинулся одеваться:

— Я с вами!

— Сиди дома. Сегодня погода не для гулянок. Простудишься ещё, — прочла я ему нравоучения тоном мамочки.

— Я не хотел этого, — обречённо вздохнул мелкий, — но вы меня сами вынуждаете…

— Ты о чём, мелочь? — обернулся на него Артём.

— Я об этом, — братишка ловко покрутил перед изумлёнными нами своей камерой, намекая на имеющиеся видео с провокационными кадрами. Шерхан совершил в его сторону телодвижение в надежде отобрать аппарат, которым сам же откупился ранее, но Сенька спокойным голосом осадил его: — Ты думаешь, самое важное я храню здесь?

Парень согласился, кивнул. Потом посмотрел на меня и проглотил то, что хотел сказать, воззрившись на меня с неподдельным интересом.

— Что не так? — испугалась я.

— Ты, — в меня упёрся его палец. — Ты в… дождевике? — его бровь взметнулась вверх в удивлении.

— Да, — серьёзно ответила я, не понимая, к чему он ведёт. Нормальный дождевик, качественный. И цвет приятный жёлтый, как миньон из мультфильма.

— В дождевике? Малышка, ты где его отхватила?

— А что такого? Это же удобно. И не промокну.

Шер лишь сам себе улыбнулся, покрутил пальцем у виска, присвистнув, и вышел на лестничную площадку. Я следом за ним. А за мной — мелкий.

Такой процессией мы выкатились на первый этаж, воспользовавшись лифтом.

— И куда ты? — обернулся ко мне на выходе из подъезда Артём, накидывая на голову пиджак.

— Куда надо.

Отвечать не хотелось. Вот какое ему дело? Сначала изгаляется над моим дождевиком, а потом строит из себя заботливого человечка.

— Ладно, можешь не говорить. Я тебя подвезу, — упрямо огорошил муженёк.

— Спасибо, я воздержусь! — решила я проявить характер. Нет, определённо что-то странное со мной происходит. Я такой дерзкой стала, что самой не по себе.

— Ничего мы не воздержимся, — перебил меня Сеня.

— Эй, братишка, что ещё за «мы», ты же по своим делам собирался?

Сеня задрал нос к потолку:

— Мои дела напрямую связаны с твоими.

— И что это значит? — усмехнулась я, подивившись бредовому состоянию братика.

— Это значит, что я еду с тобой.

— Вот только я никуда не еду, — развела я руками, изображая сожаление.

— Достали! — коротко высказался Артём и закинув меня к себе на плечо, потащил в машину. Я даже начать сопротивляться не успела, как сидела пристёгнутая на пассажирском сидении рядом с водителем, а Шер уже заводил машину.

— Это называется похищение, — возмутилась я.

— Ага, киднеппинг, — вякнул с заднего сидения Сеня, отряхиваясь и разбрызгивая вокруг себя капли дождя.

47

Марш-бросок от подъезда до машины составил всего около шести метров, но оба представителя сильного пола промокли до нитки. Сенька по поводу зонта даже не заморачивался, выскочив в толстовке, которая тут же вымокла, как и одна половина пиджака моего муженька, вторая же была сухой — спасибо мне, ведь я на ней висела.

— Смотри у меня, Сеновал, — пригрозил ему кулаком Шер, стягивая пиджак, — будешь умничать, за мной не заржавеет, — и премерзко ухмыльнулся, прицельно закинув снятую вещь прямо в мелкого.

Я тоже кряхтя сняла свой дождевик, хотя сделать это пристёгнутой было сложновато, и сложила его в ногах.

— Окей, договорились, — подмигнул ему глядя в зеркальце заднего вида братишка, скидывая его одежду рядом с собой на сидение, где уже лежала большущая запечатанная коробка, — Шерри…

Шерри напрягся: лицо его обрело жёсткость, а мускулы налились свинцом, две огромные клешни преобразовались в два пудовых кулака; сузив глаза, он стал медленно поворачиваться к разбалугирившемуся пацанчику с вполне понятными желаниями, среди которых убийство с особой жестокостью и дальнейшее рытьё могилы в моей компании, как соучастницы. Перспектива последнего пункта меня совсем не обрадовала, как, впрочем, и весь план в целом. Я приступила к активным действиям.

Я вообще не знаю, чем я думала и думала ли вообще. С недавних пор подобными вещами я себя не обременяю. Иногда, это играет на руку, иногда, наоборот, портит всю картину. Но результат всегда получается неожиданным и удивляющим.

Так что моя правая рука сама потянулась к Шеру, и после того, как я обнаружила, что она покоится на его макушке, мне осталось лишь провести ладонью по его мокрым волосам, задев и ухо. Парень застыл, перевёл на меня изумлённый взгляд, сглотнул, и в этот момент на кончике его носа налилась огромная капля, которая повисла там с две секунды, а затем отчаянно сорвалась вниз, как бешеный экстремал, совершающий прыжок с высокого обрыва на банджи.

Вылупленные на меня ошарашенные глаза в союзе с висящей каплей вызвали во мне положительные эмоции, улыбку, смех. Именно в этой очерёдности. А на последней стадии стало просто нереально смешно и я, подобно Тёме в его обычной манере ржать, согнувшись пополам, захохотала во весь голос, придерживая его рукой за шею, то есть придерживая себя, чтобы не укатиться под сиденье.

Опомниться раньше Шерхана я не успела — он меня опередил и мягко, но настойчиво схватил мою правую ладонь, легонько её сжал, призывая меня к порядку и, не дождавшись этого порядка, всё же спросил вкрадчивым голосом:

— Это ты надо мной сейчас угораешь?

Его слова возымели должный эффект. Мои дикие подвывания в момент перекрались, будто «пришёл электрик и вырубил все провода». Стало страшновато. Я предсмертно всхлипнула, а Артём продолжать убивать меня пока не спешил, явно смакуя момент.

Так мы и сидели как два дебила: моя рука на его шее, сверху его клешня и нездоровый блеск в глазах, в моих же — запуганность деревенской овечки, случайно отбившейся от своей отары и набредшей по велению злого рока, а может просто потому что жила под лозунгом «лох — это судьба», в логово волчьей стаи, где в роли их предводителя выступал Шер собственной колоритной персоной.

Он смотрел на меня кровожадно, как ему и полагалось по сценарию, а я вся сжалась под этим взглядом и собиралась выломать дверь или лобовое стекло, чтобы сбежать поскорее от своей смерти, жаль только, что реально сил на это не хватило бы. Пришлось закусить губу и ждать своей непривлекательной участи, но ждать оказалось слишком волнующе, а сердце было готово вообще вылететь юркой птичкой из грудной клетки, где было сжато словно тисками, далеко и надолго, оставив меня недееспособным трупиком; и я, предполагая, что это будут мои последние слова при жизни, решила сказать ему что-нибудь важное и самоутверждающее, но хватило меня только на хриплое:

— Артёмка…

Дальнейшие события воспринимались мной как действия в тумане перед отбытием на причал к лодке Харона.

Шер, стал медленно наклоняться ко мне (чтобы убить, для чего же ещё?), а я застыла как замороженная курица, лежащая уже неделю на витрине в престижном супермаркете; лишь ладошке, что была в руке парня, стало жарко-прежарко. Создавалось ощущение, что она сейчас растает и растечётся здесь маленькой лужицей, в которую мой муж стопроцентно плюнет (конечно, плюнет, я бы тоже в лужу, оставшуюся от него, плюнула). Но моя рука не растаяла, а всё так же волнительно покоилась на бычьей шее, вены на которой вздулись, и пульсация стала слишком частой. Вторая его рука поползла к моему подбородку и властно взметнула его вверх, чтобы её хозяин смог лучше разглядеть мои глаза, которые от страха стали велики. Он приблизил своё лицо близко. В его расширенных зрачках отражалась я, слабая и беззащитная, а ещё какая-то нереальная. И исходящий от его тела знакомый аромат пронизывал всё тело, заполняя мои лёгкие.

Дурак, кто же так делает, если собирается убивать? Теперь горела не только рука, но и само лицо, обдаваемое его горячим дыханием. А растечься готова была не только ладошка — всё тело разом.