Дневник. 2009 год. - Сергей Есин

На спектакле же, особенно во время второго действия, всплыла у меня давняя мысль о пьесе. Уже увидел трех пожилых дам в шляпах, завтракающих в кафе «Пушкин». Какой-то им прислуживает старый официант, который переругивается с молодым. В принципе эти три хорошо мне известные дамы имеют и свои имена и типажи. Постараюсь теперь порыть их биографии. Ах, Маша Зоркая, что же ты мне наговорила? Теперь главное – не забыть о своем плане. Сюда придется еще присочинить что-то античное: Елена, три богини, кажется, возникнет и яблоко.

30 октября, пятница. Утром наслаждался чтением книги Александра Инонена, стиль которого безукоризнен и которому я страшно завидую. Потом час здоровья – достал соковыжималку, в которой мучил свеклу, морковку и яблоко, потом прошел быстрым шагом три круга по стадиону и оттуда уже в магазин – молоко, творог и два кусочка любимой мною печеночной колбасы. Радио все утро говорило о так называемом свином гриппе, который, судя по всему, уже бушует даже в Москве. И как всегда, мы ни к чему не готовы. Прививки будут только к декабрю, лабораторий, в которых можно бы сделать точный анализ, практически нет, врачи не знают элементов диагностики. Кстати, недавно Игорь, мой знакомый актер, работающий в Молодежном театре, мне сказал, что у них есть некоторый «прогар», потому что многие школы, где они показывают свои спектакли, закрыты на карантин.

Днем занимался дневником, вставлял цитаты в итальянское путешествие и ходил менять свою социальную карту москвича. Сейчас ее сделали еще и банковской картой. Эта сторона жизни в Москве, кажется, абсолютно отработана: все мероприятия заняли у меня буквально несколько минут. А потом поплелся на рынок, довольно долго выбирал подешевле цветную капусту и кабачки, купил еще и шерстяные носки, но именно капусту забыл на одном из прилавков. Воистину пора на покой.

Вечером около семи пришел Игорь и до половины одиннадцатого занимался уборкой квартиры. Все отдраил, и теперь хочется, как говорится, жить и работать. Наконец-то я со своим портативным компьютером переехал в свой старый кабинет, еще недавно бывший складом вещей. Поклялся себе, что теперь буду поддерживать порядок. Опять читал Инонена – ведь это роман, написанный в форме дневника. Позавидовал смертельно, что не умею летать, как он, а все приземленно и мелко пишу, и пишу никому не нужный быт.

31 октября, суббота. Все утро сидел над дневником, что-то читал, сушил яблоки в новой сушилке. В четыре пришли Маша и Володя, заехали за С. П. и довольно быстро добрались до дачи. Готовили ужин, когда стемнело, на даче снег и холодно, при свете фонаря над дверью я сгребал листья. После ужина, пока Володя топил баню, мы смотрели телевидение. По тому же НТВ, которое народ плохо смотрит, показали в рамке одной из субботних коммерческих программ фильм о полковнике Буданове. Сколько здесь теперь будет разговоров в прессе!

Его на полтора года раньше выпустили из узилища, чем общественность была недовольна. Жизнь в семье полковника теперь такая: сын говорит, что он сын полковника Буданова, этим гордится. Сын теперь юрист. А вот дочь семья не показывает, боятся за нее. По версии родных Эльзы Кунгаевой, Буданов над ней «ссильничал». Но был ли в действительности этот эпизод? Также неизвестно, была ли Кунгаева снайпером. Этого Буданов не утверждает, но об этом говорят. Есть один важный факт. Во время какой-то танковой стоянки перед селом Кунгаевой из одного дома все время стрелял снайпер. Именно кунгаевский дом, по мнению Буданова, был самым удобным для этой цели – на краю села. Когда подъехали к этому дому, то в нем никого кроме чеченской девушки не было. А где родители? Как это они оставили дома незамужнюю женщину, девушку? Это плохо вяжется с кавказскими обычаями. Показали, в том числе, и родителей покойной Эльзы – они живут в Швеции. Красивый уютный дом, они счастливы, что не в Чечне, а за границей. Правительство новой родины благодарят. И, собственно, почему они уехали, стали политическими беженцами? А вот Буданов не уехал.

Но кроме этой истории телевидение рассказывало и другую – о самом Буданове, его жизни в колонии, где он отбывал наказание, о войне. Вот здесь предстает по-своему героический, по крайней мере, замечательный, ясный, отважный и преданный долгу человек. Здесь был нарисован герой, и полагаю, именно таким его Россия и увидела.

После бани я прекрасно и без таблеток заснул.

1 ноября 2009, воскресенье.

Каждый раз втайне никуда не хочу ехать в воскресенье, какая дача, так холодно, столько надо шевелиться, да и машина «не переобута»! А приезжаю в это блаженство и наслаждаюсь медленно текущим временем, увяданием или бунтом природы, наконец, томительным жаром бани. Какое счастье, что все же сорвался, пересилил себя и снова попал в этот тихий рай, где можно обрести себя.

Замечательно выспался и, пока все продолжают спать, прочитал рассказ Лены Иваньковой, и потом часа два до боли в плечах сгребал листья, до боли в пояснице собирал яблоки в саду и выкорчевывал остатки урожая. В теплице еще растет зеленый лук.

Рассказ у Лены еще без названия, но вот и награда – это сильно, искренне и значительно. Правда, как и у всех, собственная молодость, видимо, как жертва литературе, собственная семья, но зато все без уступок правде. Иногда даже, как мне кажется, с некоторым литературным сгущением: вожделение старшего брата и оснащенная литературным же искусственным трагизмом – смерть брата и вскоре матери. Но, правда, это делает героиню свободной – жизнь ли это или литературный расчет? Но одно ясно: если у девочки хватит сил писать так же напряженно, то все у нее получится. Вообще-то этот рассказ – материала хватает – можно превратить и в более значительное произведение.

После долгой работы в саду снова залег в постель, на подогреваемый плед, и стал читать переделанную монографию В. К. Харченко о своих дневниках. Веру Константиновну все мои остепененные знакомые-лингвисты поругивают за некий провинциализм стиля и наукообразность, но мне кажется, книги у нее неплохие, а главное, я понимаю, что ей хочется работать, объектов маловато – вот мы и сошлись. Самое любопытное не ее бушующие филологические умствования, а умение виртуозно отыскивать в море дневников цитаты. В книжке это, пожалуй, самое интересное. Но ведь и ее размышления, и ее цитирование мною не только фиксируются, но, думаю, и влияет на мою дальнейшую работу в этом жанре.

Об одном казусе – отдельно. Еще в прошлый раз, когда я читал прежний вариант книги, я попросил Веру Константиновну аккуратнее обходиться с ее «несогласием» моего видения еврейской темы, которой, в общем-то, в дневнике нет. Когда я раздаю оплеухи, то достается всем. Но когда пишу, что Марк Захаров сжег в пепельнице не партбилет, а муляж, который ему сделали в бутафорском цехе театра, это, по мысли подобных наблюдателей, уже еврейская тема. Интеллигенция, запуганная прессой и ее оценками, уже дрожит при любом ветре с востока. Так вот, Вера Константиновна на этот раз решила обойти этот момент по-другому. Получилось глупо, трусливо и провинциально. Выделяя среди прочих тем и приемов дневника раздел «Феномен сплетни», она довольно много пишет об этом, вспоминая многих, в том числе и А. Блока. И вот, в самом конце этой главки, после многих довольно спокойных слов и примеров, исследовательница, выделяя абзацем, пишет:

«С чем мы не согласны – это с критическими замечаниями Сергея Есина в адрес евреев».

Все так и оставил, даже не позвоню, не скажу, как в этом пассаже она смешна и нелепа, как это неточно писать именно так – это моя плата за трусливость и неумение острую и сложную проблему взять и попытаться ее решить. Теперь хлебайте, что сварили. Я оставляю за собой право говорить о том, что белое или черное не зависит от национальности, так же как оставляю за собой право называть себя русским.

Кажется, в машине полетел аккумулятор, я ее не смог завести, когда с дачи подвозил С. П. Вызвал «Ангела» – работа механика в этой фирме стоит 1600 рублей в час, но когда механик приехал, то оказалось, что аккумулятор немножко ожил и заработал. Тем не менее механик порекомендовал аккумулятор к зиме сменить – больше трех-четырех лет аккумуляторы обычно не держатся.

2 ноября, понедельник. К двенадцати пошел к нотариусу, это недалеко, документы все уже были готовы, и мне сразу же выписали «Свидетельство на право наследования по закону». Пока сидел на стуле, думал о том, что Валя и оттуда старается мне помочь – выяснилось, что к ее сберкнижкам есть еще и какая-то компенсация на случай смерти. В груди все сдавило, но на этот раз не плакал. Пока нотариус что-то оформляла, внезапно промелькнула мысль, как мне строить книгу о Вале – в первую очередь надо выписать из дневников все куски, связанные с нею, – потом посмотрим, это уже прописано и это выведет к другим воспоминаниям.