Евангелие от Тимофея. Клинки максаров. Бастионы Дита - Юрий Брайдер

И вот наступил момент, когда цитадель Стардаха во всей своей мрачной величавости предстала перед ними. Опять их было четверо (не считать же за людей тесно сгрудившийся вокруг человекообразный сброд), но трое из этой четверки внешне и внутренне стали совсем другими, а место лукавого старца занял неискушенный юнец.

Никто не вышел им навстречу — ни с оружием в руках, ни с ключами на блюдечке. На стенах не развевались стяги и не сверкали алебарды защитников. Створки ворот были распахнуты, а решетка, каждый прут в которой был потолще талии Генобры — поднята.

— Можете войти в цитадель, — после некоторого раздумья сказала Надежда главарям разбойничьей армии. — Там всего вдоволь, и вина, и сокровищ. Берите все, что сможете унести, но не смейте ничего поджигать.

Со сноровкой, весьма удивительной для этого с бору по сосенке набранного воинства, вся банда кинулась на приступ. Пока одни, ворвавшись в ворота, разбегались по многочисленным галереям и дворикам цитадели, другие, с помощью веревок и крючьев, карабкались на стены.

Штурм завершился в считанные минуты, о чем возвестил нестройный, но громогласный победный клич. Еще довольно долго изнутри доносился треск взламываемых дверей, звон посуды и радостные возгласы.

А потом настало молчание.

Никто не выходил из ворот, шатаясь под тяжестью добычи, никто не орал похабных песен, упившись драгоценными винами, никто не насиловал прислугу, если таковая еще оставалась в цитадели.

— Поставьте палатку, — устало сказала Надежда. — Или хотя бы постелите попону. Я хочу отдохнуть.

— Что все это означает? — спросил не на шутку встревоженный Артем. — Что там могло случиться?

— Все, кто вошел в цитадель, мертвы. И больше я ничего не знаю. О-о-о, — вдруг поморщилась она.

— Что с тобой? Ты не ранена?

— Нет. Это ребенок… Первый раз он шевельнулся во мне.

Смежив глаза, Надежда лежала на мягком чепраке, сработанном из шкуры какой-то огромной кошки и богато изукрашенном золотыми кистями и бронзовыми колокольцами. Тени быстро бегущих облаков проплывали по ее лицу, то пятная ярким светом, то затушевывая серой усталостью. Яшт, сидя в отдалении, смотрел на нее, и в глазах молодого жестянщика было такое искреннее, прямо-таки молитвенное восхищение, что Артем даже немного позавидовал приемному сыну Азда. Ничего похожего на ревность даже не шевельнулось в его груди. Это был совсем не тот взгляд, которым мужчина смотрит на соблазнительную женщину, скорее, это был взор верующего, созерцающего алтарь своего божества.

Калека ходил вокруг, отгоняя в беспорядке разбредшихся лошадей. Несколько коноводов, оставшихся при них, почуяв неладное, давно сбежали.

— Ты не забыл, как обращаться с клинком? — не открывая глаз спросила Надежда.

— Нет, — ответил Артем.

— Если со мной что-нибудь случится, тебе придется мстить за меня.

— Где сейчас опасность?

— Опасность со всех сторон. Стардах придумал мне какую-то ловушку. Лучше бы мы дожидались встречи с ним в чистом поле.

— Может, сейчас нам разумнее будет отступить?

— Никогда! — Надежда вскочила так стремительно, что Артем даже не уловил мгновения, когда ее тело отделилось от разостланного на земле чепрака. — Мы сейчас же войдем в цитадель, и будь, что будет. Время работает против нас, уясни это себе. Я ведь не могу носить ребенка под сердцем вечно. Ты и Калека пойдете со мной. Стардах не страшен вам в такой мере, как другим. Особенно, когда я рядом с вами. А ты, Яшт, оставайся здесь. Забейся в какую-нибудь щель, притворись мертвым и ожидай, когда тебя позовут.

Решительным шагом она двинулась к цитадели, но не напрямик, к воротам, а в обход — к дальней башне. Клинок — впервые во владениях максаров — развернулся на всю свою длину, и в ров посыпались сначала каменные зубцы, затем плиты и колонны, поддерживающие свод, а уж потом рухнула и вся башня, изрубленная вдоль и поперек. В стене образовался пролом, пока еще скрытый от глаз плотной клубящейся массой пыли, к которому вело нагромождение булыжников, кирпича, расщепленных свай и всякого другого строительного мусора, в который имеет свойство обращаться любое многоэтажное здание, внезапно покинувшее фундамент. По этому импровизированному мосту маленький отряд и вошел в цитадель.

Первое, что они увидели (кроме, конечно, угрюмой громады внутреннего замка да многочисленных пристроек, превративших эту дьявольскую скворешню в подобие Вавилонской башни), были бренные останки их воинства, столь неосмотрительно покусившегося на сокровища Стардаха. Одни вповалку лежали на плитах двора, другие в проеме проломанных дверей парадного входа, третьи — вперемешку с мешками, сундуками и бочками, извлеченными из кладовых — на истертых ступенях замковой лестницы. Позы, в которых их заставила окостенеть мгновенная смерть, выглядели весьма причудливо, однако выражение застывших лиц было одинаковым у всех — выпученные от ужаса глаза, оскаленные рты с вывалившимися, а иногда и напрочь откушенными языками, обильная седина, побившая немытые и нечесаные гривы. Невозможно было даже представить себе, какое кромешное наваждение могло так испугать этих головорезов, ожесточившихся в постоянном насилии и давно продавших свою душу (а возможно, никогда ее и не имевших).

Перешагивая через неподвижные тела, Надежда вышла на середину двора, предварительно измерив клинком расстояние до ближайших построек (некоторые при этом обвалились). Артем догадался, что она опасается нападения Стардаха из-за какого-нибудь укрытия и старается сохранить вокруг себя круг безопасности диаметром в пятьдесят шагов, что при разнице в длине клинков на одну треть давало ей безусловное преимущество в схватке.

Вот только что же будет, подумал он, когда сражаться придется внутри замка, в узости коридоров и в тесноте винтовых лестниц? Там ведь особо не размахнешься, если только не собираешься по примеру Самсона похоронить себя вместе с врагом.

— Стардах! — изо всей мочи крикнула Надежда, оглядываясь по сторонам. — Ты велел мне вернуться, и я пришла! Почему ты не встречаешь меня?

Узкий обломок стены одной из пристроек, с обнажившимися внутренностями комнат, зависшими в пустоте лестницами и распотрошенным добром, до этого чудом сохранявший вертикальное положение, рухнул, еще в падении распавшись на каменное крошево — и это был единственный ответ на ее слова.

— Выходи! — снова крикнула Надежда. — Иначе я вдребезги разнесу твое гнездо. — В доказательство своих слов она сверху донизу вспорола фасад замка, который, впрочем, устоял, за исключением одного-единственного портика перед входом.