Вельяминовы. Начало пути. Книга 1 - Нелли Шульман

Согласно порядку престолонаследия, — он поклонился Мураду, — империя переходит к старшему сыну».

— Но, — Ахмед схватился за рукоятку клинка, — мой отец назначил наследником принца Фарука.

Где он?.

— К сожалению, — мягко сказал кизляр-агаши, — узнав о смерти мужа, валиде-султан Марджана, в порыве горя, бросилась в море. Вместе со своими детьми. Да упокоит Аллах их души.

— Вы все подстроили, — побледневшими губами пробормотал Ахмед. «Вы убили его!»

Мурад взглянул темными, материнскими глазами на брата, и, молча, дал знак евнуху.

— Нет! — Джумана вырвалась из рук Нур-Бану и бросилась к сыну. Она поскользнулась на полу купальни, и упала рядом с телом мужа.

Ахмед схватился пальцами за шнурок и захрипел.

— Мустафа, — повернулся Мурад к визирю.

— Я уже послал сообщение наместнику в Каире, — улыбнулся тот.

— И Халида, — добавила Нур-бану. «С семьей».

— Внука, — Джумана встала на колени перед ними. «Внука моего пощадите».

Венецианка наклонилась к ее уху и прошептала: «Ты же еще помнишь Библию, Маргарет?

Блажен, кто возьмет и разобьет младенцев твоих о камень!»

Они вынули Александра из колыбели — ребенок проснулся и заплакал. «Пожалуйста, — Маргарет бросилась им в ноги. «Не троньте моего сына!».

— Выбирай, — бербер приставил клинок к горлу Джеймса, которого держали двое. «Муж или сын, — он усмехнулся. «Давай, женщина, покажи нам, кого ты больше любишь».

Она зарыдала, и мальчик протянул к ней ручки. «Мама! - крикнул он. «Мэгги, — услышала она голос мужа. «Мэгги, прошу тебя».

— Убейте лучше меня, — сказала она, не поднимая головы. «Убейте».

— Ты будешь жить, — сказал бербер, и, размахнувшись, ударил младенца головой о каменный пол.

— Долго, — добавил он, глядя, как закатываются глаза ребенка. Он судорожно дернулся и затих в луже крови.

Маргарет Маккей подняла залитое слезами лицо вверх и завыла. Мурад, поморщившись, махнул рукой.

— Кадина Джумана повесилась, узнав о смерти мужа, — пробормотала Нур-бану, глядя на багровый рубец, пересекающий нежную шею. Повернувшись к сыну, валиде-султан склонилась перед ним: «Ваше величество».

— Пойдемте, — сердито сказал Соколлу. «Здесь невыносимо душно».

Она стояла на берегу, глядя на редкие огоньки, что перемигивались на той стороне пролива.

Дул северный ветер, было холодно, и она поближе прижала к себе спящую дочь. Сын сопел в перевязи за спиной.

— У меня ничего нет, — сказала она Эстер. «Только вот это, — она показала кинжал и крест покойного мужа. «Это золото».

— Не надо, — торговка посмотрела на нее внимательно, будто хотела что-то сказать. «Там, — она махнула рукой в сторону моря, — разберемся».

Она увидела в темноте приближающийся фонарь и зашла по колено в воду — ноги, прикрытые невидной темной вуалью, сразу заледенели.

— Давай, — шепнули из подошедшей лодки. Она уложила туда детей и вспомнила, как точно так же укладывала их на дно большого сундука — в нем кизляр-агаши вывез их из дворца.

— Хорошо, что ты такая маленькая, — ворчливо сказал он, наблюдая, как она залезает внутрь.

«Маленькая и легкая. Прощай, Марджана».

Она ничего не сказала.

В лодке воняло рыбой. Она натянула на себя тряпки, и прижалась к детям, согревая их своим теплом.

— Мама, куда мы? — спросила в полудреме Феодосия.

— Не знаю, дочка, — честно ответила Марфа.

Пошел снег.

Интерлюдия

Кирения, март 1575 года

Дети играли в пене прибоя.

Марфа закрыла глаза и подставила лицо весеннему, нежному солнцу. Сверху, с гор, раздались удары колокола, и она перекрестилась.

Оказавшись здесь, она сразу взяла мула и поехала по горной тропе в аббатство. Оно было построено монахами — норбертинцами еще при лузиньянских королях, но сейчас там была греческая церковь.

Марфа окрестила сына Теодоросом — Федором.

— Мама, — крикнула ей Феодосия, — можно в море?.

— Вода еще холодная, — ответила Марфа и добавила: «По колено зайдите, и за Федей присматривай».

Она вдруг подумала, что за три года жизни в Стамбуле даже ни разу не спускалась к проливу, который видела каждый день из окна своей опочивальни.

Ее поселили в маленькой деревне — в самой Кирении было не протолкнуться от янычар, и левантийский купец, опекавший ее здесь, хмуро сказал по-итальянски: «Лучше не попадаться им на глаза. Посидишь где подальше, детям там хорошо будет».

— Но деньги, — попыталась сказать Марфа.

Купец поморщился. «Сказали тебе — не твоя забота. Жди».

— Чего? — подняла брови женщина.

— Увидишь, — сказал ей левантиец и отвернулся.

У нее был очаг и колодец, купец дал ей мула, пару кур, и несколько овец. «Зерно там лежит в кладовой, — сказал он, — оливковое масло тоже. На огороде кое-что посажено. Не пропадешь, в общем».

— Мне бы еще чернил и бумаги, — попросила Марфа.

Левантиец удивился.

— С дочерью заниматься, — объяснила она.

Марфа вздохнула, и, поднявшись, заглянула в домик.

Там была одна маленькая комната, где они и спали все вместе. Она вспомнила Чердынь и то, как Федосья бегала за курами. Теперь то, же самое делал Федор. Еще его было не снять с мула — мальчик уже довольно уверенно держался в седле.

— Рыба, — сказал стоящий на пороге с каким-то прутиком в руках сын. «Ловить, мама».

— Хочешь рыбки, Феденька? — присела Марфа.

— Я сам, — насупился сын. «Помогу!».

Женщина поцеловала мальчика в мягкую щеку: «Ты же мой молодец!»

Марфа доила овцу, когда Федосья прибежала к ней. «Там приехали, из города».

Левантиец зашел в комнату и, оглядевшись, хмыкнул: «Хорошо у тебя, чисто. Не голодаете?».

Женщина усмехнулась. «У вас тут земля — палку воткни, она плоды принесет».

— Ну, собирайся, — сказал купец. «Гости к тебе, на постоялом дворе ждут».

— Кто? — Марфа вдруг испугалась чего-то. «Детей брать-то?».

— Возьми, конечно, — вдруг улыбнулся пожилой человек.

Вылезая из телеги у постоялого двора, Марфа тихо сказала детям: «Не болтайте, тут турок много». Но никто и не обращал внимания на маленькую женщину в запыленной, темной накидке, с бедно одетым потомством.

Вокруг гомонила торговая улица, где-то в крепости стреляли пушки — видно, шли учения.

Марфа прищурилась от яркого солнечного света и посмотрела на свои босые ноги.

Она вдруг вспомнила, как когда-то давно Кася стригла ей ногти серебряными ножницами — медленно, осторожно, купая потом ступни в воде, где плавали лепестки жасмина.

Она взяла детей за руки и, улыбаясь, сказала: «Ну, пойдемте, посмотрим, что у нас за гости такие».

— Сюда, — сказал купец, пропуская ее на террасу. С моря дул свежий, уже теплый ветер.

— Здравствуй, Марфа, — сказал, поднимаясь, мужчина.

Если бы у нее не было рядом Федосьи с Федором, она бы опустилась на колени, и зарыдала.

Он почти не изменился — последний раз она видела его, когда они с матерью уезжали в Колывань. Он тогда присел рядом и поцеловал ее. Девочка обхватила его за шею теплыми ручками и прошептала: «Дедушка, я по тебе скучать буду!».

— Кто это? — дернула ее Федосья за подол.

Никита Судаков, неожиданно легко для своего возраста, опустился рядом с правнучкой.

— Я твой прадед, — он улыбнулся. «Тебя как зовут-то? — он взглянул на ребенка прозрачными серыми глазами.

— Феодосия, — сказала девочка. «А это Федор, — она кивнула на рыжеволосого мальчика, прижавшегося к матери с другого бока.

Никита поднялся и увидел, что Марфа тихо, кусая губы, плачет.

— Все, все, — обнял он ее, и женщина прижалась к его груди. «Все, внучка. Я с тобой».

— Ну вот, — Никита сцепил длинные пальцы, — Феодосий меня еще тогда уговаривал с ним уехать, но мне надо было дела в порядок привести, да и не решишься так сразу — земля, какая бы она, ни была, все равно — родная, покидать непросто ее.

— Почему ты не сказал? — Марфа потерла руками лицо. «Хотя бы матушке».

Никита хмыкнул. «Не знал, удастся или нет. Да и потом…, - он помолчал, — думаешь, легко мне было, на такое пойти? Я ведь еще и потому вас тогда в Колывань отправил, чтобы вы, — ты уж прости, Марфуша, — под ногами у меня не мешались.

— А потом что было? — тихо спросила женщина.

— Добрался до Литвы, — Никита улыбнулся, — нашел Феодосия. Авраама, если по-нашему. Он уже к тому времени женился, дети у него народились. Стал учиться. Три года это заняло.

— Так долго! — ахнула женщина.

— А ты как думала? — Судаков рассмеялся. «То, Марфа, дело небыстрое — я хоть и знал кое-что, от отца с матерью, а те от Схарии проповедника, — но все ж немного. Да и потом, люблю я учиться-то».

— Я тоже, — Марфа посмотрела на тихо играющих в углу детей.