Лютер - Иван Гобри

В рядах лютеран слово императора вызвало смятение. Филипп Гессенский перепугался и тайком покинул город. После его бегства Карл V приказал закрыть городские ворота, так что протестантские князья и богословы оказались в ловушке. Правда, письма Лютера продолжали свободно проникать в Аугсбург. Не представляя, в какое трудное положение попали его единомышленники, Лютер по-прежнему старался поддержать в них боевой дух. Всецело доверяя Меланхтону и веря в его дипломатический талант, он тем не менее сурово корил его за приспособленчество и недоговорки. Опасный оборот, который приняли события, испугал и Меланхтона. По-настоящему встревоженный, он предпринял последнюю попытку примирения, вложив в нее всю свою добрую волю.

По совету Кампеджо император назначил смешанную комиссию, в которую вошло по семь представителей с каждой стороны: два князя, два юриста и три богослова. От католиков выступили герцог Генрих Брауншвейг-Вольфенбуттель и князь-епископ Аугсбургский, Бернард Гаген и Иероним Вегус, Экк, Вимпина и Кохлей; от протестантов — сын курфюрста Саксонского Иоганн-Фридрих и Георг Бранденбург-Ансбахский, Понтанус и Веллер, Меланхтон, Бренц и Шнепф. Обе стороны попытались сделать шаг навстречу друг другу. Католики предложили признать в протестантских государствах причащение под обоими видами (что относилось не к области догматики, а к сфере религиозной практики), узаконить уже заключенные браки священников и подвергнуть секвестру конфискованные церковные земли. Меланхтон зашел еще дальше и выказал готовность признать авторитет папы и епископов. Но едва он успел сформулировать свои предложения, как Лютер обрушил на него целый поток писем, в которых горькая ирония перемешивалась с язвительностью и отчаянием. «Я узнал, — писал он ученикам 26 августа, — что вы совершили чудо и сумели примирить папу с Лютером. Вот только папа от этого отказался, а Лютер приносит вам свои извинения». Затем он предостерегал против вероломства папистов, называл Кампеджо отпетым бесом и грозил, что даже противники поднимут их на смех, убедившись, что они позволили себе поддаться на хитрости и уловки папистов.

Попытка примирения провалилась. Впрочем, как знать, может быть, честное размежевание стоило иллюзорного единства? Меланхтон написал «Апологию Аугсбургского символа веры». Цвингли обратился к императору с письмом, в котором предлагал собственную концепцию вероучения, основанную на реформах, осуществленных в Швейцарии. Страсбургские богословы Буцер, Капитон и Гедион совместно с Майнингеном и Линдау (из Констанца) опубликовали «Вероучение четырех городов». Все это знаменовало необратимость раскола не только между католиками и протестантами, но и между представителями различных протестантских течений.

3.

АДСКАЯ ПОЛОСА (1526-1531)

Все свои теоретические проблемы Лютер успешно решил, но оставались еще проблемы внутреннего, психологического плана. Как и прежде, он снова попытался подавить силой разума побуждения души — но, как и прежде, безуспешно. Сомнения богословского характера больше его не тревожили, но душевного покоя он так и не обрел.

Он начал новую жизнь, и в первое время окружающим могло показаться, что он совершенно успокоился. Не исключено, что так же думал он сам. Он наслаждался медовым месяцем, щедро расточая комплименты в адрес своей дражайшей супруги. Жизненным укладом он напоминал одновременно и бюргера, и крестьянина. Он продолжал читать проповеди, принимал у себя гостей, частенько отправлялся обедать и ужинать в город, но одновременно с этим ухаживал за садом, покупал семена, развел обширный цветник и вырыл во дворе колодец. Подумать только, еще вчера с негодованием отказывавшийся помогать брату-монаху в огородных работах, теперь он — в том же самом монастыре! — терпеливо копался на грядках. Впрочем, у него имелся слуга по имени Вольф, которого отправляли за покупками, и девушка-служанка по имени Розина, старательная, но крайне тупая, которую он в конце концов выгнал. В свободное время он начал изучать часовое и токарное дело.

Он пополнел. Чтобы убедиться в этом, достаточно сравнить два портрета, выполненные Кранахом в 1520 и 1526 годах. На гравюре 1520 года мы видим печального монаха со впалыми щеками и с отсутствующим взглядом; на полотне 1526 года перед нами еще моложавый в свои 43 года мужчина, что называется, в теле и с внушительным двойным подбородком. Взгляд, однако, нисколько не смягчился и блуждает в неких далях, недоступных пониманию художника, суля грядущие бури.

7 июня 1526 года в семействе родился первенец. Как и всякий отец, Лютер чувствовал счастье и гордость. «Господь благословил меня, — писал он Спалатину, — подарив мне, счастливейшему супругу самой очаровательной из женщин, маленького Лютера. Чудодейственной милостью Божьей я теперь отец». Не знавший в безрадостном детстве ничего кроме вечных придирок, он мог теперь наслаждаться теплом собственного семейного очага. Не помня зла на отца, он назвал сына Гансом. Его письма этой поры посвящены в основном рассказам о ребенке. «Маленький Ганс чувствует себя отлично». «Малыш Ганс шлет вам привет». «У крошки Ганса режутся зубки». «У малютки Ганса болит животик от сырого молока». «Маленький Ганс настоящий крепыш и весельчак — любитель хорошо покушать и выпить». Виттенбергский папа, совсем недавно с высокомерием писавший, что никогда не пойдет на уступки своим слабостям и не женится, ибо душой слишком далек от супружества, погрузился теперь в мирное существование, деля его с женой и сыном. Ему досталась лучшая доля, уверял он всех, которой папа римский недостоин.

Идиллия продолжалась меньше двух лет. Возможно, первые тучи омрачили ее даже раньше, потому что вскоре после женитьбы Лютер признавался Бугенхагену: «Из-за того, что я с легкостью веду веселые разговоры, многие думают, что моя жизнь усеяна розами. Один Бог знает, что это не так». 13 января 1527 года с Лютером случился припадок, который современная медицина, вероятно, назвала бы сердечным приступом. Субботним утром в тот день, когда по церковному календарю празднуется Посещение Богородицы св. Елизаветой, Лютер почувствовал себя нехорошо. Его охватило непреодолимое ощущение ужаса. Бугенхаген, который находился тогда рядом, рассказывает об «испытании духа». Сам Лютер впоследствии говорил друзьям: «Это совсем не походило на природную слабость, но скорее напоминало глубочайшую скорбь, которую пережил святой апостол Павел после того, как его ударил по щеке сатана». Разумеется, сравнение со святым Павлом, чьего состояния не в силах описать ни врач, ни богослов, льстило его самолюбию, однако для нас важно другое. Лютер как будто бы вернулся на 20 лет назад. Позже он признавался, что пережитый им «внутренний припадок» наполнил его душу «невыразимой тоской».