Гоголь в русской критике - Сборник Сборник

Но книга г. Ващенко-Захарченко приводит к другим мыслям. Это довольно большой том, напечатанный на порядочной бумаге, довольно сносным шрифтом, – видно, что г. Ващенко-Захарченко имеет некоторое понятие о том, каковы бывают порядочные книги; что всего хуже, видно, что он человек, имевший случай посещать порядочное общество: он знает, по какому порядку происходят дворянские выборы, какие кушанья подаются на стол у богатых помещиков, он, кажется, имеет даже некоторое понятие об университетском образовании. Как же он, человек, имеющий, вероятно, некоторое понятие о том, что такое литература, отважился на пошлое дело?

Расчет г. Ващенко-Захарченко был не совсем ошибочен: мы слышали уже от двух-трех человек вопрос о том, какова его книга; вероятно, найдутся такие ловкие продавцы, которые будут пытаться высылать ее в провинции как сочинение Гоголя. Журналы должны предупредить этот обман, и потому мы решаемся сказать несколько слов о книге, написанной г. Ващенко-Захарченко.

Вот предисловие, по которому читатель может видеть, что г. Ващенко-Захарченко воображает владеть юмористическим слогом:

Павел Иванович Чичиков, узнав о смерти Н. В. Гоголя и о том, что его поэма «Мертвые души» осталась неоконченною, вздохнул тяжело и, дав рукам и голове приличное обстоятельству положение, с свойственною ему одному манерою сказал: похождения мои – произведение колоссальное касательно нашего обширного отечества, мануфактур, торговли, нравов и обычаев. Окончить его с успехом мог один только Гоголь. Родственники генерала Бетрищева просили меня письменно уговорить вас окончить «Мертвые души». Из моих рассказов (т. е. «с моих рассказов», «по моим рассказам» – г. Ващенко-Захарченко мог бы выучиться употреблению русских предлогов прежде, чем писать окончание «Мертвых душ») вам легко будет писать, а как я вдвое старее вас, то вы, верно, будете видеть, чем кончится мое земное поприще. Исполните же просьбу генерала Бетрищева и его родных. Я знаю, что они первые будут ругать вас; но я утешу вас мыслию, что окончание «Мертвых душ» будет не только приятно, но и полезно в гемороидальном отношении. А. Ващенко-Захарченко.

Господин А. Ващенко-Захарченко так восхищен своею остроумною выдумкою, что на обороте заглавного листа, под цензорским разрешением печатать книгу, приложил свою подпись, обведенную кольцом в виде печати. Он не ошибся: действительно, интересно видеть почерк, интересно было бы видеть и лицо человека, отважившегося на такой подлог.

Книга написана с остроумием и смыслом сочинений г. Анаевекого;* разница только в том, что г. Анаевский не ошибается в употреблении предлогов и буквы ы, а г. Ващенко-Захарченко пишет «из моих рассказов» вместо: «по моим рассказам», «бариня», «баришня»; «рижий», «порижеть».

Смысла в книге нет ни малейшего: но если вы хотите знать, о чем в ней говорится без смысла, то знайте, что остроумный г. Ващенко-Захарченко рассказывает, как Чичиков, освободившись из острога, куда его посадили неизвестно зачем и по какому делу, едет навестить родственников генерала Бетрищева, продает свои мертвые души на вывод какому-то скупцу Медяникову, получает за них 60 000 р. серебром, женится на богатой помещице и умирает, поглупев от старости. На каждой странице есть несколько фраз, безграмотным и бессмысленным образом вытащенных из «Мертвых душ» и прикрашенных остроумием самого г. Ващенко-Захарченко. Так, например, беспрестанно упоминается о фраке цвета наваринского дыма с пламенем, на каждой странице Чичиков говорит, что он ездит по России, навещая родственников генерала Бетрищева и отыскивая климат, удобный в гемороидальном отношении; кроме того, автор от себя придумывает разные вариации на фразу, что Чичиков кланяется с ловкостью военного человека, – «Чичиков поклонился с ловкостью танцмейстера», «Чичиков поклонился с ловкостью гусара» и т. д., – в этих фразах и состоит остроумие г. Ващенко-Захарченко. Для образца таланта и смысла его мы берем наудачу следующий отрывок, исправляя грамматические ошибки, – которые, очевидно, принадлежат не корректору, а самому г. Ващенко-Захарченко:

Чичиков приказал везть себя к Распузину.

Распузин был не богат, но тороват и умел копейку на ребро ставить. Выписывал он все русские журналы и не только читал их с удовольствием, но ссужал даже ими тех, которые брали книги и газеты для тона, а не имели охоты заняться новостями политики и литературы, быв погружены в животный сон и разговоры о хозяйстве и скотном дворе. (Что за бессмыслица? зачем же они брали книги, если не имели охоты читать их?) Соседи Распузина были два брата, богатые люди, вдовцы, толстяки, скупцы, без всякого образования и желаний. У них было одно в голове: как бы побольше уничтожить свою и покупную в овощной лавке провизию. Кулебяки и буженина были у них настольными яствами. Объемистые и эластические их желудки были постоянно полны в противоположность голове, вечно пустой.

– Не люблю этих животных, ненавижу их: не умеют детей воспитать. Это скоты и невежды. – Так говорил Распузин гостю, сидевшему против него и перелистывавшему иллюстрированное издание.

– Ну, ты не знал их жен. Умора просто, да и конец. Одна из супруг ходила вечно в перчатках, ее называли m-me Чесотье, – сказал, положа книгу, приятель Распузина: – а другая была зла, как пантера, и, к счастию всего деревенского народонаселения, все свое время свободное употребляла она на драку с мужем. Прислугу оставляла в покое, а все этого барина беспокоила. Вечно у него были подбиты глаза, исцарапаны рожа и руки.

– Я не могу их двух равнодушно видеть. Не мое дело, конечно, но я не утерпел и в разговоре, подошедшем кстати, сказал, что пора уже нам стряхнуть с себя невежество, а если мы в нем загрубели, окаменели, то станем воспитывать детей наших так, чтобы они сделались полезными гражданами государству и человечеству. Поняли ли они? Я думаю, что нет.

– Они не поняли, но были там и те, которые отлично все постигают, но притворяются и скрывают свои мысли под видом простоты. А! – обратился хозяин к вошедшему господину довольно серьезной наружности: – collega! – Тут Распузин пожал гостю руку и сказал, обратясь к прежнему: – Рекомендую тебе магистра, Петра Иваныча Кулисновикова, моего товарища по естественному факультету. Оринтогнозию и ботаническую систематику мы слушали вместе. Я был своекоштным и учился плохо; а он был казенным студентом и не даром носил это имя.

Хозяин взглянул в окно и увидел въезжавшего на паре во двор Чичикова. Селифан как-то неловко правил парой, и Петрушка тоже немного конфузился, сидя на козлах.

– Едет ко мне еще кто-то, да незнакомый должен быть. Добро пожаловать! прошу покорно сюда! – кричал хозяин вошедшему Павлу Ивановичу, который скидал галоши и шинель и вместе с этим ловко раскланивался.

– Я Павел Иванович Чичиков, – сказал новый гость, вошедши в столовую, где были все, и, пожимая хозяину руки, прибавил: – езжу я уже не один год по пространной России как для посещения родных моего друга, генерал-лейтенанта Бетрищева, так и для наблюдений над тем воздухом, который благораствореннее в гемороидальном отношении.

– Покорнейше прошу садиться, очень рад, очень рад, – сказал хозяин и, дав знак магистру глазами, чтоб он занял нового гостя, сам вышел.

– Должно быть, вы, окончивши курс, еще несколько лет занимались естественными науками, – спросил прежний гость магистра: – и в них далеко подвинули все новые открытия?

– Конечно, я был посылан на счет университетских сумм за границу и обогатил естественные науки важными открытиями.

«Вот куда я попал, – подумал Павел Иванович: – вот здесь узнаю я многое и многому научусь полезному и даже необходимому». Чичиков с явным предпочтением смотрел на магистра, бывшего на казенный счет за границей.

– Я, право, не припомню, – сказал магистр, обратись к Чичикову: – мне послышалось, что и вы наблюдали что-то, так позвольте узнать, не с собратом ли я имею честь познакомиться? Не вы ли трудились (т. е. вы не трудились ли, – г. Ващенко-Захарченко не выучился и слов располагать сообразно грамматическому смыслу) на поприще естествоиспытания? Вы, вероятно, занимались…

– Отчасти занимался и всем понемногу, – сказал озадаченный Чичиков, – но, к сожалению, не знаю новейших открытий; а вот вы только что приехали из-за границы, вероятно сообщите, нам результаты вашей поездки.

– С удовольствием. Первые три года я наблюдал жизнь и строение мхов в понтийских болотах. Труд мой был напечатан на суммы университета. Другие три года я посвятил зоологии. Сочинение мое «Зоотомия улиток» заслужило первую премию и бросило особенный взгляд на жизнь этих тварей. Теперь я тружусь над зоологией щупальцевых насекомых, думая обратить все внимание на тараканов и тому подобных домашних насекомых. Наука будет обогащена новыми по этой части открытиями. – Магистр важно понюхал табаку и утерся платком.