Партизаны не сдаются! Жизнь и смерть за линией фронта - Владимир Ильин

— Пушка… — шепнул мне Цымбал.

— Вижу, — ответил я.

Осторожно приближаясь к ней и боясь, что где-то рядом с пушкой должен находиться артиллерийский расчет противника, мы все свое внимание сосредоточили на эту сторону леса. Когда же мы подошли совсем близко к этой пушке, то обнаружили, что это совсем и не пушка, а обычный прицеп от автомашины, на котором лежали бревна, приподнятые вверх как ствол пушки. Чертыхнувшись, мы быстрым шагом пошли дальше мимо этого прицепа. Лес был небольшой, и дальше за ним показалось поле. Мы были очень рады тому, что пока без единого выстрела прошли самый опасный участок пути прямо под носом у немцев.

Быстрым шагом мы уже шли по открытому полю, когда нам наперерез по дороге, идущей посреди поля, выскочил из леса всадник. Мы несколько опешили от этой неожиданности и замедлили шаг. Но немец, сидящий в седле, не обратил на нас никакого внимания и проскакал на коне почти под самым носом у нас.

— Ну и везет нам, — весело сказал Василий, молчавший всю дорогу.

Пройдя это поле, мы снова углубились в лес. В нем высокие сосны перемежались с мелкими кустиками и молодым ельником. Пройдя еще с километр по этому лесу, а может быть, и меньше, мы снова вышли к болоту. «Все! Я дальше не пойду, — категорически заявил Цымбал. — Мне это болото до того осточертело, что больше я в него не полезу». Каждому из нас болото, в котором мы провели уже почти две недели, страшно надоело. Мокрая одежда и обувь, падение в холодную воду, споткнувшись то о корни, то о кочки, сопревшие в сапогах ноги, которые мы не разували уже несколько суток, все это так нам надоело, что решили в болото, встретившееся на нашем пути, больше не идти.

Пройдя немного, мы увидели густой молодой ельник, проползли под этими елками, среди которых нашли небольшую полянку, метра два в диаметре, где и решили устроиться на ночлег. Цымбал достал «крысало», которым мы разожгли небольшой костер, чтобы обсушиться и согреться ночью у него.

— Я, ребята, больше не могу. У меня все ноги сопрели в этом болоте. Я сейчас разуюсь, — решительно сказал он, снимая свои сапоги.

— Зря ты это делаешь, — возразил я. — А вдруг на нас немцы ночью наскочат, ты что, тогда босиком побежишь?

— А, черт с ними, — заявил Андрей, — все равно разуюсь.

Он поставил свои мокрые сапоги около горящего костра. Теплый огонь от него, бессонница последних ночей, проведенных в болоте, а также сильная усталость, которую мы только сейчас почувствовали, лежа у костра, все это вместе заставило нас почти мгновенно забыться крепким сном. Мы безмятежно спали, не подозревая, что рано утром следующего дня мы можем оказаться в смертельно опасном положении. Костер наш давно уже потух, а сапог Цымбала Андрея, покачнувшись, упал прямо на горячие угли.

Рано утром мы проснулись от гортанных криков немцев. Они почти рядом с нами валили строевой лес. Сосны с грохотом падали на землю. Стучали топоры, то и дело были слышны возгласы немцев, предупреждающих о падении подпиленных сосен.

— Немцы! — стал я тормошить своих спящих товарищей.

— Где немцы? — спросил меня мгновенно проснувшийся Андрей.

— Слышишь, лес кругом нас пилят. Давай обувайся, и нужно уходить отсюда, пока они не обнаружили нас.

Андрей поспешно стал надевать свои сапоги, а они, как на грех, не лезли на его распухшие ноги. Особенно он никак не мог надеть того сапога, который упал на горячие угли костра. Схватив финку, Андрей поспешно разрезал голенище. Наконец мы были готовы к уходу из этого ельника. А как уйти, если кругом немцы?

Ползком меж кустов и по старому папоротнику нам все же удалось уйти от немцев незамеченными. Теперь то болото, в которое мы не хотели идти ночью, снова стало нашим спасением. К счастью, оно было совсем неглубокое. Это была просто весенняя полая вода, затопившая часть соснового леса. Пройдя с полкилометра по затопленному водой лесу, мы снова выбрались на берег в совершенно сухой лес.

Было теплое весеннее утро. Нам в лицо ярко светило солнце. Мы шли по этому чистому сосновому лесу и радовались нашему освобождению. Кругом в лесу пели птицы, как будто и не было совсем никакой войны.

— Ну, братцы, мы, кажется, совсем ушли из блокады, — весело сказал наш Василий «Хорек». — Теперь бы еще пожрать чего, тогда и совсем было бы отлично.

— Да, есть очень хочется. Зря ты, комиссар, вчера оставил у своего Ивана говядину, — намекнул мне Цымбал о том куске коровьего мяса, который я оставил Ивану Старшинову и Лене, когда прощался с ними.

— Ничего, ребята, мы-то теперь на свободе, а каково им там, и сколько еще им придется находиться в блокаде, совсем неизвестно, — ответил я. — А поесть где-нибудь скоро найдем, только бы нам добраться до тех деревень, где немцы не тронули местных жителей. А там хоть бульбы, да найдем.

— Теперь у нас еще, может быть, одна преграда, большак Лепель — Борисов.

— А вдруг там немцы? — усомнился Цымбал.

— Да, это, пожалуй, может быть, — подтвердил я.

— Нет там теперь немцев, — уверенно сказал Василий. — Чего им там делать? Они стоят по берегам болот, куда загнали партизан, а на большаке их нет.

— Хорошо бы так, — сказал Цымбал.

Примерно через час мы были уже около этого большака. Снова я увидел знакомый мне лес, где мы с Николаем Агапоненко пытались пройти одним своим отрядом через блокаду, и вспомнил ту трагическую ночь, когда шел бой и погибло так много партизан.

— Подождите, ребята, мы же идем к тому месту, где немцами был заминирован лес и где погиб наш отряд, — сказал я.

— Да, это как раз здесь, — подтвердил Цымбал.

— Тогда нам нужно найти дорогу, по которой ездят немцы на машинах, а то мы сами можем нарваться на мины.

Мы вышли на торную дорогу, которая шла в сторону большака, и на ней были свежие следы недавно прошедших автомашин. Перед самым большаком мы неожиданно встретили двоих мужчин, вооруженных винтовками, которые, завидев нас, пытались спрятаться в лесу, но потом, увидев, что нас всего трое, и поняв, что мы тоже партизаны, подошли к нам.

— Вы кто такие? — спросили мы их.

— Мы леоновцы, а вы?

— А мы гудковцы.

— Разрешите пойти с вами, — попросились они, увидев, что мы хорошо одеты и вооружены автоматами. Очевидно, они поняли, что мы не рядовые партизаны. И действительно, мы с Цымбалом были одеты в кожаные короткие танкистские куртки, которые обычно носили в партизанских отрядах командиры и комиссары отрядов и бригад.

— А вы, ребята, давно здесь около большака? — спросил я.

— Да примерно с полчаса. Боимся переходить его. Все думаем, нет ли на тех высотках немцев. А то опять попадем под пулеметный огонь, как тогда ночью.