Дух времени - Анастасия Вербицкая

— Чаю хотите, господа?

— Пожалуйста… Пожалуйста…

Они с Соней внесли и поставили на окно самовар, чайник, посуду и закуску… Дым сизыми волнами плавал по комнате. Даже лица было трудно рассмотреть. Все смолкли и с интересом глядели на Тобольцева и на Соню.

С двенадцати звонки стали раздаваться все чаще. Тобольцев два раза прогнал выглянувшую няньку. Она пожала губы и побежала к барыне. «Гостей-то! Гостей!.. Чудеса!» — говорила она и покачивала головой. А у Катерины Федоровны падало сердце… Она вздрагивала при каждом звонке. «От кого?» — слышала она спокойный голос мужа. «От Софьи Федоровны», — звучал ответ. «Как это дико! При чем тут Соня?»

Соне тоже было странно и в то же время лестно слышать свое имя на всех устах.

Катерина Федоровна сидела у окна и глядела на улицу. Там было тихо. Два дворника разговаривали, сгребая снег. Извозчик на углу, обвязанный от мороза платком поверх шапки, ходил около саней и похлопывал в рукавицы. На большом дворе, наискосок, дети играли в снежки, и веселый визг их было так странно слышать в эти минуты… Вон прошла гувернантка с двумя девочками в зеленых плюшевых капорах. Кормилица в шубке и нарядной кичке[292] вынесла младенца… «Все живут… всем легко!» Вон двое гимназистов с румяными щечками, весело болтая коньками, пошли на каток… Это дети соседа из серого дома… «Счастливые!» Вдруг она увидела, что барышня на углу подошла к городовому. «Это к нам, — поняла она. — Но зачем же она спрашивает?.. Неужели они все спрашивают?..»

— Андрей, поди сюда!

Да, они глядели на дом. К ним подошли дворники. Стали советоваться. Барышня озиралась на окна.

— Черт знает, что такое! — рассердился Тобольцев. Он без шапки выскочил на подъезд и столкнулся с входившей на лестницу девушкой.

— Скажите, вы не знаете, здесь номер двадцать три?

— Третий, вы хотите сказать? — резко перебил ее Тобольцев.

— Ах да… Может быть, и третий… Я не знаю наверно…

— В таких делах, сударыня, все надо знать наверно, а не расспрашивать городовых да дворников… Пароль? — сурово спросил он в дверях квартиры.

Когда она вошла в кабинет, он кинулся в столовую, бледный от злобы.

— Вот через таких дур сколько народу пропадет еще? Узнаю наших интеллигентов!.. Даже адреса точного дать не могут… Нарочно прибил у парадного хода мою карточку… Доска на двери есть… Нет-таки!..

— Здесь квартира двадцать третья? — спрашивали многие Тобольцева после звонка. — Пароль? — сердито обрывал он.

— От тети Кати! — сказал один брюнет в шубе нараспашку и с душой нараспашку, судя по его улыбке и глазам.

— Что такое? — спросил Тобольцев, загораживая вход.

— Ах да! — И брюнет добродушно расхохотался, махнув рукой. — От Софьи Федоровны… Честное слово, совсем забыл…

«Экие вахлаки!..» — думал Тобольцев.

В кабинет входили в шапках, пальто и калошах. Сидели не раздеваясь или сбрасывая пальто на диваны. Тобольцев подал уже третий самовар. Чаю все были рады. Мороз крепчал. Курьеры были голодны. Соня не успевала мыть стаканы. К трем часам набралось уже около тридцати человек. Два раза приходила Фекла Андреевна, один раз Наташа, потом студент Кувшинов. Все, с темными глазами и взволнованно смеясь, пожимали руку Тобольцева. «Интересно! — на его вопрос ответил Кувшинов и встряхнул волосами. — Не каждый день такие впечатления переживаешь…»

Одни уходили, являлись другие. Целый калейдоскоп лиц прошел перед Тобольцевым. Внезапно явился Потапов. Гул голосов встретил его, когда отперлась дверь кабинета. Она захлопнулась, и жужжанье голосов напоминало звуки улья.

По коридору, взад и вперед, мимо Сони ходила недавно пришедшая Катя Кувшинова. У нее было необыкновенное лицо, полное какого-то торжественного мира, словно она шла от исповеди. Соня мягко предложила ей чаю.

— Нет, благодарю… Боюсь не успеть… Мне сейчас дадут поручение…

— А вам не страшно попасть под пули?.. Нянька прибежала сейчас из молочной. Говорит, что где-то стреляют.

— Да, с утра стреляют во многих местах… Но это все равно!.. Мы на это идем…

К ней подошел Тобольцев.

— А вам муж, Катерина Дмитриевна? От тоже курьером? Он был здесь час назад.

— Я его с утра не видала… Мы с ним простились, — как-то необычайно просто сказала она, но у Сони мороз пробежал по спине.

Тобольцев схватил руки Кати.

— А ваша девочка?

— Мы ее отдали знакомым… Если с нами что случится, ее отвезут в деревню, к бабушке… — Ее ясные глаза глядели через их головы куда-то вдаль. Звук голоса был глубокий и нежный, и в нем звучало отречение.

Тобольцев потер лоб, словно силясь что-то понять, потом ушел в столовую. Соня подошла к нему, потрясенная выражением его глаз, и мягко положила руку на его плечо.

— Сонечка… Мы с тобой видели сейчас героиню… Время шло, и настроение заметно менялось. Курьеры подъезжали, взволнованные. Получив директиву, зажав в руке или спрятав на груди бумагу, мчались назад. Дверь подъезда внизу гулко хлопала. В передней, несмотря на топившуюся бессменно печь, стоял холод, и Соня кашляла, кутаясь в платок. Тобольцев пил чай, сидя на табурете у печки.

Приехала Софья Львовна и тоже прошла в кабинет. Немного погодя она вышла и окликнула Тобольцева: «Послушайте! Нам там нечем дышать… Уступите нам еще одну комнату!»

— Откуда вас столько набралось?

— Узнали, что вы дали квартиру, и кинулись сюда… Вы думаете, легко найти? Обыватель отшатнулся… А ваша Засецкая…

— Почему же она моя?.. Ха!.. Ха!..

— Ну, да об этом потом… Ради Бога, дайте комнату!.. Мы — районные… Мы только там мешаем и путаемся…

— Пожалуйте в столовую… Сюда никто не войдет!..

В четыре часа резко дрогнул звонок. Катерина Федоровна ахнула и выглянула в переднюю.

— Таня!.. Да вы с ума сошли, так звонить!..

— Ах, пустяки!.. Да… Что я?.. Здравствуйте… Ну что там звонок! Если б вы знали, что делается!.. Николай Федорович здесь? — Она скрылась в кабинете. Из-за двери Тобольцев расслышал ее басистый голос. — Это невозможно, господа!.. Там стреляют по своим… — Какие солдаты?.. — Из Манчжурии… Они просят поезд вернуться на родину… — Им надо дать… — Как это нелепо, что об этом не подумали!

Через десять минут Таня вылетела, как бомба.

— Ну уж ваша Засецкая! — зашипела она на Тобольцева. — К ней пришли просить квартиру на завтра. А этот, ее старикашка, как выскочит, как затрясется! «Мы уезжаем… Оставьте нас в покое!..» А она: «Сергей Иваныч… Ах, Сергей Иваныч!..» Сама струсила, видно… А еще все хочется роль играть. Противная каботинка!.. Ну, прощайте, друг… Пожелайте мне успеха…

— Таня, постойте… Почему «прощайте»? Фу, как это все глупо! Почему не «до свиданья» все-таки?

— Ах, а я как сказала?.. Ну, до свиданья…

Она пошла к двери и вдруг вернулась, стихшая внезапно, с каким-то новым, странным лицом. «Поцелуйте меня», — сказала она грустно. Тобольцев схватил ее голову и поцеловал ее лоб, ее наивные и ясные глаза. Что-то оборвалось вдруг в его груди… Она кивнула головой и вышла… Звук ее быстрых шагов долетел с лестницы. Внизу хлопнула дверь… Тобольцев, бледный, проводя рукой по глазам, глядел ей вслед.

— Таня ушла? — спросила Соня, входя в переднюю.

— Да… И я чувствую, что никогда ее больше не увижу…

Соня вздрогнула. Все значение этих дней вдруг встало перед нею.» Многие ли из тех, кто сидят там, за этими дверями, встретят Новый год?.. Нет! Даже завтрашний день?

Сумерки падали. Тобольцев внес лампу в кабинет и задернул шторы. Зажег висячую лампу в столовой. Там тоже стоял гул голосов и плавал сизый дым.

— Обед скоро аль нет? — спрашивала нянька, входя в переднюю. — Марья говорит, на плите все уже сгорело…

Тобольцев взял ее за плечи и выставил за дверь.

Пробило пять часов. Катерина Федоровна подошла к мужу, тяжело ступая на всю пятку, «Андрей, скоро ли они уйдут? Меня трясет лихорадка». У нее было больное лицо.

— Я не могу их выгнать!.. — Он поцеловал ее руку.

В шестом часу Софья Львовна вышла первая из столовой. За ней гурьбой все высыпали в переднюю. «Николай Федорыч тут?» — спросила она хозяина и постучалась в кабинет. Через минуту она вышла вместе с ним. Потапов был в какой-то куртке верблюжьего цвета.

— Весь день по морозу бегал, — объяснил он. — Ну, до свиданья, Андрей!.. И горячее тебе спасибо! Коли понадобится, не откажи дать ночлег…

— Ну, еще бы!.. Я так буду рад! Заходи!..

Постепенно стали выходить и из кабинета. Соня спешно простилась и пошла в лечебницу.

Когда Тобольцев запер за последним гостем, он вошел в кабинет. Катерина Федоровна у письменного стола разбирала какие-то обрывки бумаги. У лампы, скомканная в пепельнице, лежала записка, оторванная от блокнота. Она развернула ее.