Эпоха потрясений. Проблемы и перспективы мировой финансовой системы - Алан Гринспен

Тонкие оптоволоконные кабели, например, заменили тонны медных проводов. Новые архитектурные и инженерные технологии, новые материалы позволили возводить здания, на которые при той же полезной площади тратится намного меньше материалов, чем 50-100 лет назад. Сотовые телефоны не только уменьшились в размерах, но и превратились в многофункциональные коммуникационные устройства. Десятилетиями наблюдавшееся смещение в сторону производства услуг с меньшими затратами физических ресурсов также способствовало заметному росту соотношения между показателем ВВП в долларах и потребляемыми ресурсами в тоннах.

Если сравнить долларовую стоимость валового внутреннего продукта (т.е. рыночную стоимость всех произведенных товаров и услуг) в 2006 году с ВВП 1946 года, то с учетом инфляции ВВП страны, президентом которой является Джордж Буш-млздший, в семь раз превышает ВВП времен Гарри Трумэна. В то же время совокупная масса материалов, использованных при производстве продукции в 2006 году, лишь немногим больше, чем в 1 946 году. Это означает, что рост реальной добавленной стоимости в нашем экономическом продукте практически полностью обусловлен воплощением в практику новых идей.

Кардинальный сдвиг, произошедший в последние полвека, в сторону менее материалоемких и более концептуальных продуктов — так сказать, «похудение» экономики — обусловлен несколькими причинами. Необходимость сосредоточения физических товаров на все более ограниченной территории породила потребность в сокращении размеров и занимаемого пространства. Аналогично постепенное удорожание разведки, разработки месторождений и переработки все больших количеств природных ресурсов в менее благоприятных условиях привело к росту предельных издержек и вынудило производителей к оптимизации масштабов. К тому же настоятельная потребность в ускорении обработки информации приводит к все большей миниатюризации микрочипов.

Новая «компактная» экономика функционирует иначе, чем ее предшественницы. В классическом случае по мере расширения производства предельные издержки увеличиваются. Однако в сфере концептуальной продукции производство. как правило, характеризуется постоянными, часто ничтожными, предельными издержками. Хотя стоимость создания, скажем, онлайнового медицинского словаря может быть огромной, затраты на его воспроизведение и дистрибуцию могут приближаться к нулю при использовании Интернета. Появление электронных платформ для передачи идей с незначительными предельными издержками, несомненно, является важным фактором, обусловившим недавнее ускорение концептуализации ВВП. Увеличение предельных издержек и связанный с этим рост цен намного меньше сдерживают спрос на концептуальные продукты, чем в случае физических товаров.

Высокая себестоимость разработки программного обеспечения и минимальные затраты на его копирование и дистрибуцию (если она производится через Интернет) способствуют возникновению естественных монополий. когда товар или услуга наиболее эффективно предоставляются одной компанией. Характерным примером является фондовая биржа.Торги конкретными акциями лучше всего вести, сосредоточив их на одной биржевой площадке. В этом случае спреды между ценами продавца и покупателя сужаются, и стоимость сделок снижается. В 1930-е годы компания Alcoa была единственным производителем алюминия в США. Она сохраняла свою монополию, непрерывно снижая цены в результате роста эффективности производства. Потенциальные конкуренты не могли получить приемлемую доходность при таких же низких ценах, как у Alcoa150.

Сегодняшним примером естественной монополии является Microsoft, чье господство в сфере операционных систем для персональных компьютеров неоспоримо. Пробившись на рынок раньше других и обладая возможностью задавать тон в новой отрасли, компания способна изолировать потенциальных конкурентов. Таким образом, достижение и сохранение «изолирующего» эффекта — самая эффективная бизнес-стратегия в новом мире цифровых технологии. Однако, несмотря на такое преимущество, естественная монополия Microsoft далека от абсолютной. Господство операционных систем Windows размывается конкуренцией со стороны Apple и операционной системы Linux. Естественные монополии рано или поздно вытесняются в результате технологических прорывов и появления новых схем.

Стратегии появляются и исчезают, но конечная цель конкурентной борьбы остается прежней: получение максимальной доходности с учетом риска. Какой бы ни была стратегия, механизм конкуренции действует эффективно при наличии свободных открытых рынков. Антимонопольная политика, никогда, на мой взгляд, реально не стимулировавшая конкуренцию. вскоре столкнется с тем. что ее методы времен прошлого столетия сильно устарели и не годятся для цифрового века, когда инновации способны в одночасье обратить слона в мышь151.

Тенденция к созданию концептуальных продуктов неуклонно повышает значимость интеллектуальной собственности и необходимость ее защиты — это еще одна область права, перед которой встанут новые задачи. Как сообщил в начале 2006 года глава Экономического совета, на долю отраслей, «серьезно зависящих от защищенности патентных... и авторских прав», таких как фармацевтическая промышленность, информационные технологии, производство программного обеспечения и телекоммуникации, в 2003 году приходилось почти 20% совокупной экономической деятельности США. Кроме того, по оценкам Экономического совета, в сентябре 2005 года треть рыночной стоимости американских публичных компаний ($15 трлн) приходилась на интеллектуальную собственность. Из нее примерно 40% составляло программное обеспечение и другие материалы, защищенные авторским правом, около 30% — патенты, а остальное приходилось на долю ноу-хау. Почти наверняка можно утверждать, что удельный вес интеллектуальной собственности в стоимости акций значительно выше ее веса в экономической деятельности. Отрасли с непропорционально высокой долей интеллектуальной собственности входят в число самых быстрорастущих отраслей американской экономики. И я не вижу никаких препятствий для продолжения роста удельного веса интеллектуальной собственности в структуре ВВП до 2030 года152.

До Первой мировой войны рынки в США практически не регулировались государством. Они опирались на право собственности. Собственность в те годы была по большей части материальной. Интеллектуальная собственность — патенты, авторские права и торговые марки — играла намного меньшую роль в экономике. Одним из самых значительных изобретений XIX века стала хлопкоочистительная машина, конструкция которой в соответствии с духом времени не была защищена авторским правом.

Лишь в последние десятилетия, когда экономический продукт США стал в значительной мере концептуальным, правовая и коммерческая неопределенность в защите прав интеллектуальной собственности начала восприниматься всерьез. Такая неопределенность, в частности, связана с тем, что интеллектуальная собственность принципиально отличается от материальной. Материальные активы в силу их сущности проще защитить силами полиции или частных служб безопасности. Интеллектуальную собственность можно похитить, просто опубликовав идею без разрешения ее создателя. Кроме того, использование идеи одним человеком не препятствует ее использованию другими людьми.

Что еще более важно, новые идеи — те кирпичи, из которых состоит интеллектуальная собственность. — почти всегда вытекают из существующих идей, и проследить путь их возникновения трудно, а иногда и невозможно. С экономической точки зрения это может служить основанием для того, чтобы сделать общедоступным, например, метод дифференциального исчисления, разработанный Ньютоном и Лейбницем, несмотря на то что овладение этим методом обеспечило колоссальный рост благосостояния на протяжении поколений. Должен ли был закон защитить права Ньютона и Лейбница так же. как права землевладельцев? Или же он должен был сделать идеи Ньютона и Лейбница доступными для тех, кто впоследствии с их помощью повысил благосостояние общества в целом? Все ли права собственности являются неотчуждаемыми или же они должны подчиняться реальности, которая их обуславливает?

Эти вопросы ставят в тупик экономистов и правоведов, поскольку они касаются фундаментальных принципов организации современной экономики и, соответственно, общества. Будем ли мы защищать интеллектуальную собственность в качестве неотчуждаемого права или будем считать ее привилегией, даруемой суверенным государством, в любом случае вопрос защиты ставит нас перед выбором, влияющим на баланс интересов тех, кто создает инновации,, и тех, кто выигрывает от инноваций.

Мои либертарианские взгляды изначально наводят на мысль, что если некто создает идею, он обладает правом собственности на нее. Именно создатель идеи автоматически получает возможность ее использования. Таким образом, вопрос состоит в следующем: следует ли ограничивать возможность использования идеи другими людьми? Теоретически можно предположить, если право на исключительное использование идей будет сохраняться достаточно долго, то некое будущее поколение обнаружит, что все идеи, необходимые для выживания, юридически защищены и не могут быть использованы без разрешения правообладателей. Разумеется, защита прав одного человека не может осуществляться за счет права на жизнь другого человека (а в данном случае именно так оно и получится), иначе величественное здание прав личности окажется разорвано внутренним противоречием. Каким бы искусственным ни представлялся подобный сценарий, он показывает: если защита государством некоторых интеллектуальных продуктов нарушает права других людей и, следовательно, является неправомерной, то эти продукты не подлежат защите. Но если нарушать общий принцип, до какого предела? На практике, конечно, лишь малая толика интеллектуальных продуктов защищается патентами, авторским правом и товарными знаками.