Смертельно опасны - Антология

– Я помогу тебе, – заявил Иэн, внезапно посерьезнев.

– Поможешь мне..?

– Помогу тебе убить этого капитана Рэнделла.

Джейми с минуту лежал молча, чувствуя как что-то сжимает его грудь.

– Господи, Иэн, – сказал он очень мягко. И снова умолк на несколько минут, вперив взгляд в корни дерева, лежавшего рядом с его лицом.

– Нет, – наконец сказал он. – Ты не можешь. Мне нужно, чтобы ты сделал для меня кое-что другое, Иэн. Мне нужно, чтобы ты поехал домой.

– Домой? Что…

– Мне нужно, чтобы ты поехал домой и позаботился о Лэллиброке – и о моей сестре. Я… Я не могу поехать. Пока еще не могу. – Он с силой закусил нижнюю губу.

– Но у тебя там предостаточно арендаторов и друзей, – запротестовал Иэн. – Я нужен тебе здесь, дружище! И я не оставлю тебя одного, так? Когда мы поедем домой, то поедем вместе. – И отвернулся, зарывшись в плед, словно подводя черту в дискуссии.

Джейми лежал с плотно закрытыми глазами, игнорируя песни и разговоры, долетавшие от костра, игнорируя ночное небо над ним и ноющую боль в спине. Наверное, ему следовало бы помолиться за душу убитого еврея, но сейчас у него не было на это времени. Он пытался найти своего отца.

Душа Брайэна Фрейзера должна была все еще существовать, и юноша не сомневался, что его отец пребывает в раю. Но наверняка должен был быть какой-то способ дотянуться до него, почувствовать его. Когда Джейми впервые покинул дом, чтобы обучаться у Дугала в Беаннахде, он испытывал чувство одиночества и ностальгию, но Па сказал ему, что так всё и будет, и что не стоит слишком беспокоиться по этому поводу.

– Думай обо мне, Джейми, и о Дженни, и о Лэллиброке. Ты не сможешь видеть нас, но мы тем не менее будем здесь, и будем думать о тебе. Посмотри ночью вверх, и ты увидишь звезды. Знай, что и мы видим их.

Он приоткрыл глаза едва-едва, но звезды будто плавали, их яркость была размытой. Он снова крепко закрыл глаза и почувствовал теплое скольжение одинокой слезы по своему виску. Он не мог думать о Дженни. Или о Лэллиброке. Ностальгия исчезла еще во время учебы у Дугала. Инаковость, когда он приехал в Париж, ослабла. Это не прекратится, но он все равно должен продолжать жить.

Где ты, Па? – думал он, страдая. – Па, прости меня!

На следующий день он молился на ходу, упрямо повторяя одну молитву Божьей Матери за другой, пользуясь пальцами, чтобы считать молитвы как по четкам. Какое-то время это позволило ему ни о чем не думать и принесло чувство умиротворенности. Но в конце концов скользкие мысли прокрадывались назад, как и воспоминания – короткими проблесками, быстрые, как солнечные блики на воде. Некоторые он тут же гнал прочь – голос капитана Рэнделла, полный игривыми интонациями после того, как он взял кота на руки, и ощущение страшных иголок по телу на холодном ветру, когда он снял рубаху, и слова лекаря: «Я вижу, он сделал из тебя месиво, парень…»

Но некоторые воспоминания он не желал отпускать, какими бы болезненными они ни были. Ощущение рук его папы, сильных рук, крепко державших его. Стражники вели его куда-то, он не помнил куда, но это было не важно, просто его папа внезапно оказался перед ним, в тюремном дворе, и он быстро зашагал вперед, увидев Джейми, на его лице радость смешивалась с желанием, и все это взорвалось шоком в следующий момент, когда он увидел, что с ним сделали.

– Тебе очень больно, Джейми?

– Нет, Па, я буду в полном порядке.

С минуту так оно и было. Его так ободрило то, что он видит отца, что, конечно же, все будет хорошо, – и потом он вспомнил Дженни, которая вела этого подонка в дом, жертвуя собой ради…

Это воспоминание он тоже оборвал, произнося «Богородице Дево, радуйся, Благодатная Марие, Господь с Тобою» вслух и с отчаянным рвением, удивив Маленького Филлипа, который почи бегом двигался рядом с ним на своих коротеньких кривых ногах. «Благословенна Ты в женах, – подхватил Филлип. – Молись за нас, грешников, и ныне, и в час смерти нашей, аминь!»

– Аве Мария, – раздался за ним глубокий голос отца Рено, подхватывая молитву, и секунды спустя уже семь или восемь человек произносили ее, торжественно маршируя в ритм священным словам, и еще несколько человек, и еще… Сам Джейми умолк, чего никто не заметил. Но он ощущал стену молитвы как баррикаду между ним и злыми коварными мыслями и, закрыв на мгновение глаза, почувствовал, что его отец идет рядом, и ощутил последний поцелуй Брайэна Фрейзера на своей щеке – мягкий, как прикосновение ветерка.

Они добрались до Бордо перед самым закатом, и д’Эглиз с немногочисленной охраной повел фургон прочь, предоставив остальным бойцам свободу ознакомиться с прелестями города – хотя это знакомство было некоторым образом ограниченным вследствие того, что им еще не заплатили. Они получат деньги после того, как на следующий день груз будет доставлен.

Иэн, который бывал в Бордо прежде, шел впереди, указывая путь к большой и шумной таверне, с хорошим вином и большими порциями еды.

– И разносчицы там хорошенькие, будь здоров, – заметил он, наблюдая, как одно из этих созданий прокладывает себе путь через лес тянувшихся к ней рук.

– А наверху что, бордель? – с любопытством спросил Джейми, слышавший несколько историй на эту тему.

– Не знаю, – с сожалением ответил Иэн, хотя на самом деле он никогда не был в борделе, отчасти из-за отсутствия денег, отчасти из боязни подцепить сифилис. Но все же при мысли о борделе его сердце учащенно забилось. – Хочешь попозже пойти и выяснить?

Джейми колебался.

– Я… ну… Нет, не думаю. – Он повернул лицо к Иэну и сейчас говорил очень тихо. – Когда я поехал в Париж, то обещал Па, что не буду иметь дела с проститутками. И теперь… Я не мог бы сделать этого, не… не думая о нем, понимаешь?

Иэн кивнул, чувствуя скорее облегчение, чем разочарование.

– И завтра времени хватит, – заметил он философски и жестом потребовал еще один кувшинчик вина. Однако разносчица его не увидела, и Джейми протянул свою длинную руку и потянул ее за фартук. Она развернулась, нахмурившись, но когда увидела голубоглазую физиономию Джейми, на которой расцвела его фирменная улыбка, решила улыбнуться в ответ и приняла заказ.

Несколько других мужчин из отряда д’Эглиза тоже были в таверне, и эта сценка не осталась незамеченной.

Хуанито, сидевший за соседним столом, посмотрел на Джейми, саркастически изогнув бровь, а потом сказал что-то Раулю на испанском варианте еврейского языка, который они называли «ладино». Они оба рассмеялись.

– Ты знаешь, отчего появляются бородавки, друг? – любезно проговорил Джейми на древнееврейском языке. – Демоны внутри человека пытаются прорваться наружу. – Он нарочно говорил неторопливо, чтобы Иэн мог следить за его речью, и Иэн, в свою очередь, разразился хохотом – как от вида вытянувшихся физиономий двух евреев, так и от высказывания Джейми.

Рябое комковатое лицо Хуанито потемнело, но Рауль бросил острый взгляд на Иэна, посмотрев сначала на его лицо, потом несколько задержался на его промежности. Иэн помотал головой, продолжая улыбаться, и Рауль, пожав плечами, ответил улыбкой, после чего взял Хуанито за руку и потащил его в направлении задней комнаты, где можно было поиграть в кости.

– Что ты ему сказал? – спросила разносчица, поглядев вслед удаляющейся паре и снова обратив округлившиеся глаза на Джейми. – И на каком языке ты это сказал?

Джейми был рад возможности смотреть в широкие карие глаза девушки; у него уже болела шея от напряжения, с которым он вытягивал ее, чтобы заглядывать в декольте прелестницы. Очаровательная ямка между грудей притягивала к себе как магнитом…

– Да ничего особенного, просто дружеская шутка, – сказал он улыбаясь. – А произнес я ее на древнееврейском. – Он хотел произвести на девушку впечатление – и произвел, но вовсе не такое, которого ожидал. Ее полуулыбка исчезла, и она немного отодвинулась.

– О, – сказала она. – Пардон, господин, мне нужно… – И сделав извиняющийся жест, исчезла в толпе посетителей с кувшином в руке.

– Идиот, – сказал Иэн, подходя к нему. – Для чего ты ей это сказал? Теперь она будет думать, что ты еврей.

Джейми раскрыл рот от удивления.

– Что, я?! Каким же образом? – спросил он, демонстративно осматривая себя. Он имел в виду свою одежду шотландского горца, но Иэн критически взглянул на него и покачал головой.

– У тебя острый нос и рыжие волосы, – заметил он. – Половина испанских евреев, которых я видел, выглядели точно так же, а некоторые и роста были немалого. Твоя девица вполне могла подумать, что клетчатый плед ты снял с какого-то бедолаги, которого прикончил.

Джейми чувствовал себя скорее смущенным, чем оскорбленным. Но слова Иэна его задели.

– Ну а если бы я был евреем? – с вызовом спросил он. – Какая разница? Я же не руки ее просил, верно? Во имя Божье, да я же просто болтал с ней!

Иэн бросил на него раздражающе снисходительный взгляд. Джейми понимал, что ему не следовало бы возмущаться. Он достаточно часто куражился над Иэном, когда тот не знал чего-то, что знал Джейми. Да он и не возмущался; одолженная рубашка была слишком мала, терла под мышками, а костлявые запястья торчали из рукавов. Он не выглядел как еврей, он выглядел как болван – и знал, что так оно и есть. И это еще больше его злило.