Подземный меридиан - Иван Дроздов

— Отношения между людьми, — продолжал он, когда кончил писать, — это, как бы вам сказать, фатум, судьба. Мы можем друг другу нравиться, а можем и не нравиться, но обойтись друг без друга не можем. Потому как связаны делом, судьбой. Так я говорю, Александр Петрович, или я не так говорю?..

— Верно, Борис Фомич. Опять же и мы вам…

— Нужны, Александр Петрович, ох как бываете нужны вы нашему брату, учёному. Приборчик испытать, опыт под землей поставить — как тут без начальника шахты, без бригадира обойдешься?.. Связь науки и практики. Движущая сила технического прогресса!.. Но позвольте, братцы, зачем вам малая электронная машина? Вы же знаете, что на вашей шахте будет осуществляться план комплексной автоматизации. В плане нет электронной машины, но зато там есть кое–что другое.

Тут Каиров метнул быстрый взгляд на Селезнева. И взгляд его говорил: «Как видишь, милый друг, я не забыл того, что говорил на собрании, но только не от одного меня зависит дело».

— План мы отправили в Москву, — сказал Каиров, — там его покрутят, потрясут, на свет десять раз посмотрят, и если одобрят, мы тотчас же с ним приедем к вам на шахту.

— Нас, Борис Фомич, не только далекая перспектива интересует, мы хотим и сегодня иметь автоматы. Вам, наверное, известно, что «Зеленодольская» крутой пласт грызет. Чем грызет? Устаревшим комбайном, а кое–где и отбойным молоточком!.. Техника первых пятилеток. Там, в вышине, под самыми звездами летают космические корабли; на земле конструкторы создают заводы–автоматы, электростанции, управляемые на расстоянии, а под землей — устаревший комбайн!

— В плане мы предусмотрели автоматизацию, высокую степень автоматизации, но если уж говорить начистоту, то мы не поднесем вам на блюдечке шахту–автомат. И никто вам не поднесет. Шахта–автомат — фантазия, блажь некомпетентных людей.

Каирову захотелось пофилософствовать. На него напал зуд откровения и красноречия.

— Ах, ребятушки вы мои! Будьте вы взрослыми и не верьте всяким россказням. Мало ли какие идеи приходят в голову иным ученым, особенно теоретикам. Им нужно свою зарплату отрабатывать, чины да звания получать, вот они и рисуют безлюдные гидрорудники да шахты–автоматы. А мы люди дела, наш институт производственный — нам не до фантазий. Проблемы автоматизации решаем поочередно и по частям. Например, догадались, что при помощи водички уголек можно на–гора поднимать — и сооружаем гидроподъемник. А там, глядишь, и соорудим электронно–вычислительную машину для шахт. Тогда у нас пойдут и шагающая крепь на крутых пластах, и автоматический транспортер, и многие другие механизмы. Но и тогда ещё далеко будет до безлюдной выемки. К автоматизации надо идти шажка ми — топ–топ, топ–топ… Недавно к нам пришли горноспасатели. Так, мол, и так, коллеги, на шахтах случаются взрывы. Нет–нет да и бабахнет в забое. Так нам бы приборчик такой, чтоб внутреннее давление почвы измерял, места скопления газов улавливал. А мы им и говорим: приборчик вам? Пожалуйста, соорудим приборчик. Сделаем ещё один шажок к сплошной автоматизации. Дайте нам срок, будет вам и белка, будет и свисток. Вставим в электронную машину дополнительный блок, она и этот орешек раскусит. — И, обращаясь к Самарину: — Верно я говорю? — Потом продолжил, оглядывая всех: — Как видите, задачи решаем малые, локальные. Фантазий лишних не разводим. Автоматизируем отдельные процессы. Особенно на крутых пластах. Тут уж не до жиру, быть бы живу. Вот и вся наша философия.

Денис во время беседы сидел, подавшись вперед, положив ладони на колени. Он смотрел на Каирова так, будто перед ним сидел не человек, а диковинное существо, и ждал, что же это существо будет делать дальше, как оно поведет себя в следующую минуту. Баринов слышал, что Каиров большой учёный, о нем распространялись слухи, как о человеке передовом, современном, — понятен был интерес рабочего к такому учёному. Но мало–помалу в пространном монологе Каирова о задачах науки Денис стал улавливать мысли человека обыкновенного и даже консервативного. В самом деле, что значит: «К автоматизации надо идти шажками». А если случилась возможность широко шагнуть, как, например, с диспетчером Самарина? Или опыты Пивня?.. Да они вообще сулят коренные перемены в угольных делах. Наконец, его собственная, Денисова, идея комплексной угледобычной бригады?.. Разве она не привела к революции в организации труда на шахте? А он говорит: «шажками… топ–топ…» Нет, Денису явно не нравилась философия Каирова. Мысленно он её окрестил «черепашьей». И немало дивился такому консерватизму в мыслях учёного.

Селезнев вел себя неспокойно. Он хоть и внимательно слушал Каирова, но все время ерзал на стуле, откидывался назад, всплескивал руками. В другой раз, покачивая головой, что–то бормотал себе под нос.

— Вас, учёных, нужно лицом повернуть к крутым пластам, — сказал Селезнев, едва скрывая раздражение, когда Каиров на минуту смолк. — Промышленность комбайны для нас выпускает, кое–где струги установлены, а приборное хозяйство отстает. Автоматика у нас не ночевала.

— «Атаман» сноровист, кровля слабая, тут нужна особая система автоматики, — вставил Борис Фомич, нажимая на слово «атаман» — так горняки окрестили самый крутой пласт угольного бассейна.

Начальник шахты не согласился с доводами Каирова, но и не протестовал. Он, правда, не скрывал своего несогласия, но почему–то не считал нужным возражать собеседнику. И когда Каиров кончил говорить, Селезнев, хлопнув в ладоши, сказал:

— Ладно! Вы нам только об одном скажите: когда будет электронная машина?

— Мила–ай!.. — протянул Каиров. — Она ещё в чертежах только да в наших головушках, — он показал жестом руки на свой лоб и на лоб Самарина.

Зазвонил телефон. Каиров поднял трубку. Выслушав, ответил:

— Сейчас приду, — и, положив трубку: — Извините, меня вызывает директор.

— Ладно, что ж… — проговорил Селезнев и поднялся. Селезнев и Баринов вышли из кабинета вместе с Каировым. Самарин шел следом и думал: «Какая–то чертовщина!.. Почему Борис Фомич считает машину далекой от завершения?..» Поравнявшись с Каировым, он спросил:

— Когда мне к вам зайти?

— После обеда, — сказал начальник лаборатории и простился с горняками.

После разговора с Шатиловым Борис Фомич пошёл обедать домой. Мария была в своей комнате, лежала на софе и просматривала текст роли, которую ей дали из недавно написанной местным драматургом Евгением Сычом пьесы «Покоренный «Атаман».

— Ты будешь сегодня меня кормить? — сказал он, присаживаясь у нее в ногах и стараясь заглянуть через край рукописи в глаза жены. Мария опустила листы и с минуту молча смотрела на мужа. Потом сказала: