Мэрилин Монро - Дональд Спото

Мне показалось, что характер нашего совещания полностью изменился после прихода Милтона. Мэрилин перестала мною интересоваться и сконцентрировала все внимание на Милтоне. На меня она почти не смотрела и стала сдержанной в своих ответах, словно давала их Милтону. Особенно это относилась к вопросам, связанным с Джо Д... С момента прибытия Милтона наше совещание приняло совершенно неудовлетворительный характер... Я перезвонил доктору, который попросил меня еще раз пояснить Мэрилин всю важность ограничения объема ее деятельности.

Эти записи важны по нескольким причинам.

Во-первых, встречи Мэрилин с доктором Хохенберг создали новую перспективу для ее связи с Милтоном, которого она любила, в котором нуждалась и к которому испытывала уважение. Однако пользование услугами этого психотерапевта означало поворот в их обоюдной игре, поскольку сейчас Мэрилин должна была ублажать и мужчину, который содержал ее, а также помогал проложить новую дорогу в жизни, и женщину, поддерживавшую этого мужчину. Она снова очутилась в ситуации подчиненности, будучи вынужденной играть роль благодарного ребенка, который обязан делать приятное другим. Этот конфликт весьма обострился и вызывал у актрисы разного рода тревожные состояния, что находило проявление в ее нервах и бессоннице. Наблюдение Стайна: «характер нашего совещания полностью изменился после прихода Милтона» — заставляет думать о наличии у Мэрилин опасений, что Милтон во время сеансов у Хохенберг ведет дискуссии по ее поводу — точно так же, как она сама разговаривала о нем. Дополнительно усложнял ситуацию недавний визит Джо. Боясь, что Милтон по этой причине будет злиться, Мэрилин «стала сдержанной в своих ответах, словно давала их Милтону». Там, где артистка собиралась найти новое поприще для своей карьеры, пышным цветом расцветала новая и опасная ревность.

Во-вторых, лекарства, к которым она стала прибегать, лишь затемняли ее разум там, где ей требовалось ясное и эффективное мышление; эти средства приносили быстрое успокоение, но осложняли терапию и отрывали Мэрилин от тех людей, с которыми она должна была сотрудничать в важных и серьезных предприятиях. Маргарет Хохенберг, похоже, не знала об этих препаратах, хотя представляется маловероятным, чтобы она не заметила поел едет-вий их воздействия и не сочла уместным задать своей клиентке соответствующий вопрос. Нет доказательств того, что эта специалистка по психотерапии консультировалась с врачом Мэрилин (доктором Шапиро), которого вызвали просто для того, чтобы назначить что-нибудь успокоительное знаменитой пациентке, переживающей, как ему сказали, определенного рода кризис.

С этого момента и вплоть до конца жизни актрисы неизменная разобщенность и отсутствие взаимодействия между ее психотерапевтами и обычными интернистами[295]так и сохранялось — некоторые из ее врачей были более доброжелательны, обладали более высокой квалификацией и питали меньшую склонность к манипулированию актрисой, нежели другие, но все они вели лечение независимо друг от друга. Каждый из них считал, что берет на себя исключительную ответственность за здоровье Мэрилин Монро, каждый гордился такой пациенткой и утверждал, что имеет на нее эксклюзивные права, охотно узурпируя для себя то верховенствующее положение, от которого Мэрилин — в ее стремлении к независимости и зрелости — надлежало бы в обязательном порядке избавить. Ведь она, как ни крути, принадлежала к кругу драгоценных пациенток.

В-третьих, в возрасте двадцати девяти лет артистка имела уже за собой разнообразный опыт в мире шоу-бизнеса и прошла через многие испытания, но лишь малая их часть помогла ей в психологическом созревании, зато все до одного утвердили Мэрилин в убеждении, что самое важное — это внешний вид, красота и забота о безупречной внешности.

«Моя проблема, — сказала она тогда, — заключается в том, что я перегружена работой. Но мне хочется быть неотразимой. Знаю, у некоторых это может вызывать смех, но такова истина... Я пытаюсь стать артисткой и быть достоверной, и временами мне кажется, что я нахожусь на грани безумия. Просто я стараюсь найти самую подлинную часть самой себя, а это очень трудно. Иногда мне думается: "Ведь я всего лишь хочу быть настоящей". Но это вовсе не просто. Во мне всегда присутствует скрытая мысль, что если говорить по правде, то я притворяюсь или что-то в этом духе, что я фальшивая... Джо понимал это. Он, когда был молод, тоже переживал очень тяжкие минуты, вот он и понимал меня хоть немного, да и я тоже его понимала, и это лежало в основе нашего брака».

А после этого Мэрилин добавила, что чувство собственной бездарности возникало в ней из извечной дилеммы, из невозможности достижения идеала — той цели, которую всегда перед ней ставили: и когда она еще пребывала у Болендеров, и когда снималась в легковесных картинах, и сейчас, когда она намеревается играть серьезные роли:

Мое желание — играть как можно лучше, играть так хорошо, как я только умею, причем с момента команды «Мотор!» и вплоть до остановки камеры. Мне хочется быть совершенной, идеальной — настолько, насколько я в состоянии... Ли говорит, что следует начать с себя, а я спрашиваю: «С меня? Но ведь я же не такая важная персона! Что он себе про меня думает? Разве я ему какая-то Мэрилин Монро, а?»

Можно предположить, что от отчаяния ее спасла, пожалуй, не психотерапия, а необычайное умение преодолевать нервное состояние стихийным весельем, мягким подшучиванием над собой и сознанием, что некая «Мэрилин Монро» в принципе не представляет собой самую таинственную часть той личности, которую она искала и каковой, по ее собственным ощущениям, она постепенно становилась.

Тем временем Мэрилин искала отдохновения в чтении и посещении музеев. Одним мартовским днем она перерыла все книжные магазины на Манхэттене и вернулась в отель с двумя сумками книг; среди них были, в частности, «Письма Эллен Терри» и «Письма к г-же Патрик Кэмпбелл»[296]Бернарда Шоу, написанная Ричардом Олдричем биография его жены Гертруды Лоренс[297], «Улисс» Джеймса Джойса[298]и экземпляр машинописной версии комедии Ноэла Коуарда[299]«Падшие ангелы», которая в том году была поставлена на Бродвее с Нэнси Уокер и Маргарет Филлипс в главных ролях[300].

Мэрилин вместе с Джо несколько раз пообедала в компании с Сэмом Шоу и его женой, а когда она за столом упомянула о своих литературных интересах, то Сэм организовал ей встречу с поэтом и прозаиком Норманом Ростеном[301]и его супругой Хеддой. Тем самым было положено начало их большой дружбе, которая длилась вплоть до смерти актрисы, причем Норман выступал для нее в роли наставника в вопросах культуры, а Хедда стала помощницей Мэрилин на Манхэттене. Ростены были, по словам Нормана, с самого начала очарованы новой знакомой — благодаря присущей актрисе простоте и искренности. Мэрилин, совершенно не похожая на кинозвезду, явилась впервые в бруклинский дом Ростенов в обществе Сэма, который пробормотал ее имя так, что оно прозвучало как «Мэрион». Хедда спросила свою гостью о роде занятий, а когда Мэрилин ответила, что готовится начать занятия в Актерской студии, хозяйка спросила, в каких пьесах она играла.