Лютер - Иван Гобри

Марбургская конференция оказалась короткой и закончилась провалом. Согласно воле князя, 1 октября виттенбергские доктора встретились, каждый по отдельности, с виднейшими представителями швейцарского инакомыслия: Лютер имел беседу с Эколампадасом, Меланхтон — с Цвингли. Ничего хорошего из этой затеи не вышло. 2 октября в главном зале дворца состоялось публичное заседание. Даже о повестке дня участникам договориться не удалось. Цвингли настаивал, чтобы обсуждение ограничилось проблемой евхаристии, Лютер, напротив, решительно предлагал расширить его тематику, понимая, что по первому вопросу согласие недостижимо. К вечеру 3 октября бесплодные споры все еще продолжались. Каждый клан твердо держался мнения, что именно его учение основано на Слове Божьем, а потому ни малейших отступлений от его основ нет и не может быть. Лютер, очевидно, не без влияния ландграфа, сделал последнюю попытку достичь согласия и предложил к рассмотрению 15 статей, 14 из которых, касающихся Троицы, веры, оправдания верой, крещения, устной исповеди, могли удовлетворить всех — представителей и Виттенберга, и Швейцарии, и Страсбурга. Однако пятнадцатая статья стала камнем преткновения. И хотя единодушие по поводу тезисов антикатолической направленности еще могло расцениваться как признак единства в вопросах богословия, никакой радости Филиппу Гессенскому это не принесло. Швейцарцы категорически отвергли его предложение о возможном военном союзе, так что ему пришлось признать, что затея его оказалась напрасной.

Как и опасался Лютер, непримиримая борьба оппонентов только ужесточила взаимные позиции и привлекла внимание к аргументации Цвингли. Ульм переметнулся на сторону таинственников. Лютер попытался осуществить свой собственный план, идущий вразрез с замыслом ландграфа, и сразу после марбургской неудачи собрал в Швабахе, неподалеку от Нюрнберга, конференцию протестантских земель, не удостоив приглашением швейцарцев. Здесь он предложил новый свод тезисов, надеясь добиться единодушного их одобрения. Но на сей раз против выступили представители Ульма и Страсбурга. Что касается Филиппа Гессенского, то он от одного из своих осведомителей получил данные о якобы готовящемся против него заговоре князей-католиков и немедленно собрал небольшое войско. Вскоре выяснилось, что информация о заговоре не соответствует действительности, однако не желая, как он признавался, допустить, чтобы понесенные военные расходы обернулись пустой тратой средств, он бросил свое войско на баварские епископства в Вюрцбурге и Бамберге и подверг их разорению.

Турецкая опасность временно отступила. Несмотря на пережитый страх, немцы практически не предприняли ничего, чтобы помешать захватчику. Для этого потребовался бы не только всплеск национального самосознания, но и всплеск христианского чувства. Однако в глазах противников Рима подобные побуждения привели бы к единению Европы под эгидой папы. Франциск I считал, что защита Германии под флагом защиты христианства превратила бы германского императора в главу христианского мира. Лютер, со своей стороны, боялся, что она заставит немецких князей консолидироваться под властью Габсбургов. Таким образом, для успешного противостояния Османской империи ни в Германии, ни во всей Европе не хватило стремления к единству, хотя о зверствах турецких орд ходили самые страшные слухи.

Лютер довольно долго не оставлял попыток отговорить немецкое дворянство воевать с турками. Папа, уверял он, призывает к крестовому походу, преследуя личные интересы. В 1524 году в небольшой работе, озаглавленной «Два противоречивых указа императора», он писал: «Откажитесь от выступлений против турок и не соглашайтесь давать деньги на войну с ними, потому что турки вдесятеро умнее и набожнее наших князей». Он подверг суровой критике императора, настоявшего на Нюрнбергском рейхстаге на решении в пользу крестового похода: «И не стыдно этой тряпке называть себя защитником христианской веры?» Если Богу угодно спасти Церковь, полагал Лютер, Он спасет ее и без всяких крестовых походов. Им же вместо войны с турками следует прежде разобраться с Римом.

Между тем наступил 1529 год, и доблестная армия Сулеймана подошла к венским воротам. Лютер сменил тон. В своей новой книге «Война против турок» он писал: «Проповедники-глупцы вещают народу, что с турками воевать бесполезно и невозможно; безумцы, они учат, что поднимать против них оружие запрещено. Немцы — народ настолько дикий и звероподобный, наполовину состоящий из людей, а наполовину — из чертей, что кое-кому кажется, что будет даже лучше, если они попадут под турецкое владычество». Но хуже всего то, что подобные злобные глупости приписываются «Лютеру и его Евангелию». Лютер тонко обороняется. Да, он выступал против идеи крестового похода, потому что предполагалось, что это будет «война папы». К тому же христианин не должен защищаться с помощью меча, иначе первыми, на кого он обрушил бы этот меч, стали бы «папа и его присные». Однако в данном случае речь идет не о борьбе с мусульманством, претендующим на души христиан, а о войне с национальным врагом, который зарится на чужие земли. Вот почему главную роль в этой битве должен играть не папа, а император. Христианам же следует молиться о победе, ибо только она принесет им спасение и не даст захватчику завладеть их добром.

В его письмах этой поры сквозит неподдельный ужас. Бог наказывает христиан за вероотступничество, сбывается Писание и наступают последние времена. «Молитесь за меня, ибо я охвачен смертельной скорбью пред лицом турка и его бога — сатаны». «На грани гибели я скорблю о приходе турка. Мы должны его преодолеть, его и сатану, которому он служит». Затем ему сообщили, что германская армия во главе с баварскими князьями-католиками отбросила захватчика. Турки отступили, но какой ценой далась победа над ними! «Австрия почти опустошена. Божье чудо, что не сдалась Вена, но какому разорению она подверглась! Разрушены все окрестные деревни, более ста тысяч жителей погибли или взяты в плен. То же самое творится в Венгрии. В Германии полным-полно предателей, помогающих туркам». За этим выводом следует другой: «Похоже, на Германию надвигается новый Цезарь, но никто его не боится».

Цезарь действительно надвигался. Воспользовавшись договором, с помощью которого ему удалось унизить папу, Карл V организовал для себя новую коронацию — через десять лет после первой. Торжественная церемония состоялась в Болонье 24 февраля 1530 года. Карл принес традиционную присягу, в которой поклялся безоговорочно защищать права Церкви. Теперь он мог наконец-то заняться германскими делами, пришедшими в его отсутствие в полный упадок. Предпосылок к тому, чтобы энергично взяться за дело, хватало: его активно подталкивал к этому папа, ему благоприятствовало спокойствие на границах государства, его заставляли действовать исполненные отчаяния доклады, которые слали ему брат, нунции и католики-князья.