Том 7. Отцы и дети. Дым. Повести и рассказы 1861-1867 - Иван Тургенев

Заметка в «Московских ведомостях», выходивших под редакцией M. H. Каткова, не касалась существа прочитанных Тургеневым глав из «Дыма».

М. П. Погодин также не вдавался в анализ содержания «Дыма», а ограничился только резким выпадом против его автора. «На этой неделе, — писал М. П. Погодин в газете „Русский“, выходившей под его редакцией, — прочитан был, говорят с ужасом, в обществе любителей русской словесности отрывок И. С. Тургенева, очень неприличный для публичного чтения, на коем присутствуют и женщины и девицы» (Русский, 1867, 3 (15) апреля, лист 7 и 8, с. 124).

О публичном чтении «Дыма» в Петербурге писали две газеты: «Голос» (1867, № 99, 9 (21) апреля) и «Гласный суд» (1867, № 178, 5 (17) апреля). Если газета «Голос» только констатировала большой успех, выпавший на долю Тургенева, прочитавшего «губаревские и генеральские сцены», то газета «Гласный суд», фактическим редактором которой был П. А. Гайдебуров, сочувственно относившийся к раннему народничеству, дала оценку общего замысла прочитанных глав. «… г. Тургенев для своего романа, — писал рецензент „Гласного суда“, — выбрал самый безобидный сюжет — русское заграничное барство, которое проводит чуть не всё время вне России, играя в рулетку и толкуя о будущности России…» Автор отзыва — вероятно, Н. К. Михайловский[313] — отрицал социальное значение «Дыма» и указывал только на имеющиеся в нем «признаки тенденциозности».

Мнение рецензента газеты «Гласный суд» не изменилось и тогда, когда он прочитал роман Тургенева целиком.

В статье, посвященной «Дыму» (Гласный суд, 1867, № 221, 30 мая (11 июня)), он доказывал, что «социальное значение» нового романа Тургенева «заключается в каких-нибудь двух, трех случайных фразах» и что «сок рассказа» составляют отношения Литвинова к Ирине. «… Зачем тут примешан какой-то протест против общества, — писал рецензент, — без этого протеста аристократическая Ирина лучше сохранила бы обаяние красоты, молодости и страсти, каким так заботливо окружает ее автор». Ни Литвинов, ни Потугин, по мнению рецензента, не имеют никаких общественных идеалов: «они только эгоистически заняты томлениями своего сердца…» Западнические идеи, развитые в «Дыме», показались автору статьи устаревшими, не отвечающими насущным потребностям русского общества. Он считал, что Тургенев, заботясь только о том, чтобы русские сами изобрели «свой плуг» и «свою дугу», «совершенно сходится» со славянофилами.

Отзыв о «Дыме» рецензента газеты «Гласный суд» во многом перекликался с разбором этого романа в статье Н. Лунина (Г. Е. Благосветлова) «Старые романисты и новые Чичиковы», напечатанной в журнале «Дело» (1868, № 1 и 3), и с некоторыми другими рецензиями критиков-демократов.

Основной вывод статьи Г. Е. Благосветлова сводился к тому, что творчество Тургенева безнадежно устарело, хотя он и считал Тургенева «первой величиной между писателями сороковых годов» (Дело, 1868, № 1, с. 3). Касаясь «Дыма», автор статьи не отрицал мастерской мозаической отделки «мишурно-любовных сцен» (там же, с. 5), но речи Потугина представлялись Благосветлову лишенными социального смысла «копеечными обличениями» (там же, с. 7), а Литвинова он назвал «хозяином-приобретателем», идущим по пути Чичикова (там же, с. 15–16). Будучи, по словам критика, талантливым художником, Тургенев не позаботился о том, чтобы «дать своему таланту другого, лучшего назначения, посвятить его изучению высших человеческих интересов и понять действительные потребности того общества и литературы, которые дали ему имя и славу» (там же, № 3, с. 9). Благосветлов упрекал Тургенева не только в том, что он не знает молодого поколения и не нашел в нем никого, кроме Суханчиковой и Ворошилова, но и в нежелании когда-нибудь его узнать и заканчивал свою статью сожалением, что произведения Тургенева — «это тончайшие кружева, которые не могут ни греть, ни прикрывать тело, но могут украшать его» (там же, с. 20).

Статья Н. Русланова «Русские belles lettres в Бэден-Бадене (По поводу романа „Дым“)», помещенная в I т. сб. «Новые писатели» (СПб., 1868 г.), была написана не только с бо́льшим уважением, чем статьи «Гласного суда» и «Дела», к прежним заслугам Тургенева, но и с большим пониманием достоинств и недостатков его нового романа. Автор статьи, как и Писарев, считал, что главное в «Дыме» это — «генеральские сцены», по поводу которых в оппозиционных кругах русского общества говорилось: «Эта сатира весьма полезная штука: ибо в последнее время там думали, что Тургенев за них, а теперь видят, что он не за них — и это сильно злит» (с. 285). Как и Писарев, Н. Русланов утверждал, что «губаревские сцены» написаны Тургеневым из дипломатических соображений и что они являются «противовесом» к сатире на высшее общество, пришитыми, однако, «белыми нитками» (с. 287). Вслед за другими критиками-демократами Н. Русланов высказывал сожаление, что при изображении гейдельбергской эмиграции Тургенев не постарался выбрать в «этой массе разнородных оттенков» «несколько фигур, которые бы верно обрисовали и жалкие и светлые стороны нашего юношества» (там же, с. 289).

П. Л. Лавров, несмотря на неизменный интерес к творчеству Тургенева, смог откликнуться на новый роман писателя только в 1869 г., да и то в статье, напечатанной в №№ 5 и 9 «Отечественных записок», в отделе «Наука», без подписи.

Статья П. Л. Лаврова «Цивилизация и дикие племена» начиналась небольшим разделом: «Потугин вместо предисловия». Лавров признавался, что талант Тургенева доставлял ему «всегда много удовольствия», что он, как и автор «Дыма», недолюбливает деятелей «тех кружков, представителями которых г. Тургенев выставил изящных генералов» (Отеч Зап, 1869, № 5, с. 108), и тем не менее, с его точки зрения, положительный идеал романа — служение цивилизации — лишен какого бы то ни было смысла.

Полагая, что Россия уже вступила в «период цивилизации» и что, следовательно, когда Потугин призывал служить цивилизации, он произносил только «громкие слова», не вникая в их смысл, Лавров напоминал о том, что «взамен людей, произносящих „громкие слова“ русскому обществу нужно побольше людей, которые бы смело <…> посвящали свою жизнь и мысль на критику настоящего, на борьбу со всем гнилым, на развитие более строгой истины, на осуществление более полной справедливости» (там же, № 9, с. 127–128). Статья заканчивалась упреком Тургеневу, который, по мнению Лаврова, «улетучил в дым и мысль реакции, и мысль прогресса».

Впоследствии, в большой статье, посвященной памяти Тургенева, Лавров объяснил пессимизм, которым проникнут «Дым», историческими причинами. «Уныние и подавленность Ивана Сергеевича в этот печальный период, — писал он там, — были временною болезнью, которую нетрудно объяснить и действительными событиями в русском обществе, и его удалением от России, не позволявшим ему заметить сохранившиеся и укрепившиеся живые силы общества и новые пробивающиеся его ростки»[314]. В той же статье Лавров признал, что «нельзя было не поставить на счет автору самую смелую для него картину кружка, дирижировавшего тогда судьбами России… За признание этого дымом, да еще, очевидно, зловредным, удушающим, Ивану Сергеевичу прощали многое»[315].

Прямо противоположная точка зрения на роман Тургенева «Дым» была высказана критиками либерального лагеря. Все они обвиняли Тургенева в отсутствии патриотизма и в том, что он не видит благотворного влияния на всю русскую жизнь проведенных правительством реформ.

Так, А. М. Скабичевский в статье, посвященной «Дыму», «Новое время и старые боги» писал: «Мы переживаем такой переворот, который в жизни русского народа имеет неизмеримо большее значение, чем все реформы Петра Великого. <…> такие три реформы, как освобождение крестьян, открытие гласных судов и учреждение земства, уже нельзя назвать ничтожною игрою на словах и топотнею на одном месте» (Отеч Зап, 1868, № 1, с. 16–17). Со Скабичевским был солидарен и критик газеты «Русский инвалид». «Прямо скажем, — писал он, — г. Тургенев не понимает современной жизни <…> Настоящее царствование стало было приучать нас понемногу смотреть поприлежнее на свое родное: поглубже взглянуть на народную жизнь, изучать Россию, которую мы знаем очень плохо, и в прошедшем, и в настоящем, а нам говорят: „варвары, побольше презирайте свое и глядите на Европу“» (1867, 20 мая (1 июня), № 138). Анонимный рецензент «Дыма», поместивший свой отзыв в газете «Голос», также утверждал: «Россия еще не так дурна, как изображает ее теперь г. Тургенев» (1867, 6 (18) мая, № 124).

Только еще начинавший тогда свою литературную деятельность А. С. Суворин в статье, напечатанной в «С-Петербургских ведомостях» (1867, 30 апреля (12 мая), № 117), встал на «защиту» Тургенева, доказывая, что в «Дыме» «подверглись сатире одни крайности». Истолковав по-своему основную идею романа, Суворин во второй статье, посвященной «Дыму», прибег к прямой фальсификации, вкладывая в уста Потугина следующие слова: «Что у нас теперь лучше, чем было прежде, что мы подвигаемся вперед — этого я никогда не отрицал. Я только смею утверждать, что если самоуничижение ведет очень часто к лакейству, то самовосхваление ведет к лени и спеси»[316].