Мэрилин Монро - Дональд Спото

Он велел провести такого рода тест и Мэрилин Монро, когда та посетила его в начале февраля 1955 года, причем выдвинул это в качестве условия для участия в занятиях для актеров. «Мой отец хотел, — вспоминала через тридцать с лишним лет дочь Страсберга Сьюзен, вытащить из нее все, с чем она не могла совладать, все то, связанное с ее прошлым, что она подавляла и заглушала в себе, — и высечь из нее всю имевшуюся энергию. По его словам, чтобы добиться этого, ей придется поработать в окружении настоящих специалистов... Мой отец влек к себе Мэрилин, поскольку, хоть его формальное образование было небольшим, он понимал человеческую натуру, и потому она немедленно приняла его предложение. Она была заворожена человеческой натурой, особенно своей собственной. Этим двоим людям было предписано на небесах встретиться и работать вместе».

Мэрилин согласилась, поскольку очень хотела, чтобы всё в ее жизни началось заново. С этого дня Наташа Лайтесс, даже сама об этом не ведая, оказалась раз и навсегда вычеркнутой из жизни звезды.

Как сказал Ли, Мэрилин должна просто открыть свое подсознание. Говоря в целом, это был умный совет, и для актрисы в нем присутствовало определенное интеллектуальное очарование; однако в других отношениях он оказался роковым. Дело в том, что анализ психики человека надлежит вести в подходящем для него темпе и периоде времени, а не под нажимом, не из уважения к гуру, не в качестве учебной дисциплины или средства для достижения конкретной цели. Ранние годы жизни Мэрилин Монро были сплошным запутанным клубком утрат, растления и унижения, в чем она сама отдавала себе отчет только частично. И в то время как отдельные люди оказываются серьезно ограниченными в своих возможностях, если не пытаются противиться подавляемым чувствам и воспоминаниям, другие не в силах этого сделать или же делают только тогда, когда чрезвычайно страдают. Это аксиома, что внутренняя жизнь каждого человека образует собой его собственное неделимое и цельное достояние, что существуют определенные указания, но нет строгих правил достижения психического здоровья или зрелости. Поэтому навязывать неподходящую систему упражнений или заставлять заниматься самоанализом человека малоустойчивого или слишком впечатлительного чревато огромным риском. И именно такой опасности подверглась Мэрилин, когда отправилась на поиски психиатра, которого Ли Страсберг одобрил бы и который — в этом она также должна была иметь уверенность — не оторвет ее от Милтона Грина и их нового кинопредприятия.

Ее выбор не стал неожиданностью. На протяжении двух недель решение было принято, и Мэрилин начала по три, четыре, а зачастую и пять раз в неделю ездить из своего номера в «Глэдстоуне», что на Восточной девяносто третьей улице, в кабинет психотерапевта доктора Маргарет Хохенберг, которая несколько лет лечила Милтона Грина.

«Милтон не только рекомендовал актрисе этого доктора, — подтвердила Эми. — На самом деле он даже отвез ее к Хохенберг, хотя поначалу испытывал сомнения, опасаясь, что две женщины не смогут поладить». Высокая и толстая пятидесятилетняя венгерская иммигрантка, белые волосы которой были заплетены в тугие косицы, Маргарет Герц Хохенберг решительным образом взялась за лечение своей новой пациентки. Она изучала медицину в Вене, Будапеште и Праге, работала в психиатрических больницах для тяжелобольных, а потом специализировалась в психоанализе — всё это прежде, чем в 1939 году доктор Хохенберг приехала в Нью-Йорк и открыла частную практику. «Мне нравится с ней разговаривать», — вот всё, что Мэрилин сказала Эми на эту тему.

Итак, 1955 год должен был стать годом, когда явление под названием «Мэрилин Монро» — блистательная и сексуальная кинозвезда — окажется отставленной в сторонку; пренебрегли при этом и фигурой Джин Харлоу, которая неким символическим образом направляла жизнь Мэрилин. Вместо этого почти удалось создать женскую версию Марлона Брандо, поскольку Монро начала строить из себя драматическую актрису: она разгуливала по Нью-Йорку в синих джинсах или обычных брюках, в майке с рукавами или без и лишь слегка подкрашенной, если вообще накладывала на себя макияж. Но под всем этим скрывалась всего лишь личинка или, если хотите, куколка — нечто по-прежнему незрелое и детское. Перестав являть миру накрашенное лицо, этот плод замысловатых и хитроумных операций, Мэрилин хотела неясным пока способом стать, как говорится, подлинной личностью; и, чтобы достигнуть этого, она всё начала с нуля — будто бы до сих пор и не было никакой Мэрилин Монро.

Выполняя эту задачу, Мэрилин очутилась в особо трудной ситуации, поскольку вместо прежней искусственности на свет явилась новая, более утонченная опасность. Артистка считала, что сейчас она уже независима, что наконец она занимается чем-то ради самой себя, а не для того, чтобы удовлетворить других. Это была самая горькая иллюзия в ее жизни.

Глава пятнадцатая. Февраль—декабрь 1955 года

Ли Страсберг и Маргарет Хохенберг объяснили Мэрилин, что ее напрочь запутанное детство, неспособность поддерживать дружеские отношения, постоянные подозрения, что другие люди хотят всего лишь использовать ее, а затем отшвырнуть от себя, маниакальное стремление актрисы доставлять удовольствие другим — все это не должно идти ей во вред. Напротив, это может даже расширить ее запас слов и положительно повлиять на усовершенствование актерской техники. Мэрилин признавалась:

Мои учителя и другие люди — они стояли выше меня, а я не была лучше, чем кто бы то ни было. Мне всегда казалось, что я никто, и единственный способ стать кем-то состоял в том, чтобы — ну да, стать кем-то другим. Видимо, поэтому мне всегда так хотелось играть.

Если говорить о здешней, нью-йоркской карьере Мэрилин, то перед ней ставилось слишком много целей, ее слишком сильно давили, на нее возлагалась чрезмерно большая ответственность за ход дел. Словом, попав туда, где она собиралась найти место и время для того, чтобы познать саму себя — а ведь именно в этом состояла основная причина бегства актрисы из Голливуда, — она ощутила: ее вновь торопят и подгоняют.

Последствия постоянно напряженного ритма не заставили себя ждать — Мэрилин совсем выбилась из колеи и не могла спать. Вызванный к ней врач прописал разные успокоительные, а также барбитураты и рекомендовал, чтобы в ближайшие пару недель актриса уменьшила количество терапевтических сеансов, деловых свиданий и вообще выходов в город. 28 февраля — через несколько дней после начала психотерапии — Ирвинг Стайн приехал к ней в номер «Глэдстоуна» побеседовать о делах: они размышляли о том, как наиболее эффективно продолжать переговоры со студией «Фокс» по поводу ее нового контракта, и Мэрилин сказала, что должна будет обговорить все это с Джо Ди Маджио. Тогда Стайн записал для себя: