Победитель. Лунная трилогия - Ежи Жулавский

— Я верю в это, — через минуту отозвался Марек. — Это старые методы, которые много веков назад использовались и на Земле… Мы давно оставили их, потому что они не слишком результативны: не приводят ни к чему. Не буду спорить, я хочу чтобы мою волю сразу исполняли, но не через страх. Люди должны понять, что это нужно им самим…

— А если не поймут?

Марек пожал плечами.

— Вернусь на Землю.

— Ты вернешься туда раньше, чем предполагаешь в эту минуту.

Разговор оборвался, потому что Победитель, утомленный долгим ночным путешествием, уже закрывал глаза, прислонив голову к твердой стене пещеры. Малахуда указал ему на охапку мягких шкур в углу и, поставив у постели холодное мясо и кувшин с водой, тихо вышел из пещеры.

Солнце как раз всходило и окрашивало красными лучами лежащий снег, который быстро таял в утреннем свете. На вершинах холмов, которые называли Могилой Марты и Могилой Петра, зажглись первые лучи дневного света, искрясь и преломляясь в мелких кусочках льда. На горизонте, за морем перед глазами старика поднимался гигантский кратер Отамора, лениво пробуждающийся ото сна и еще укрытый сверху облаками, как занавеской, заслоняющей сонные глаза от солнечного света. Со стороны востока, подобно потоку лавы, наплывал золотой свет, доходящий до самого подножия горы, до моря, скованного льдом, но западная сторона утопала еще в густой синей тени. Тень была и за горой, на огромном пространстве побережья, только там, прямо на западе, сверкал освещенными солнцем окнами город, тут и там окутанный клубами пара, постоянно поднимающегося с Теплых Озер.

«Вот и пришел новый день, — подумал Малахуда, — и неизвестно, что он нам принесет. Но что бы не произошло, это не сможет изменить обычный порядок восхода и захода солнца, даже движения волн, которые бегут по морю, когда растает лед. Ветер может сорвать камень с вершины Отамора и бросить его в долину, но самое большое счастье или несчастье людей не повлияет даже на крупинку песка на берегу».

Далеко, далеко на востоке, где день уже наступил, на море начал трескаться лед, и глухой, приглушенный рокот распространялся вокруг, отражаясь эхом от далекой горы. С другой стороны от залитого солнцем города доносились едва слышные звуки ударов молота о большой, свободно висящий диск, это было знаком радости. Малахуде показалось, что он различает вдалеке звук труб, донесенный до него западным ветром. Там, видимо, встречали победителей…

День давно уже наступил, и лед давно растаял, когда старик, снова выйдя из пещеры на вершину горы, увидел целую флотилию лодок, плывущую от города к острову. Он догадался, что это приветственная делегация, направляющаяся к Победителю, и пошел предупредить его об этом.

Марек, досыта выспавшийся и отдохнувший, сидел у входа в пещеру и с интересом наблюдал за растительностью, быстро поднимающейся навстречу солнцу, когда Малахуда предупредил его, что пора готовиться в путь.

— Только выйди им навстречу к морю, — попросил он, — я не хочу, чтобы они мне вытоптали тут всю зелень. Они плывут за тобой; меня с этими людьми ничего не связывает, я слишком долго был одиноким.

Потом он с отцовской теплотой простился с Мареком.

— Мы только несколько часов были вместе, — сказал он, — а я уже полюбил тебя. Я думал не раз и сейчас думаю, что плохо сделал, удалившись от людей в минуту твоего прибытия, но тогда я не мог поступить иначе. Теперь я тебя благословляю: дай Бог, чтобы у тебя все получилось! Больше я уже ничего не могу для тебя сделать. Не возражай, не смейся! Тебе кажется, что ты сильный, но я хотел бы проститься с тобой словами: возвращайся сюда, ко мне, когда там у тебя больше не останется дел — если бы у тебя не было другого пути, на светящуюся над пустыней звезду, с которой пришли когда-то люди на Луну. Ты стараешься искупить вину тех наших предков и несешь нам силу и свет: только бы ты оказался счастливее, чем они, и не нашел тут могилу, подобно им…

Говоря это, он указал на холмы, покрытые весенней зеленью.

Марек хотел что-то возразить ему, но тот только махнул рукой и, не оглядываясь, вошел в свое жилище. Победитель медленно пошел к берегу моря, размышляя о странных словах старика.

Лодки были уже недалеко. Можно было различить черные корпуса под ослепительно белыми в свете солнца парусами и людей, стоящих на борту. Мареку сразу же пришло в голову, что среди этих людей может быть Ихезаль… Горячая волна радости ударила его в грудь. Да, да! Она, конечно, там и через минуту выскочит на зеленую траву и пойдет навстречу ему, похожая на цветок, с приоткрытыми улыбающимися губами… Он уже заранее чувствовал благодарность за то, что она плывет сюда, чтобы приветствовать его, и сбежал с пригорка туда, где лодки должны были причалить.

Но по сброшенному на берег трапу сошел только Севин, приспешник первосвященника Элема, а за ним несколько старейшин города. Марек обеспокоенно посмотрел на другие лодки: там было много незнакомых людей и женщин, приветствующих его пронзительными криками.

— Победитель… — начал Севин, сгибаясь в поклоне так низко, что почти коснулся лбом его ног.

— Где Элем? — резко оборвал его Марек.

— Его Высочество правящий первосвященник прибыть не смог…

— Почему? Он должен быть тут. Он мой слуга.

— Его Высочество занят делами…

Марек оттолкнул монаха быстрым движением руки и, не слушая ничего больше, вскочил в лодку.

— Поднимай парус! Выходим в море! — приказал он матросу.

Тот обернулся на Севина, который остался на берегу.

— В море! В море! — крикнул Марек.

Севин, видя отплывающего Победителя, сел с товарищами во вторую лодку, после чего вся флотилия с расправленными парусами понеслась к городу.

Прямо из затоки, расположенной вблизи от прежнего замка шернов, Марек отправился в храм. Оказавшись там, он немедленно послал людей, чтобы они привели Элема. Первосвященник явился не слишком скоро, и выражение его лица значительно отличалось от прежнего, уступчивого и покорного. Правда, он и теперь совершал перед Победителем низкие поклоны, называя его господином и властителем, но глаза его дерзко блестели, противореча произносимым словам.

Марек вспомнил совет, данный ему Малахудой. Глядя на бывшего монаха, он подумал, что поистине неплохо было бы укоротить его короткое тело еще на голову, так как он, несомненно, будет сопротивляться всем его планам, но он отбросил эту невольную мысль, чувствуя, что при таком начале ему не удалось бы свернуть с кровавого пути…

Поэтому он только грозно спросил его, не отвечая на приветствие: почему он так поздно пожаловал?