Эпоха потрясений. Проблемы и перспективы мировой финансовой системы - Алан Гринспен

Почему взаимосвязь между верховенством закона и материальным благосостоянием неразрывна? На мой взгляд, она вытекает из ключевых качеств человеческого характера. В жизни тот, кто не действует, погибает. Но действия могут приводить к непредвиденным последствиям. Готовность людей принимать риски зависит от ожидаемого вознаграждения. Эффективная защита права собственности и прав личности в целом снижает неопределенность и расширяет возможности для принятия рисков и совершения действий, направленных на производство материальных благ. Бездействие же не производит ничего.

Рациональное принятие рисков — необходимое условие материального прогресса. Когда ему препятствуют или оно вообще отсутствует, люди ограничиваются лишь самыми необходимыми действиями. Экономический продукт становится минимальным и создается не в результате сознательного принятия риска, а в силу принуждения со стороны государства. История человечества говорит о том, что позитивные стимулы действуют значительно эффективнее, чем страх и сила. Альтернативой частной собственности является коллективная собственность, которая неоднократно демонстрировала свою несостоятельность в создании цивилизованного процветающего общества. Она не оправдала себя в 1 826 году в трудовой коммуне Роберта Оуэна, которую он оптимистично назвал «Новой гармонией», в коммунистической системе Ленина и Сталина, в Китае во времена Культурной революции Мао. Не работает она и сегодня в Северной Корее и на Кубе.

Факты, насколько я могу судить, говорят о том, что в любом обществе с любым уровнем культуры и образования действует следующий принцип: чем больше свобода конкуренции, чем сильнее принцип верховенства закона. тем масштабнее производство материальных благ153. Но, к сожалению, чем выше уровень конкуренции (а следовательно, чем быстрее устаревают существующие основные средства и навыки рабочих, которые их обслуживают), тем больший стресс и беспокойство испытывают участники рынка. Многие успешные компании из Кремниевой долины — яркий пример процесса устаревания — вынуждены обновлять крупные сегменты своего бизнеса каждые пару лет.

Опасаясь негативного эффекта, связанного с оборотной стороной созидательного разрушения, практически все развитые страны и многие развивающиеся страны предпочли частично поступиться материальным благосостоянием в обмен на снижение стресса, порождаемого конкуренцией.

В США республиканцы и демократы уже давно одинаково подходят (хотя в деталях они по-прежнему расходятся) к поддержке системы социального обеспечения, Medicare и других программ, появившихся благодаря «Новому курсу» Рузвельта и «Великому обществу» Линдона Джонсона. Практически все аспекты существующей системы социальных гарантий, скорее всего, будут одобрены большинством конгресса, когда наступит срок их продления. Я не сомневаюсь, что со временем, по мере изменения экономической конъюнктуры, будет выработан некий консенсус, хотя и в относительно узких пределах.

Системы социальных гарантий в той или иной форме существуют практически везде. По своей природе они препятствуют полному проявлению свободного рыночного капитализма в основном через законодательство о труде и программы перераспределения доходов. Однако уже давно очевидно, что в мире глобальной конкуренции социальные гарантии могут сочетаться с рыночными механизмами лишь до определенного предела, не приводя к серьезным негативным последствиям в экономике. Например, континентальная Европа сейчас ищет приемлемый способ сокращения пенсионных выплат и степени защиты трудящихся от потери работы.

Несмотря на все достоинства рыночного капитализма, у него есть и ахиллесова пята — нарастающее ощущение несправедливости распределения вознаграждения, в котором все больший вес приобретает доля высококвалифицированных работников. Рыночный капитализм в глобальном масштабе требует асе более высокой квалификации по мере того, как одна новая технология сменяется другой. Поскольку изначальный уровень человеческого интеллекта вряд ли повысился со времен Древней Греции, наши дальнейшие успехи будут зависеть от пополнения наследия знаний, накопленных многими поколениями.

Неэффективная американская система начального и среднего образования не способна готовить школьников достаточно быстро, чтобы предотвратить дефицит квалифицированных и избыток менее квалифицированных работников и не допустить дальнейшего углубления неравенства доходов. Если американская система образования не сумеет обеспечить повышения квалификации в соответствии с требованиями технологий, то заработная плата квалифицированных работников будет по-прежнему расти быстрее, способствуя все большей концентрации доходов. Как я уже отмечал, реформа образования займет годы, а проблему растущего неравенства доходов нужно решать уже сейчас. Повышение налогов для состоятельных граждан (казалось бы. простое решение) может негативно повлиять на экономический рост. Мы можем почти мгновенно сократить доходы квалифицированных работников и повысить общий уровень квалификации наших трудовых ресурсов, открыв границы для иммигрантов, обладающих необходимыми для американской экономики навыками. От успеха этих, на мой взгляд, вполне осуществимых реформ в сферах образования и иммиграции будет зависеть восприятие обществом капиталистической практики в США в грядущие годы.

Человечество не случайно обладает способностью выживать и развиваться в неблагоприятных условиях. Умение адаптироваться свойственно нашей природе, и это обстоятельство позволяет мне с глубоким оптимизмом смотреть в будущее. Предсказатели, начиная с Дельфийского оракула и заканчивая современными аналитиками Уолл-стрит, всегда стремились ухватить суть долгосрочной позитивной тенденции, которая заложена в природе человека. Наследие эпохи Просвещения, выразившееся в укреплении прав личности и экономических свобод, позволило миллиардам людей следовать зову своей природы, т.е. трудиться на благо самих себя и своих близких. Однако прогресс не бывает автоматическим. Он потребует от нас такого умения адаптироваться, которое сейчас невозможно даже представить. Но надежда, которая присуща всем людям с рождения, никогда не покинет нас.

эпилог

Событие, произошедшее на мировом финансовом рынке летом 2007 года, неожиданным не было. В четверг. 9 августа французский банк BNP Paribas приостановил торговлю потрем своим взаимным фондам, объявив, что не может оценивать их активы из-за исчезновения рынков. В течение нескольких часов рынки краткосрочных кредитов по всему миру фактически перестали функционировать. Несмотря на то что центральные банки крупнейших стран вбросили в банковскую систему сотни миллиардов долларов, разразился полномасштабный финансовый кризис XXI века.

Спровоцировали кризис убытки по секьюритизированным американским низкокачественным ипотечным кредитам. Однако даже если бы их не было, то проблемы, связанные с некоторыми финансовыми продуктами и рынками, все равно привели бы к тому же результату. Фундаментальная причина заключается в глобальной недооценке риска — аномалии, которая медленно нарастала в течение нескольких лет. приближаясь к историческому максимуму. К июню 2007 года, например, доходность бросовых облигаций с рейтингом ССС в США превосходила доходность 10-летних казначейских облигаций лишь на 4 процентных пункта с небольшим, хотя казначейские облигации были несравненно надежнее. (В октябре 2002 года разница между доходностями этих ценных бумаг составляла 23 процентных пункта.) Спреды между суверенным долгом развивающихся стран и наиболее стабильных развитых стран также сократились до рекордно низкого уровня. Заметно снизились и премии по акциям, т.е. дополнительная ожидаемая инвесторами доходность по сравнению с «безрисковыми» инструментами вроде американских казначейских бумаг. Для получения чуть более высокой доходности инвесторам приходилось принимать значительно более высокие риски.

Все свидетельствовало о приближении катастрофы. Как я уже отмечал в одном из своих выступлений в августе 2005 года, «практика показывает, что продолжительные периоды низких премий за риск приводят не к самым оптимистичным последствиям». Тогда я лишь выразил общее мнение риск-менеджеров о том, что риск недооценен. Вместе с тем история полна довольно продолжительных периодов недооценки риска. В них нет ничего необычного, знать бы только, когда наступит конец того или иного периода.

В конце 1996 гола, после того как промышленный индекс Dow Jones впервые достиг значения 6500, я предположил, что фондовые рынки охвачены иррациональным оптимизмом. Это действительно привело к краху, правда, четыре года спустя, когда Dow Jones вырос еще на 80%. Точно так же в ноябре 2002 года, когда рост цен на жилье стал слишком стремительным154, я сказал своим коллегам по Федеральному комитету по операциям на открытом рынке, что конец жилищного бума не за горами. Несмотря на жаргон ФРС, моя обеспокоенность была ясной: «...Очень трудно не видеть, что... необычайный бум в сфере жилья и связанный с ним крайне высокий уровень заимствований под оплаченную долю собственности, финансируемых за счет резкого увеличения ипотечного долга, не могут продолжаться бесконечно». И вновь обвал произошел лишь несколько лет спустя. Начало кризиса в прошлом году стало для инвестиционного сообщества (и меня) неожиданностью, однако в самом кризисе нет ничего удивительного.