Подводная лодка - Буххайм (Букхайм) Лотар-Гюнтер

Мне показалось, что я слышу всплески от весел.

Внезапно луч прожектора осветил нос шлюпки. Он выскочил из воды с нереальностью кинематографа, затем исчез во впадине между волн. Только голова человека на корме осталась видна. Он поднял руку вверх, чтобы заслониться от яркого света прожектора.

«Внимательно, Боцман!» — прокричал Командир. «Одерживайте шлюпку!»

«Иисус рыдает!» Еще один голос прямо в мое ухо, почти такой же неожиданный, как вскрик мичмана. Это был Стармех. Я не заметил, когда он появился на мостике.

Шлюпка снова поднялась на волне. Кроме рулевого, я насчитал шесть бесформенных фигур, склонившихся над веслами.

Боцман нацелился багром на шлюпку, будто пикой.

Смешанные крики. Боцман с помощью проклятий изловчился установить свои кранцы вдоль борта. Треснуло весло. Рулевой шлюпки бешено жестикулировал свободной рукой. Похоже, что крики в основном исходили от него.

«Смотри в оба!» — ревел боцман. «Берегись, неуклюжие подонки…»

Командир молча стоял на своем месте.

«Мостик!» — прокричал боцман. «Можете направить свет на корпус? Вы их ослепляете».

Шлюпка отвалила от борта подлодки, пока между нами не стало пять или шесть метров. Два человека поднялись на ноги, рулевой и еще один, которого я не заметил раньше. Таким образом, всего их было восемь.

Тем временем боцман получил подкрепления. На следующий раз шлюпка устремилась на нас и двое быстро один за другим прыгнули на наш корпус. Первый споткнулся и упал бы, если бы боцман не подхватил его. Второй прыгнул слишком близко и приземлился на одно колено, но один из наших матросов схватил его за шиворот, как кролика. Первый посетитель оступился в дыру настила от бомбы, второй споткнулся и тяжело приложился к остаткам платформы орудия. Был явно слышен глухой удар.

Кто-то сзади меня произнес: «Бьюсь об заклад, это не пошло на пользу его внешнему виду». Боцман выругался.

Две закутанные фигуры неловко взобрались вверх по борту боевой рубки. На них были надеты старомодные капковые спасательные жилеты, не способствовавшие проворным движениям.

«Buenas noches,[72]» — услышал я.

Мостик неожиданно переполнился людьми. Непонятный поток слов опустился на нас. Более низкорослый из двоих вскидывал руки вверх, как марионетка.

Лица обоих были практически не видны между воротниками и зюйдвестками. Их спасательные жилеты задрались вверх так в время недавних усилий, что руки второго, который не жестикулировал, высовывались как ручки кастрюли.

«Успокойтесь, джентльмены,» — сказал Командир по-английски. «Спускайтесь вниз, пожалуйста». Он успокаивающе похлопал в ладони.

«Это определенно испанцы,» — произнес мичман.

Несмотря на небольшой рост, эти двое были так упакованы в одежду, что им с трудом удалось протиснуться через люк.

Света в центральном посту было достаточно для начального рассматривания посетителей. Первый, очевидно капитан, был полный и с усиками. Другой был на полголовы выше и смуглый. Они оба оглядывались, будто искали убежища. Я впервые заметил, что у полного текла кровь из серьезной раны над глазом. Три параллельных багровых ручейка медленно ползли по его щеке.

Айзенберг пробормотал: «Э-э, да они испуганы!»

Он высказал очевидное. Я никогда раньше не видел такого жалкого страха. Затем мне пришло в голову, что мы сами по себе можем представлять нагоняющее страх зрелище с нашими сверкающими глазами, запущенными лицами и спутанными бородами. Банда дикарей в механических джунглях… И более того, мы скорее всего воняли как не знаю что. Большинство из нас все еще носили белье, которое украшало наши тела тремя месяцами раньше. Эти двое только что попали сюда из салонов розового дерева, проходов с коврами и подволоков, украшенных канделябрами. Тени «Везера»… Удивили ли мы их за обеденным столом? Не так, по крайней мере. То была еще середина ночи.

«Можно подумать, что мы собираемся перерезать им горло,» — добавил Айзенберг мягко.

Командир уставился на жестикулирующего иностранца, как будто тот был инопланетянином. Почему никто ничего не скажет? Мы все стояли кружком вокруг двух дрожащих марионеток, глазея на них в молчании. Тучный капитан размахивал обеими руками и продолжал выстреливать залп за залпом непонятных слов.

Неожиданно меня охватила ярость. Мне страшно захотелось схватить болтуна за горло и задушить его, размозжить его мошонку ударом колена… Я не узнал свой собственный голос, рычавший: «Вы, проклятые подонки! Вы как разговариваете!»

Командир с удивлением посмотрел на меня. Что же касается испанца, то он отреагировал на мой взрыв гнева неподдельным ужасом. Я не мог объяснить причины моей ярости, но я знал, что это было такое: мысль, что он почти сделал из нас убийц — что он просто не реагировал ни на что, заставил Командира ждать целый час, пошел к нам на этой игрушечной гребной шлюпке, вместо того, чтобы спустить катер, и при этом не обеспокоился зажечь огонь.

Испанец онемел. Его глаза метались от лица к лицу. «Gutte Mann, gutte Mann!»[73] — неожиданно он стал заикаться. Не зная точно, кому лучше всего адресовать эту гротескную форму обращения, он повернулся вокруг своей оси, неуклюжий как медведь в своем спасательном жилете и все еще крепко сжимая в руке непромокаемый мешок с судовыми документами под одной рукой. Теперь он протянул его нам, как бы сдаваясь на нашу милость. Мы проводили мешок глазами.

Командир взял бумаги. Его угрюмое молчание вызвало новую очередь стенаний, но он холодно прекратил их.

«Название вашего судна?» — спросил он по-английски.

«Reina Victoria, Reina Victoria!» — пропищал испанец.

Весь желание угодить, он поднялся на цыпочках, чтобы указать название на бумагах.

Наступила неожиданная тишина. Через некоторое время Командир опустил бумаги и поднял глаза. «Номер Первый — Вы говорите по-испански. Сообщите этому джентльмену, что его судна не существует».

Старший помощник, который наблюдал сцену с полным отсутствием какого-либо выражения на лице, казалось вышел из состояния транса. Его огуречное лицо вспыхнуло пунцовым румянцем, когда он стал говорить на запущенном испанском из-за плеча незнакомца. Глаза испанца расширились. Он посмотрел по сторонам, пытаясь поймать взгляд говорившего, но спасательный жилет мешал ему сделать это, не поворачивая всего тела. Теперь он был спиной ко мне и в этот момент я увидел это. Надпись по трафарету шла по низу его спасательного жилета и это было название «South Carolina»[74]. Я почувствовал волну ликования. Вот мы его и поймали! Старик в конце концов был прав — американец, маскирующийся под испанца…

Я кашлянул, чтобы привлечь внимание Командира и провел пальцем по кромке спасательного жилета. «Есть кое-что интересное, господин Командир. Здесь написано South Carolina».

Командир удивленно уставился на него, нахмурившись. Затем он повернулся к старшему помощнику: «Ну?» — резко спросил он. «Что все это означает?»

«South Carolina», — заикаясь, произнес старший помощник, «это так оно раньше называлось». Испанец, который внимательно прислушивался к его словам, подтверждал каждое слово энергичным кивком. «Они переименовали его в Reina Victoria. Его купили у американцев пять лет назад».

Командир и испанец уставились друг на друга. Молчание было настолько полным, что можно было расслышать, как каждая капля конденсата падала в льяла.

Мичман, который склонился над штурманским столиком, поднял голову. «Он прав, господин Командир. 14 000 регистровых тонн». Он указывал пальцем на строчку в Регистре судов.

Командир переводил глаза от Крихбаума на испанца и обратно.

«Будьте добры повторить еще раз?» — произнес он в конце концов, голосом острым, как лезвие бритвы.

«Оно числится в приложении, господин Командир,» — сказал Крихбаум. Когда Командир никак не отреагировал, он добавил вполголоса: «Старший помощник, должно быть, не посмотрел в него».