История России. Факторный анализ. Том 2. От окончания Смуты до Февральской революции - Сергей Нефедов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Другой аргумент правительства имел демографический характер. П. А. Столыпин указывал, что темпы роста населения в России превышают темпы роста в других государствах и настолько велики, что если даже отдать крестьянам всю землю, то и тогда едва ли можно было бы удовлетворить земельный голод. В этом положении, утверждал П. А. Столыпин, есть только два выхода: освоение новых земель и переход части населения в другие отрасли труда.[1956] В этой аргументации П. А. Столыпин следовал за некоторыми известными экономистами, в частности, за А. А. Чупровым и Б. Бруцкусом, которые, кроме того, доказывали, что именно существование земельных переделов является причиной аномально высокого естественного прироста и, следовательно, разрушение общины есть средство в борьбе с аграрным перенаселением.[1957]
Стремление правительства и дворянства к разрушению общины было вызвано также и тем, что общинные порядки формировали отрицательное отношение крестьян к помещичьей частной собственности. При обсуждении столыпинского проекта в Совете министров 10 октября 1906 года подчеркивалось, что отсутствие в сознании общинного крестьянства «правильного взгляда на частную собственность» в значительной мере обусловливает «происходящие в последнее время почти повсеместно… разгромы частновладельческих имений».[1958] С другой стороны, община представляла собой готовую организацию, которую широко использовали восставшие. «В мае 1906 года собрался Iсъезд уполномоченных дворянских обществ, – отмечает П. Н. Зырянов. – Чуть ли не в один голос дворяне потребовали ликвидации общины, которая сильно насолила им за два года революции».[1959] Столыпинское правительство, писал С. Ю. Витте в воспоминаниях, «принялось энергично за это преобразование не в сознании государственной необходимости этой меры, а в соображениях полицейских – по такой логике: необходимо обеспечить спокойствие частных владельцев… чтобы больше не было дворянских погромов. Как это сделать? Очень просто – крестьяне-собственники будут защищать помещичью собственность».[1960] По-видимому, это и было основной причиной, по которой ранее консервативное большинство дворянства внезапно склонилось к поддержке чуждой ему либеральной доктрины. Этот переход был настолько неожиданным, что глава русских либералов (и известный историк) П. Н. Милюков был вынужден упрекнуть П. А. Столыпина в забвении того факта, что русская действительность стоит ближе к коллективистской традиции, чем к правительственным мечтам о европеизации земледелия.[1961] «Ясно, что составители указа 9 ноября очень мало думали о хозяйственной стороне дела, – подчеркивал известный экономист и один из кадетских лидеров А. А. Кауфман, – и что главное их внимание было направлено на чисто политическую задачу… Общинному духу стали приписывать возникновение аграрных волнений и беспорядков. И вот община из друга сделалась врагом самодержавного правительства» (выделено А. А. Кауфманом – С. Н.) [1962]. Кадеты так же, как и некоторые представители дворянства и этатистского чиновничества, высказывали опасения, что быстрое разрушение общины вызовет массовое разорение малоземельных крестьян и аграрные волнения.[1963]
Царский указ, изданный 9 ноября 1906 года, в промежуток между разгоном Первой и созывом Второй думы, предоставлял каждому владельцу общинного надела право выйти из общины, потребовав укрепления надела в личную собственность с выделением земли «к одному месту», на «отруба» или хутора. «В широкие крестьянские массы, – писал наблюдавший за ходом реформы немецкий профессор Аугаген, – вгоняется клин путем создания сословия крепких крестьян-собственников. Уважая свою собственность, они создадут в среде самого крестьянства прочную почву для охраны крупного землевладения».[1964] Э. Кингстон-Мэнн называет эту политику политикой «репрессивной модернизации», утверждая, что русские «модернизаторы» в своем преклонении перед частной собственностью были «сбиты с пути истинного» и не понимали положительной роли общинных традиций.[1965]
Вторая дума (в значительной степени голосами крестьянских депутатов) отвергла указ о реформе; она была распущена, и в конце концов указ был утвержден Третьей думой, в которой преобладали дворянские депутаты. Другой закон от 29 мая 1911 года дозволял общинам проводить землеустройство с компактным выделением земли и одновременным укреплением ее в личную собственность; при этом община могла сохраняться.
В целом за 1906–1915 годы в 45 губерниях Европейской России, в которых проходила реформа, из общины вышло 26,6 % дворов, которые имели 16,3 % земли. Наделы выходивших крестьян были меньше средних потому, что укреплялась только пахотная земля, а угодья оставались в общине. Кроме того, из общины часто выходили бедняки, собиравшиеся продавать надел, или отходники, уже давно не обрабатывавшие самостоятельно свою землю. В ходе реформы перешло к отрубному и хуторскому землепользованию 10,3 % хозяйств, имевших 10 % всей земли.[1966]
По семи губерниям Черноземного района вышло из общины 26,5 % дворов, которые имели 15,6 % общинной земли, но на отруба и хутора выделилось только 8,8 % хозяйств; примерно четверть укрепленных в собственность земель была сразу же продана.[1967] Таким образом, одним из результатов реформы было появление массы разоренных крестьян, продающих землю и уходящих в города – российское Сжатие приобрело классические очертания.
Степень разрушения общины в различных губерниях сильно различалась, так, например, в Курской губернии из общины вышло 42 % дворов, в Орловской – 38 %, а в Тамбовской – только 22 %. Средние размер выделившегося двора по Тамбовской губернии составлял 4,1 дес. в то время как средний размер общинных хозяйств – 7 дес. Средний размер хуторов и отрубов равнялся 6,4 дес., тогда как рассчитанный экономистами прожиточный минимум для такого рода хозяйств составлял 10,5 дес. В Землянском уезде Воронежской губернии почти половина отрубных дворов не имела лошадей. Как отмечают многие исследователи, зажиточные крестьяне предпочитали оставаться в общине – таким образом, ставка П. А. Столыпина на «сильных и крепких» хозяев не вполне оправдалась.[1968]
Табл. 8.1. Динамика выхода из общины, землеустройства и переселения на окраинные земли (за вычетом вернувшихся обратно).[1969]Реформа П. А. Столыпина противопоставляла социалистической программе передела земли вестернизационную программу агротехнической модернизации по европейскому, и в частности, по немецкому образцу.[1970] Это можно назвать прусским путем развития капитализма: в Пруссии после освобождения крестьян в ходе так называемого регулирования было произведено укрупнение крепких крестьянских хозяйств за счет сгона с земли крестьян-бедняков.[1971] Чересполосица, крупные размеры поселений, удаленность полей, принудительный севооборот в общинах (а в России также и переделы) препятствовали применению удобрений и переходу на улучшенные схемы многопольного севооборота. После «регулирования» в Пруссии появились относительно крупные и компактные хозяйства «гроссбауэров». Известный агроном Вильям Лебе так описывает значение проведенной реформы: «Результаты операции и раздела земель были: переход от трехполья к улучшенной многопольной системе и к плодосмену, введение и всеобщее распространение травосеяния, вообще усиление возделывания кормовых растений, осушение полей, увеличение количества навоза, улучшение скотоводства, повышение производительности хозяйства. Много дворов выселилось на вновь отмежеванные участки, чем достигается большое облегчение сельскохозяйственных работ, уменьшение количества межей, возможность содержать меньше рабочего скота, расширение продуктивного скотоводства и экономия рабочего времени…».[1972] Урожайность в Германии в начале XIX века была примерно той же, что и в России в начале XX века – 45–50 пудов с десятины; это было все, что могли давать истощенные почвы. К 1870-м годам урожаи немецких полей увеличилась вдвое, до 90 пудов с десятины. Следующим шагом было применение рядовых сеялок и сортовых семян, а затем – использование минеральных удобрений, эти нововведения к 1910 году увеличили урожайность до 140 пудов с десятины.[1973]
Столыпинская реформа, несомненно, должна была способствовать более тщательной обработке земли и увеличению урожайности. По оценке Н. П. Огановского, на хуторах можно было ждать повышения урожайности на 25 % примерно через пять лет.[1974] Но эффект мог быть не столь велик, как ожидалось: исследования Н. И. Вавилова показали, что применение в России западноевропейской агротехники не дает такого прироста урожайности, как на Западе, в силу неблагоприятных климатических условий.[1975] Это подтверждается, в частности, сведениями В. А. Лабузова, которые показывают, что хуторские хозяйства Южного Урала не имели существенных агрономических преимуществ перед хозяйствами крестьян-общинников и точно так же страдали от частых в этом регионе засух.[1976] Кроме того, при экономических расчетах часто не учитывались затраты хуторян на перенос построек и обустройство на новых местах; эти затраты существенно затрудняли и замедляли процесс аграрных преобразований.[1977] Необходимо напомнить о том, что и в Германии агротехнические реформы давали лишь медленный и постепенный эффект, что рост населения долгое время поглощал их плоды: спустя тридцать лет после начала реформ Германия испытала большой голод, который стал одной из причин революции 1848 года.[1978]